Tear You Apart (СИ) - "Kupidon" Страница 51

-…мне нравится, как твое идеальное тело дрожит от удовольствия… - Шелестящий шепот с истинно французскими нотками вызвал у Лены восторженную дрожь, а стоило полным губам провести влажный след по ушной раковине, как англичанка открыто выдохнула, вцепившись пальцами в чертово изголовье, откуда им запретили дергаться. -…ты хотела оказаться на своем месте, верно?…

- Заткнись просто, а? - с горящим румянцем пробормотала Лена, предательски содрогаясь от изучающих прикосновений француженки.

Та спускалась губами все ниже и ниже от горла к животу. Поймав по дороге один из коричневых сосков губами, она с удовольствием сомкнула на нем зубы, слыша судорожный выдох и сдавленное ругательство. Пока рот был занят одним полушарием, другое не оставалось без внимания внимательных пальцев, вырывая из груди напористой англичанки жалобные всхлипы. Когда ласкающий жадный рот добрался до пресса и обрисовал языком неясный вензель возле впадинки пупка, Лена пожелала связать свои руки цепями, потому что терпеть эту сладостную пытку становилось от мгновения к мгновению все сложнее.

«Якорь» давно ярко полыхал в приступе торжества своей хозяйки, из горла той вырывались тихие стоны удовольствия, увеличивающиеся в своей громкости пропорционально тому, как голова Вдовы спускалась все ниже. Спортивные хлопчатобумажные шорты были непозволительно тонкими и дыхание француженки опаляло так, словно ткани не было совсем, отчего жар внизу живота усиливался от каждого выдоха или вдоха, вынуждая англичанку кусать губы от нетерпения. Как же уязвимо она себя ощущала, но в то же время — это чувство непреодолимо завораживало и проносило по телу живительное тепло. Она нервно облизнула губы, приподняла бедра навстречу ласкам и протестующе замычала, когда их прижали обратно к постели.

- Тш-ш… - Шепнула Вдова, пронося по телу дополнительные вибрации от своего голоса. Лена лишь что-то тихонько промычала, когда чужие зубы царапнули кожу чуть ниже живота, прямо под резинкой шорт.

- Ниж… - начала она и смолкла, прервавшись резким выдохом, когда холодные руки сжали обтянутые тканью ягодицы. После этого длинные пальцы уцепились за края шорт и стянули их вместе с нижним бельем, заставив англичанку отреагировать на это сдавленным охом.

- Ты такая покорная. – Заметила Вдова, опаляя своим дыханием чувствительную кожу живота и не оставляя его без своего внимания в виде очередного «мазка» губами. - Une telle bonne fille…

Лена хотела сказать, что один лишь родной язык Вдовы заставляет ее дрожать, не говоря уже о том, что эта фраза была произнесена столь интимно и приглушенно, но не смогла даже заикнуться об этом, поскольку ощутила игривый укус на внутренней стороне бедра. Едва он был нанесен, его тут же накрыли шелковые губы и этот ритуал продолжался ровно до тех пор, пока с губ Лены не сорвалось хриплое:

- Пожалуйста… - щеки англичанки горели в судорожном румянце, пальцы давно вцепились в изголовье кровати так, словно разомкни она их, то просто свалится в необъятную пучину.

- Que voulez-vous? – Вдова нависла над еле соображающей Окстон, провела пальцами по ее подбородку и скулам, словно мысленно заставляя себя запечатлеть этот невообразимо прекрасный образ покорности обычно дикой и необузданной личности. - Dis-moi, bonne fille..

- Я не… - бессильно начала Лена и в который раз прервалась на полуслове, поскольку в этот раз ее прервали тем, что между бедер вклинилось колено француженки. -…черт.

Окстон была обескуражена и одновременно пребывала в странном животном восторге. В сексе она всегда ценила страсть и необузданность, под стать ее характеру и поведению. Ей были чужды подобные ласки и обращения, заставляющие ее ощущать удовольствие от нежности и игры на контрастах. Скорее, важную роль играл факт того, что она редко бывала на позиции пассива, но именно с Вдовой все вытекающие столь интимного процесса приобретали совершенно неожиданный поворот. Лена ожидала обычного секса, в лучших традициях собственного поведения, но то, что творилось сейчас… удивляло ее и интриговало столь же сильно.

