Лукавое светило - И. Костюков Страница 3

— А по-моему, было! — утвердительно сказал Афанасий Кузьмич, — И что получается: район не управляется с севом, а они по железной дороге раскатывают. Скажите на милость, это порядок? Нет, непорядок!

Говорил Афанасий Кузьмич с жаром, сильно размахивая руками, то и дело поправляя кепку, которую он почему-то не решался снять. Б ходе этой беседы, сопровождаемой монотонным стуком колёс, мне и Дарье Петровне всё ясней становилось, что перед нами сидит человек, который всей душой болеет за судьбы урожая. Когда Афанасий Кузьмич обвинял районное руководство в либерализме и беззаботности, мне почему-то казалось, что в одном купе с нами едет взыскательный председатель колхоза, которого районные бюрократы в такую горячую пору вызвали на совещание. Но вот он стал ругать председателей колхозов за их неповоротливость, и тогда я был склонен принять его за какого-то районного руководителя или, на крайний случай, за уполномоченного по севу.

А разгорячённый Афанасий Кузьмич между тем продолжал:

— Посмотрите, пожалуйста, в окно! Видите, что там делается? Видите?

Мы посмотрели в окно. Сразу же за полосой отчуждения на расстоянии каких-то сорока — пятидесяти метров один от другого шли два трактора, волоча за собою пятикорпусные плуги. За плугами неотступно прыгали грачи.

— Видите, кто сидит на машинах? — спросил Афанасий Кузьмич.

— Девушки, — ответила Дарья Петровна.

— Вот то-то и оно, что девушки! — кивнул в сторону окна Афанасий Кузьмич. — А где, позвольте вас спросить, ребята, мужчины? Где? А? Если хотите, могу ответить. Одни работают в сельпо, другие в районе, а третьи вообще бог весть чем занимаются.

— А чем же они занимаются? — спросил Егор и впервые за весь путь улыбнулся.

— Кто чем, — ответил Афанасий Кузьмич, — Только не колхозной работой. Да что там говорить про других! Ты себя возьми. Вот окончил ты институт, стал ветеринарным врачом, а едешь, шут знает куда, под Белгород. А почему бы тебе в своём колхозе не остаться? А? Скажешь: и там нужны специалисты. Слышал я от тебя эту песенку… Нет. Егор, ты как хочешь, а моё такое мнение: все трудоспособные колхозники должны работать в поле, но не в сельповских чайных. Ясно?

Афанасий Кузьмич достал портсигар из карельской берёзы, взял сигарету, помял её и вышел в коридор курить. Когда за ним закрылась дверь, Дарья Петровна сказала:

— Серьёзный мужчина наш попутчик. Уж больно здорово разбирается в делах. Он что ж. председателем каким служит аль, подымай выше, в районе?

— Какое там! — махнул рукой Егор, — Толкачом работает.

— Ты уж извини, милый, — переспросила Дарья Петровна. — Я что-то не расслышала, кем он работает?

— Толкачом. Толкач, значит, — и, видя недоуменный взгляд Дарьи Петровны, Егор, где словами, где движениями руки, пытался разъяснить это непонятное для старушки слово. — Видите ли… Как бы это вам попроще растолковать?.. Словом, до войны он работал в нашем колхозе конюхом. Потом с лошадьми ему надоело возиться, что ли, или по каким другим причинам, но только он взял и без ведома колхозников уехал в город. Поступил на какой-то завод толкачом. Чёрт его знает, я и сам толком не могу объяснить, что это за должность… В общем, какие-то грузы по железной дороге проталкивает.

— Как же он себе живота не надорвёт? — покачала головой Дарья Петровна.

— Ничего, даже доволен работой. Приезжал избу продавать. Уговаривали его остаться в колхозе, да где там! Я, говорит, очень нужен для индустрии. Так и сказал: для индустрии. А вы тут, говорит, получше развивайте сельское хозяйство. С тем и уехал.

— А если б этого толкача да хорошенько огреть настоящим толкачом! — сердито сказала Дарья Петровна, — Знаете, тем самым толкачом, которым пшено толкут…

Что ответил Егор, я не разобрал. Вошедший проводник объявил, что поезд подходит к моей станции. Я оделся и направился к выходу. Проходя мимо Афанасия Кузьмича, я слышал, как он, наклонившись к какому-то пассажиру, одетому в гимнастёрку военного покроя, гудел:

— Нет, что и говорить, а у нас ещё много людей, которые пренебрегают сельской работой. А почему, спрашивается? Да потому, что у этих людей сознание не на должной высоте. Еот они и выискивают себе лёгкие хлеба…

Я уже дошёл до двери, а он всё гудел, гудел, гудел…

КОШКИН СЛЕД

Впервые за всю свою двадцатидвухлетнюю жизнь Виктор Комолов шёл по земле и не чувствовал её. Временами ему даже казалось, что он не просто шёл, как ходили все прочие, а парил между однобокой луной и обледенелой Огородной улицей.

Причиной неземных чувств Виктора была Галя. Сегодня в конце концов она позволила ему зайти к ним в дом и познакомиться с мамой. При этом Галя, смущаясь, шепнула, что мама видела Виктора много раз издали и будет рада встретиться с ним лично.

«Ну, брат жених, смотри не подкачай! — напутствовал сам себя Виктор, мечтательно поглядывая на луну, — Ещё немножечко — и ты переступишь порог домика с зелёными наличниками. Это будет чудесный момент! Галя представит меня. Я пожму маме руку и с поклоном скажу: «Виктор!..» Впрочем, нет! Так не пойдёт! Слишком примитивно. Так знакомятся одни ремесленники. Лучше представлюсь полностью: «Виктор Петрович Комолов!» Так будет более солидно. Потом-потом не мешало бы сделать для них что-то такое… этакое… словом, из ряда вон выходящее… например: починить утюг, принести воды, наколоть дров…»

— Впрочем, нет! Не то! — решительно сказал Виктор, ускоряя шаг. — Для такого случая надо сделать что-то другое… в общем, какое-то такое… одним словом, этакое, чтоб они, глядя на меня, развели руками и ахнули! Ну, скажем… Иду, допустим, вот сейчас, а навстречу Галя с мамой. Обо мне говорят. Вдруг из переулка выскакивает здоровенный тигр!.. Хотя нет, тигр тут не подойдёт. Такие звери в наших местах не водятся. А жаль! Я бы его!.. Ну, ладно, пусть будет не тигр, а хотя бы волк. Здоровенный такой волчище! Выскакивает, значит, из переулка и прямо к Гале с мамой! Я не теряюсь, бросаюсь, разрываю хищнику пасть и — р-раз! — перекидываю мёртвого зверя через забор!

Слово «р-раз!», вырвавшееся у размечтавшегося Виктора, разбудило спавшую под крыльцом дворняжку. Она то ли с перепугу, то ли из желания прихвастнуть своей бдительностью залилась частым тявканием. И в то же время из-под ворот соседнего с Галей дома выскочила взъерошенная кошка. Она несколькими прыжками перемахнула улицу, а потом, будто одумавшись, вернулась назад и уселась на тротуаре.

— Этого ещё недоставало! — процедил сквозь зубы Виктор, отступая назад. — Ну, что ты там уселась? Брысь! Пошла отсюда! А то сейчас как подойду да как дам по башке,