Рыбкина контора - Виктор Петрович Подкова Страница 4

Ну, и поехали они, скажем, в вагоне № 12.

Но вскоре, допустим, организм тов. Иванова затребовал граммов двести пятьдесят воды. И вот начинает он с повышенной скоростью передвигаться вдоль состава, поминая проводников недобрым словом. Отчего бы это? Да оттого просто, что в вагоне № 12 нет питьевой воды. И в вагоне № 11 — тоже. И в вагоне № 10. А в вагоне № 9 есть только портвейн № 72. Поскольку вагон этот называется вагоном-рестораном.

— Портвейн этого номера стоит у нас четвертной, — вежливо объясняют в ресторане. — Дороговато? Так ведь для нас обходится еще дороже — три года с конфискацией.

Тогда тов. Иванов устремляется, скажем, на кухню. Уж на кухне, чувствует, вода есть. И точно, есть. Правда, на кухню не так-то просто проникнуть по ряду причин. Например, лужи. А дым и чад такие, что воротит без противогаза. Наконец, посторонним вход запрещен.

Но, допустим, тов. Иванов проник. Ибо не совсем-то он посторонний. Все же он директор треста «Желдорресторан». И командует всеми вагонами-ресторанам и.

Ну, проник и, допустим, слегка остолбенел Скажите, отчего может остолбенеть директор желдорресторанов? Оттого, что вдруг обнаружил, в каких условиях трудятся повара, завпроизводством и кухонные рабочие? Или оттого, что, наоборот, не обнаружил в запасах пищеблока даже лука, не говоря уже о перце, горчице и прочих специях? Нет, просто оттого, что увидел, чем его могут накормить, приняв за рядового пассажира…

Но вот, слава богу, приехали на лоно природы. И тут в душе, напри: мер, упомянутого выше тов. Петрова что-то сдвинулось. Нет, ничего страшного — дело всего лишь в том, что ему на выбор предлагали сразу два мероприятия. Мероприятие № 1 было прямым следствием того, что в вагоне № 9 кончился портвейн № 72, и заключалось оно в поиске немаркированной жидкости местного розлива, проще говоря, самогона. Надо признать, трезвая душа тов. Петрова сразу отринула это мероприятие. И целиком раскрылась навстречу другому — коллективной пляске у костра.

И вот, покинув вагон, начинает тов. Петров прыгать и скакать у огромного искросыпительного костра. Ну, зачем, скажите, уважаемому человеку резвиться таким образом? А просто за компанию. И как же тут не скакать, когда вокруг сплоченно скачут человек триста? И сшибаются друг с другом на всем скаку — вот-вот кого-нибудь в костер невзначай столкнут. Тем более, что многие из них побывали уже на мероприятии № 1. В общем, похоже это на ритуальный танец дикарей, а отнюдь не на массовый хоровод, который имели в виду организаторы… Хотя и разносятся на всю округу диковатые выкрики руководящей кучки инструкторов: «Делай с нами! Делай, как мы! Делай лучше нас!»

Приходится делать. И лучше не объявлять, что ты, скажем, зам. председателя совета по туризму. Не услышат. А если услышат, спасибо не скажут. Поэтому тов. Петров и не объявлял.

Ну, а тов. Сидоров, также названный вначале, организмом крепок и душой неподатлив. Сидел он, допустим, уединившись в купе, и ни в какие мероприятия не встревал. Ну по какой, скажите, причине товарищ может заточить себя в купе? А, например, по той причине, что он является начальником вагонного депо. Он сам отправляет эти вагоны и понимает, что передвигаться по составу — занятие не из приятных. Он знает, что вагоны не ремонтированы с самого рождения, а не мыты, наверно, целый год, хотя полагается это делать перед каждым рейсом.

Наконец, в воскресенье вечером поехали обратно. И кое-кому удалось даже вздремнуть. Несмотря на всенощный рев магнитофонов и дикие песни — отголоски бурно проведенных мероприятий.

Доехали до города. Правда, не в семь утра, как было обещано, а в половине девятого. А к девяти — на работу.

Теперь опять представим себе, читатель, товарищей Иванова, Петрова и Сидорова. Вот они выходят поутру из «Туриста». Грязные, прокопченные, заспанные, с сильно обезвоженным организмом, поспешают они на работу… Вы скажете, что такое с указанными ответственными товарищами произойти не могло: на то, мол, они и ответственные. Допустим, правильно. А жаль. Ведь это они отправляют поезда «Турист» на лоно природы. Попади туда эти лица, кто бы, глянув на них поутру, не посочувствовал им, сердешным?

НЕ СТОРОЖ Я, ДИРЕКТОР…

Утильный автобус, надсаживая больное, железное нутро, одолевал километры.

Я ехал во Дворец культуры деревни Ключики, вспоминая волнующие рассказы товарищей из райотдела культуры про охват местного населения мероприятиями, и думал: «Сейчас меня тоже охватят. Хорошо, если лекцией или концертом. Хуже, если докладом». Воображение рисовало когорты местных докладчиков и легионы наезжих артистов…

Дворец культуры заметен издалека. Посреди небольшой деревни он держался молодцом, как официант столичного ресторана среди пугливых провинциальных клиентов. У запертых дверей стоял неопохмелившегося вида человек, одаренный наливным, сизым носом, и крепко дымил самокруткой.

Мы познакомились.

Человек, назвавшись Вавиловым, сплюнул самокрутку и кивнул на дверь: «Отпереть?»

Мы вошли в просторный вестибюль. Вавилов с гордостью показывал дворцовую внутренность очага культуры. Прошмыгнув в глубь сцены, он поливал мягким светом современный интерьер зрительного зала, разрешал пощупать добротный занавес, огладить сверкающее полировкой тело пианино «Элегия», а потом уводил в библиотеку с небольшим, но уютным читальным отделением. Все было красиво и фундаментально, на всем лежала печать нетронутой, девственной чистоты.

— Бережем помаленьку, — потирая руки, говорил довольный Вавилов, — тут у меня ни одной пылинки дуриком не сядет — не дозволю. И в старом клубе не дозволял, и здесь… Я ведь бывалый — который десяток лет за культурой слежу.

— Вы сторож?

— Я?! — оскорбился Вавилов. — Ты думаешь: и махорку смолит, и все такое? На обличье, значит, глаз устремляешь? А культура-то у человека, вот она где сидит, внутре, — Вавилов ткнул себя пальцем в область печени, — а снаруже у человека одна только видимость торчит безобразная. Директор я — вот оно что выходит!

Мы вошли в директорский кабинет, плотно укомплектованный новыми музыкальными инструментами. Здесь хозяин разошелся вовсю. Он ожесточенно метал на стол планы культурных мероприятий — месячные, квартальные, годовые и еще какие-то перспективные.

— Иные тут говорят, Вавилов — то, Вавилов — се, а Вавилов-то одних инструментов оптом на три тыщи закупил! Вот, гляди, музыкальный саксофон в 400 рублей, вот ударная музыка — 300 рублей, вот три гитары — меньше полутора сотен ни за одну не плачено! А вот «Юность» —