Власть очень шла Вдове. Пронизывающее золото хищных глаз, точные и грациозные движения гибкого тела, будоражащий голос с соблазнительным акцентом – все это приписывало восседающей на ее бедрах Вдове статус поистине и без преувеличений Роковой Женщины, в чьих руках сосредоточение любой власти было словно само собой разумеющимся фактором. Когда холодные пальцы, способные легко задушить и спокойно держать тяжелую снайперскую винтовку, сомкнулись на теплой шее и провели изучающим прикосновением по всему торсу, Лена ощущала себя как будто под действием дурмана. Она ненавидела, когда ею командовали, управляли или как-либо распоряжались, но оказавшись под взглядом кипучего золота, в холодных точных руках, все словно переставало иметь значение и единственным смыслом жизни становились ощущения и подчинение этой прекрасной женщине.

Лена жаждала быть во власти лишь этих рук, таять от удовольствия лишь под этим взглядом, биться в восторге лишь в переплетении с этим гибким телом. Вдова медлила, как и всякая хищница, что поймала в свои лапы добычу. Хотя, нет. Она была беспощадным пауком, в чьих сетях давно изнывала наивная, но такая упрямая добыча, подстегивая к тому, чтобы ею уже немедленно занялись.

Ее губы посылали по телу волны удовольствия, когда они в очередной раз приникали к груди или чужим устам, руки заставляли подмятое под нее натренированное тело содрогаться, отчего желание и жар между ног распалялся сильнее. За такое короткое время, эта наглая британка посмела пробудить в ней то, что спало всегда под действием процедур и пробивалось наружу лишь после очередного убийства. Чертова девчонка стала словно наркотиком, помогающим чувствовать себя живой. Живой и обязанной этой англичанке…

Когда голова Вдовы плавно спустилась вниз, прямо к разведенным в приглашении бедрам, Лена не могла сдержать жалобного скулежа: поцелуи не прекращались, а лишь спускались ниже и ниже, а влажность и жар между ног увеличивались до невыносимости, требуя к себе внимания. Окстон сжала зубами нижнюю губу, позволила себе чуть привстать на локтях, чтобы лучше видеть обстановку между расставленных в стороны ног и тут же покрылась судорожным румянцем, встретившись с пылающим золотом прищуренных глаз, смотрящих на нее с блеском хищного азарта.

- Ха-а-а… - искренне шумно выдохнула Лена, закатив голову кверху, когда горячий рот француженки без лишних слов приник к источнику влажного тепла и возбуждения, сотрясая тело восторгом и дрожью.

Горячий язык был способен не только на горячие французские фразы и пытливые поцелуи, но и на виртуозные движения другого интимного толка. Именно по этой причине спальня уже через несколько мгновений заполнилась звуками жалобных стонов и тяжелым хриплым дыханием, изредка срывающимся на отчаянное:

- Вдова… - рука англичанки нетерпеливо коснулась черной макушки, похороненной между ее ног, и движения языка, скользящего по влажным складкам, прервались, заставив француженку возмущенно посмотреть на нарушителя покоя.

- Смотреть, но не трогать. – Заявила она ледяным голосом и лишь когда Лена с искренней жалостью убрала руку, та вернулась к своему занятию.

Чертово изголовье точно успело обзавестись лишними царапинами и неровностями от впившихся в него пальцев, но это мало заботило изнывающую Окстон. Когда та в забытьи приподнимала бедра навстречу ласкам и шепотом умоляла замедлить или ускорить темп, ей отвечали лишь крепкой хваткой властных рук, что прижимали ее обратно к шелковым простыням, а влажный язык немедленно заставлял англичанку вырвать из своей груди очередной неровный выдох.

«Якорь», сияющий в центре груди, не переставал разносить по телу дополнительное тепло, каждый раз, как сердце его хозяйки принималось делать настоящие кульбиты в груди. Когда же к ласкам языка и губ добавились холодные пальцы, Лена осознала, что не продержится так долго, как рассчитывала. Ее тело колотило до мелкой дрожи, разум метался впотьмах и сотрясался шквалами громких заявлений от панического «Не смей останавливаться!» до умоляющего «Еще!», в то время как руки не смели касаться того единственного, чего так жадно хотели, отчего и дрожали, и принимались яростно впиваться в подушки или покрывало.