Часы с боем - Юрий Андреевич Арбат Страница 8

фамилией курносая девушка, уезжала из родного колхоза в областной город на курсы переподготовки. Ее мать, Анфиса Лукинична, хлопотливая и разговорчивая старушка, кроме точного адреса тетки, у которой придется жить, и собственноручно испеченных подорожников (хоть и пути-то всего полдня), надавала дочери сотню наказов. А напоследок добавила:

— И еще одно. Девушка ты, Татьяна, собой видная, возраста самого невестинского…

В этом месте Анфиса Лукинична, несмотря на свое высокое положение в колхозе — она была председателем ревизионной комиссии, — проявила некоторое слабодушие: смахнула невольную слезу. Специалисты-психологи установили, что любящая мать вне зависимости от характера и занимаемого поста обязательно должна смахнуть «невольную» или «непрошеную» слезу, стоит ей только заговорить о возможном замужестве дочери.

— Ты уж не спеши, доченька. В таких делах нужна осмотрительность. Отца твоего я два года марьяжила: все приглядывалась да испытывала.

Таня отозвалась с обидой:

— И что это вы, мама? Неужели я маленькая?

Но написать в случае чего все же обещала.

Не прошло со времени назидательной беседы и двух недель, как Таня прислала своей родительнице письмо, в котором сообщила об успехах в учении, подробно описывала спектакли, на которых успела побывать в областном центре, а в конце послания упомянула о встречах с неким товарищем, утверждающим, что девушки лучше Тани нет на свете. Дальше в письме было, как в известной песне: «Только точки, — догадайся, мол, сама».

У Анфисы Лукиничны от этих намеков сделалось сердцебиение. Она снова всплакнула, предчувствуя близкое расставание: судя по всему, у девушки не за горами собственная семья.

А спустя немного времени пришло еще одно письмо. Оно было коротенькое, но решительное. Анфиса Лукинична перечитала его трижды, сначала удивилась, потом рассердилась, весь день ходила темнее осенней тучи, вечером на вопросы мужа отвечала невпопад, а утром собралась в город:

— Как бы там Татьяна чего не начудила!

И поехала.

Приехав, она постучалась в дверь директорского кабинета одного довольно крупного магазина, расположенного на главной улице областного центра.

Из-за двери раздалось гостеприимное «войдите».

Анфиса Лукинична переступила порог. Она увидела средних лет человека в халате белее снега горных вершин, чуть лысеющего и чуть полноватого.

— Прощения просим, — неторопливым, деревенским говорком начала Анфиса Лукинична, — мне бы лично директора.

— Это я, — ответил человек в белоснежном одеянии.

— Имя-отчество позвольте узнать? — приветливо улыбнувшись, спросила Анфиса Лукинична.

— Иван Капитонович.

Старушка одобрительно закивала головой, словно лучше этого имени и отчества не было на свете, и принялась словоохотливо объяснять:

— Я, сынок, не могу, чтобы по батюшке не величать, потому как…

Директор строго перебил:

— Что у вас, гражданка?

Анфиса Лукинична отозвалась с обидой:

— А вы не торопите меня, Иван Капитонович! Может быть, я по делу! Хочу вам сказать, что там, в магазине, народ волнуется. Вчера к вечеру, говорят, привезли много тюля, а почти не продавали его. Куда’ интересуются, делся? Одна гражданочка очень активно книгу требует, жалобу писать собирается.

Иван Капитонович беспокойно поднялся с кресла:

— Простите, я должен идти в магазин.

— Идите, голубчик, идите, — заботливо согласилась старушка и уселась на стул возле директорского стола.

На секунду Иван Капитонович даже растерялся, но потом со всей официальной сухостью, на которую был способен, произнес:

— Не задерживайте меня.

Анфиса Лукинична замахала руками:

— Я не задерживаю! Что вы? Идите!

Рассердившись, директор повысил голос:

— Что вам еще надо? Кто вы такая?

