Мы в город Изумрудный... (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич Страница 49

Двое других путников усталости не знали. Они были не совсем люди. Невысокий, набитый соломой часто падал, спотыкался, отставал, остальные терпеливо его дожидались и заботливо помогали ему преодолевать все тяготы нелёгкого пути. Второй, высокий, худой, сделанный из железа был внимателен ко всем, он успевал следить и за идущим впереди львом, и за измученной девочкой, и за неловким соломенным другом.

Ничто и никто не мешал им на большей части трудного пути. И казалось, так будет до самого конца. Но однажды вечером, когда до владений тёмной владычицы осталось меньше трёх дневных переходов, порыв предвечернего ветра донёс до путников отголосок далёкого воя. Все насторожились. Лев привстал, и глаза его тревожно сверкнули. Звук не повторялся. Показалось, решили все. Девочка вновь зарылась в гриву. И тут вой раздался снова. Уже гораздо ближе. И это был вой не одинокого зверя, вышедшего на ночную охоту. То был вой, вырывающийся сразу из множества глоток.

Волчья стая приближалась к путникам. И полная луна, освещающая каменистую равнину, уже видела сверху вытянутые фиолетовые тени, стремительно несущиеся по бесплодной земле.

Он бежал во главе стаи, он вёл её уверенно к одному ему известной цели, и вся стая покорно принимала его главенство. Попробовали бы они не принять…  Тех, кто осмелился оспаривать его право на лидерство, он вразумил давно и безжалостно. Мгновенный выпад, удар плечом, точный укус — и всё. Второго шанса он врагу не оставлял. Жизнь из разорванного горла вытекала горячей струёй, глаза строптивца мутнели, волки, скалясь и покорно прижимая уши, отступали. Он был вожак, и доказал это. Никто не мог противостоять ему, он был самый сильный, самый быстрый, самый умный. Стая признала его, и даже то, что он не был серым с подпалинами, после его впечатляющих смертельных уроков уже не имело значения. Наоборот, его необычный окрас давал ему массу преимуществ. Стая выходила на охоту по ночам. А он, весь чёрный от носа до кончика хвоста, и был — сама ночь.

Доведись ему жить в другом месте, у подножья Кругосветных гор или в густых лесах за Большой рекой, он жил бы гордо и вольно, ни перед кем не склоняя головы. Он не признавал над собой ничьей власти…  Кроме власти Богини. Только ей он подчинялся, только её приказы согласен был выполнять, только её боялся. Да, боялся. Хотя сам себе он не признался бы в этом никогда и ни за что, даже в самом потаённом уголке своей звериной души. Он принадлежал Богине весь, и ничего не мог с этим поделать. Он смирился. Такой выпал жребий. Так надо.

Прошлая жизнь, мелькнувшее детство, глупые щенячьи радости, какие-то разговоры, хозяева…  После встречи с Богиней всё это стёрлось из памяти почти начисто. Остались запахи, голоса, воспоминание о чужих руках…  Неужели он был тогда так глуп, что позволял кому-то гладить себя? Сейчас бы вряд ли кто-нибудь осмелился погладить его. Даже Богиня. Впрочем, она о подобном даже и не помышляла.

Чёрный клык. Так она его назвала, когда он впервые показал ей свой оскал. Клыки у него были огромные и белые. Но её это не смутило. Она не любила белый цвет. Она любила фиолетовый. Цвет ночи. Чёрный — это когда фиолетовая ночь закрывает глаза. Ты весь чёрный, проскрипела она довольно, я буду звать тебя — Чёрный клык. Ему было всё равно. Своё прежнее имя он забыл. Так ему казалось.

Верных слуг следует хорошо кормить. Богиня это знала. Верные слуги до тех пор сохраняют верность, пока хозяин заботится о них. Богиня заботилась хорошо. Ей это ничего не стоило. Достаточно было только приказать. Всё остальное стая делала сама. Настигала, рвала на куски, убивала. Охотилась. Охраняла границы.

Этим вечером Богиня позвала его, как делала прежде уже много раз. Убей их всех, приказала она. Мне они не нужны. Тебе нужна добыча — они твои.

