Tear You Apart (СИ) - "Kupidon" Страница 69

- Как ты узнал… Все это? - Спросила Сомбра, когда пришла в себя после потрясения, собственно, как и сам Яки.

- Не знаю. Просто в какой-то момент у меня в голове как будто что-то вспыхнуло. - Он снова напоминал невинного ребенка, отчего страх в душе Сомбры уменьшил свою силу. - Воспоминания, которые Лене не принадлежат, как я понял. Мне сложно определять кому они принадлежат, потому что большинство из них я вижу от себя.

- От первого лица, ты имеешь виду? – Уточнила Сомбра, чуть хмурясь, и Яки рассеянно кивнул на ее вопрос. – Ладно… мы разберемся с этим позже. Только, пожалуйста, никогда не называй меня так больше.

- Почему? – тут же невинно спросил Яки, на что мексиканка несдержанно выдохнула:

- Потому что! – как напуганный ребенок, как нерадивый взрослый, как человек загнанный в угол… - Просто… не делай этого. Пожалуйста.

- Ты злишься на меня? – Яки сделал несчастное лицо, полное искренней тревоги, пока Сомбра глубоко вздохнула:

- Нет, Яки. Не злюсь. Иногда такое случается. Я расскажу тебе как-нибудь. Пойдем на базу. – Не дожидаясь ответа, Сомбра стремительно двинулась в сторону выхода с крыши, остановившись лишь раз, для того, чтобы услышать ответные тихие шаги за спиной и убедиться, что ее спутник не отстал от нее.

***

…она все еще чувствовала, так или иначе.

Например, переполняющую ее ненависть и злобу, каждый раз, стоило перед хищными глазами появиться Менгеле, она лелеяла и приветствовала, храня под сердцем, все еще бьющимся. Первобытная ярость держала ее сознание ясным, желание мести заставляло бороться, искушение стать палачом своего истязателя вдыхало в нее жизнь и двигало инстинктами охотника.

Но все это не могло пробиться сквозь внешнее равнодушие, походящее на крепкий панцирь. Впрочем, так, наверное, даже лучше. Легче усыпить бдительность и нанести неожиданный удар, когда момент будет подобран идеально.

Так или иначе, она нашла для себя выход, когда рой жужжащего контроля стал невыносимым. Не самый приятный, но ей не привыкать опускаться до всего и вся, лишь бы выжить и сохранить саму себя. Это стоило всех унижений и боли, если приносило хотя бы временный эффект покоя. Достаточный для того, чтобы проветрить голову и тщедушно порадоваться тому, что за ней в который раз оказалась, пусть маленькая, но победа.

Все начинало с банального, в понимании Вдовы. С боли. Чтобы заставить свой разум очнуться от заволакивающей ее постоянно пустоты – она причиняла себе боль. Заставляла себя каждый раз испытывать это чувство, чтобы ясно дать понять самой себе, что она жива. Боль стала проводником в ясность и трезвость рассудка. За долгие годы психологического и ментального подавления, медицинских обследований и практики, проведенных над нею, она научилась выжиданию. Во всех его смыслах.

Не сходила лишь равнодушная маска, которая, на самом деле, играла ее замыслу на руку. Впивая иглы, царапая гвоздями или стеклом собственные запястья, обязательно в той области, что была обычно защищена перчатками, ее разум кричал, в горле застревал крик, что не вырывался наружу, а туман и жужжащий рой рассеивался. Эти краткие передышки позволяли француженке напомнить себе о том, кто она, чего хочет и к чему стремится. Это было спасением, в некотором смысле. Схожее, скорее, с эйфорией от наркотика, где доза – это реальный мир и свобода мыслей.

Она искала темный угол, словно какая-то крыса или же… хах, паук. Уходила от лишних глаз, где была лишь она и никто более. Где не было даже «всевидящего ока» Сомбры, что не забиралась так далеко и глубоко в закоулки базы. Но Вдова терпелива, осторожна и изворотлива. Она научилась быть умнее того, кто имеет над ней власть. Какая ирония! Тот, кто заложил в нее эти чудовищные знания, теперь дрожит от страха каждый раз, ловя на себе ее взгляд. Если бы не препараты и манипуляции с ее разумом – она громко и торжественно рассмеялась бы.