— Я Курносенкова, — с готовностью назвалась старушка. — Анфиса Лукинична Курносенкова.

Иван Капитонович удивленно уставился на посетительницу и только и мог, заикаясь, промолвить:

— Анфиса… Лукинична?.. Это…

Старушка даже фразы закончить не дала:

— Вот именно, это!

И, встав со стула, взяла директора под локоток.

Иван Капитонович сиял.

— Какая потрясающая встреча! Простите, я в два счета улажу все в магазине и вернусь.

Когда директор исчез из кабинета, Анфиса Лукинична осмотрелась, попробовала пальцем, нет ли пыли на телефоне и лампе, и осталась довольна.

«Видать, человек хозяйственный, — подумала она. — Ох, Татьяна, Татьяна!..»

Вернувшийся Иван Капитонович по-прежнему сиял, как будто улыбка так и закрепилась на его лице.

— Ну как? — спросила Анфиса Лукинична.

— Полный порядок! — бодро отрапортовал директор. — Разъяснил по существу и заверил, что жалобная книга на проверке в торге.

Анфиса Лукинична взяла книгу в сером переплете, лежавшую на столе, и спросила:

— Эта?

— Точно! — подтвердил Иван Капитонович, деликатно отобрал книгу и, заглядывая старушке в глаза, не проговорил, а почти пропел; — Разрешите, уважаемая Анфиса Лукинична, считать, что в данный торжественный момент нашей с вами встречи я выступаю не в качестве директора магазина, а по родственной линии, как жених вашей дочери.

Старушка склонила голову и как-то сбоку посмотрела на Ивана Капитоновича. Отозвалась она неопределенно:

— А не торопитесь вы, товарищ жених?

— Почему же? — возразил Иван Капитонович. — При вашем любезном содействии…

— Мой голос совещательный. Тане замуж выходить, ей и решать. Я ведь к вам тайком от дочки. Сказала: пойду, мол, по магазинам. А сама решила посмотреть, что за человек Иван Капитонович. Чтобы ошибки какой не вышло.

Директор не переставал улыбаться:

— Оказывается, теща у меня будет что надо! Разрешите мне доложить по ряду пунктов. В рассуждении материальной стороны можно не беспокоиться…

— А я разве беспокоилась? В браке первое дело, чтобы любовь была.

— До гроба! — решительно поддержал Иван Капитонович и даже поднял руку, как бы голосуя за предельно долгий срок своих нежных чувств.

— И человек чтобы подходящий… — задумчиво продолжала Анфиса Лукинична.

— Вот именно: подходящий! — обрадовался Иван Капитонович. — Ие пустой? Да?

— Уж конечно.

— Деловой?

— Непременно.

— И при случае чтобы не зевал?

— Это в смысле выгоды, что ли? — вдруг хитро и испытующе глянув на Ивана Капитоновича, отозвалась старушка.

— Ну ясно!

Директор сел рядком со старушкой и доверительно стал говорить:

— Я чувствовал, что вы меня поймете. У Тани, у той есть кое-какие заблуждения. Это от молодости, от неопытности. Она святая простота. Жизни не знает. А жизнь сложна! Ох, сложна! Недаром говорили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных.

Анфиса Лукинична промолчала. Тогда Иван Капитонович повернул разговор на прежнюю стежку:

— Докладываю дальше: жилищный вопрос решен, можно ска-зять, в положительном смысле. Месяца через два приглашаем на новоселье.

— Квартиру дали новую?

Иван Капитонович покачал головой.

— Комнату?

— Тоже нет. Брат у меня, Федор, работает по жилищной части. Дело имеет с материалами. Решил построить домик. Свое имя он категорически не хочет упоминать. Сами понимаете, пойдут разговоры разные, сплетни, пересуды. А он кристальной души человек. Одним словом, оформил на меня. А мы между собой по-родственному договорились, что половина моя.

Анфиса Лукинична, прищурившись, смотрела на Ивана Капитоновича. А тот все