И стая вышла на охоту. Чёрных клык бежал впереди, и волкам представлялось, что сам повелитель мрака ведёт их туда, где можно найти много горячей крови и свежего мяса. Волки выли в предвкушении славной охоты. Говорить по-иному они не умели. Да им это было и не нужно. Друг друга они понимали без слов, разговаривать с добычей — чего ради? Только вой, торжествующий, громкий, жуткий, будоражащий звериную душу. Он отражался от полной луны и возвращался к земле, многократно усиленный, наводя ужас как на тех, чья жизнь уже готова была оборваться, так и на тех, кого сегодня каким-то чудом минуют смертоносные клыки.

Если не съешь ты — съедят тебя самого. Это закон добычи. Единственный закон, которому волки подчинялись с радостью. В первую очередь потому, что они всегда успевали всех съесть первыми.

Те, чья линия жизни должна была вот-вот оборваться, никуда не бежали. Словно знали, словно чувствовали, что бегство не спасёт, что убежать от Её стаи невозможно. А может быть, они решили принять бой? Это было бы прекрасно. Мало удовольствия — рвать убегающую, жалкую добычу, не помнящую себя от страха. Другое дело — опрокинуть наземь смелого, яростного врага, дать ему понять в последние мгновения его жизни, что ты сильнее, насладиться его горячей кровью, пропеть над ним победную песню…

Чёрный Клык вылетел на холм и первым увидел тех, кто посмел приблизиться к владениям Богини. Они остановились в небольшой ложбине, три человека и зверь. Наивные, они, верно, полагали, что сумеют здесь каким-то образом защититься, как-то спастись. Они ещё не знали, что от Её стаи спасения нет.

Волки выметнулись вслед за вожаком, увидели первую жертву и взвыли с удвоенной злобой. Высокий железный человек стоял, широко расставив ноги, и лунный свет сверкал на лезвии его огромного топора. Память многих поколений предков убеждала волков в том, что именно этот человек — их изначальный враг. Человек с топором, каждая встреча с которым почти всегда оканчивалась смертью недооценившего свои силы волка. Но теперь их было слишком много для одного топора. И они были слишком сильны.

Чёрный клык не понимал их ярости. Железный человек его не интересовал. Он увидел свою добычу, настоящую, достойную такого вожака, каким он себя считал и каким на самом деле являлся. Огромный жёлтый зверь с пышной гривой смотрел ему прямо в глаза, и был в том прямом взгляде вызов и обещание смерти. И зверь был велик, и сил ему было не занимать.

Самые нетерпеливые волки уже пали под ударами топора, тела самых безрассудных уже окропляли землю вытекающей кровью, когда Чёрный клык молча бросился в атаку. Он использовал свой излюбленный, сотни раз с успехом опробованный приём: внезапным ударом сбить с ног, прокусить шею и сразу отпрыгнуть, уходя от ответного удара. Но с этим зверем такой приём не сработал. Слишком густая грива не позволяла добраться до его шеи. Чёрный клык отскочил, отплёвываясь, прыгнул в сторону, ударил ещё раз. Зверь покачнулся, зарычал, и в глазах его мелькнул страх. На самый краткий миг мелькнул, однако этого было достаточно, чтобы понять: зверь не устоит. Он не боец, не охотник. Он смел и отважен, но у него совершенно нет опыта вот таких схваток, когда в живых остаётся только победитель.

Где-то за спиной свистела сталь, хрипели волки, бессильно скользили по железу зубы. Вожак и зверь прыгнули навстречу друг другу, столкнулись в воздухе, и зверь, сбитый с ног, перевернулся через голову и упал на камни. Он сразу поднялся, готовый вновь броситься вперёд, но перед Чёрным клыком встала вдруг во весь свой невысокий рост маленькая хрупкая фигурка, единственный по-настоящему живой человек во всей этой странной компании. Она без страха смотрела на приближающуюся к ней оскаленную смерть, — безжалостную, неостановимую. Последнее, что она должна была увидеть в своей жизни. Эту тоненькую шейку, подумал он, так легко перекусить. Богиня будет довольна. Мы выполним её волю. Мы её уже почти выполнили.

Он приблизился к девочке, навис над ней всем своим огромным, состоящим из сплошных мускулов и сухожилий телом, заглянул прямо в её широко распахнутые глаза и — не увидел в них ожидаемого страха. Только бесконечная ранящая жалость и ещё что-то странное, напрочь забытое, мешающее, совсем ненужное…  Кажется, это называется любовь?