Но ей хватает ее темного уголка, в который она ускользает каждый удобный раз, подобно настоящей змее, что зарывается в песок. Она не стыдилась этого. Стыд давно иссох в своем широком понимании, когда она канула в бездну своего разрушенного и плавающего сознания. Даже иногда удивительно, как она умудрилась столько выдержать? Но это последнее, что интересовало ее…

В своем убежище, которым являлся заброшенный и захламлённый старый карцер, поврежденный очень давно каким-то природным бедствием (скорее всего землетрясением, что объясняло огромные трещины в некоторых местах), Вдова предавалась иногда крайне необходимому для нее одиночеству. И заставляла себя «ожить». В некотором смысле этого слова.

- Я не знал, что ты куришь. - Жнец всегда появлялся в такие моменты, когда ожидаешь его меньше всего.

Француженка красноречиво затянулась и медленно выпустила изо рта сноп белесого дыма, струящегося в воздухе наподобие виртуозных лент.

Он был единственным, кто нашел ее место уединения. Сначала Вдова восприняла это, как вторжение на личную территорию, но тот никоим образом не давал понять о том, что несет какую-ту опасность в плане ее разоблачения. Он лишь изредка появлялся на полуразрушенном уступе, походящем на балкон, чьи виды выходили на безжизненный пустырь с северной стороны, и молчал, стоя рядом с ней. С какой целью? Она не интересовалась. Скорее всего, он просто искал такое же тихое и опустошенное место.

Внутри заброшенного помещения он не задерживался и всегда составлял ей компанию только на свежем воздухе, пока француженка стояла там же, смотря вдаль. Сегодня он застал ее за тем, что стало для нее дополнительным средством отвлечения, помогающим ей расслабиться.

- Я сама не знала. – Отстраненно донеслось от нее после очередной затяжки. – Что ты здесь делаешь?

Она всегда задавала этот вопрос. Не знала зачем и с какой целью, потому что тот все равно не отвечал. Однако, сегодня Жнец созрел для ответа:

- Свежий воздух всегда полезен. – Даже если он был таким обычным и нерасполагающим к каким-то особым дискуссиям.

Но было нечто особенное в сегодняшнем разговоре. Он даже походил на настоящий диалог между ними, когда в небе громыхнул гром, а после пошел дождь, заставив Вдову скривить губу, поскольку ее сигарета потухла от случайно упавшей капли. Бояться холодного ветра ей не приходилось – она всегда приходила сюда в своем излюбленном черном пальто. Но стихия начала набирать обороты довольно быстро и очень скоро безобидный дождь превратился в бушующую грозу. Прозвучавшие раскаты смогли пробудить во француженке воспоминания тех событий, которые заставили ее взять в руки сигареты.

- Совсем как в ту ночь. – Пробормотал Жнец приглушенно, а голос его оставался все таким же мрачным и равнодушным. Вдова чувствовала в нем отстраненную схожесть с ней самой.

- Тогда было хуже. – Пробормотала француженка, изящным движением пальцев отправляя испорченную сигарету куда-то в сторону и утыкаясь носом в высокий воротник своего пальто. – Это единственное, что я помню отчетливо.

Не самый содержательный разговор, но он был удивителен тем, что происходил вообще. Самые неразговорчивые и мрачные личности всея базы вели меж собой разговор – удивительно само по себе.

- Она странно ведет себя в последнее время. – Вдруг буркнул обладатель маски и черного плаща.

- Мне все равно. – Нет. Это было единственное, что ее заботило так сильно, как никогда. Та ночь вспоминается ею с потаенным ужасом, а любой раскат грома напоминает об этом роковом моменте. – Сомбра составляет ей компанию.

- Она теперь без ошейника. – Жнец был слишком разговорчив, а Вдова не возражала. В какой-то мере даже была рада поговорить – это продлевало ее «чистый» рассудок, заставляя держать его ясным.

- Да. – Просто сказала она, чтобы заполнить пустоту, но слова почему-то вырвались вперед нее самой. – Но это ничего не изменило.

- Я как будто слышу в твоем голосе нотки ревности. – От Жнеца послышался сухой и приглушенный ироничный смешок.

- Нет. – Да.

Чертов позорный ошейник был снят. Лена оказалась на грани жизни. Страх за ее жизнь заставлял Вдову также держать себя в ясности. До той поры она не вспоминала о такой вещи, как сигареты. Испробовав ее в одну из бессонных ночей, она уже не могла отказать себе в этом дополнительном источнике снятия стресса. Неспособная что-то сделать. Вынужденная выжидать.