Артур Уолтермайр - Женщина в черном и другие мистические истории Страница 36

На мгновение сумеречный свет осветил его уродства, но затем его поглотило тёмное нутро хижины.

Солнце уже почти село. Лишь красный краешек его выглядывал из-за деревьев у озера, и на землю легли длинные тени. Где-то вдали плавали и резвились большие сомы, и громкие всплески, когда их скользкие тела выбрасывались вверх и снова падали в воду, единым хором доносились до берега.

Но скрытые зелёной листвой братья не обращали внимания ни на что, кроме цели — нервы их были натянуты, как струны, а сердца полнились решимостью. Джоэль аккуратно просунул два ствола ружья сквозь заросли, уперев приклад в плечо и ласково поглаживая пальцами спусковые крючки. Джейк крепко вцепился в стебель дикого винограда и притянул лодку к дереву, чтобы та не колыхалась на волнах.

Ещё чуть-чуть — и всё будет кончено!

Дверь хижины отворилась, и Рыбоголов спустился по узкой дорожке к озеру и устремлявшемуся прочь от берега бревну.

На нём не было ни обуви, ни шляпы, расстёгнутая хлопковая рубашка открывала взгляду жёлтые шею и грудь, джинсовые брюки держались с помощью затянутой на поясе бечёвки.

Хваткие растопыренные пальцы на широких, искривлённых ступнях Рыбоголова цеплялись за гладкий, шаткий, то и дело ныряющий древесный ствол, пока он не дошёл до самого края и не застыл, дыша полной грудью, подняв лицо без подбородка, в позе хозяина и владыки.

И тут его взор зацепился за нечто, что другой бы упустил — круглые дула двустволки и направленный взгляд блестящих глаз Джоэля, целившегося в него из сплетения зелёных ветвей! В тот же миг, буквально за доли секунды, словно ослепительной вспышкой, к Рыбоголову пришло понимание, и, запрокинув голову ещё выше, он раскрыл широкий, бесформенный рот, и над озером разнёсся его жуткий раскатистый крик.

И были в этом крике пронзительный хохот гагары, надтреснутое мычание жабы, лай собаки — в нём сошлись воедино все ночные звуки озера. Но были в нём также и прощание, и протест, и призыв!

И вот грянул ревущий выстрел двустволки!

Выпущенный с двадцати ярдов двойной заряд разорвал в клочья горло Рыбоголова. Он повалился вперёд, цепляясь за бревно, тело его забилось в конвульсиях, ноги задёргались в стороны, как у проткнутой лягушки; плечи его стали то горбились, то распрямлялись от спазмов, пока жизнь стремительным горячим потоком утекала прочь.

Голова его приподнялась между сведёнными судорогой плечами, и Рыбоголов взглянул прямо в глаза убийце, но затем кровь хлынула из его рта и, даже в смерти настолько же рыба, насколько человек, он соскользнул головой вперёд с бревна и медленно, с вытянутыми конечностями, пошёл ко дну.

В середине красноватого пятна, расплывающегося на кофейной воде, один за другим стали подниматься и лопаться пузыри.

Скованные ужасом от своего поступка, братья безмолвно наблюдали за происходящим, а в неустойчивое, от отдачи ружья утратившее равновесие каноэ через планшир хлестала вода; вдруг от сильного удара снизу по качающемуся дну лодка перевернулась, и оба оказались в озере.

Доплыть до берега не составило бы труда, а до ствола упавшего дерева было и вовсе рукой подать. Джоэль, все ещё крепко сжимавший ружьё, направился к дереву и достиг его одним гребком. Перебросив руку через бревно, он прижался к нему, поднимая брызги в попытках стряхнуть воду с лица.

Что-то схватило его — какая-то мощная, мускулистая, невидимая тварь вцепилась ему в бедро и со всей силы сдавила плоть!

Джоэль не издал ни звука, лишь глаза его вылезли из орбит, рот скривился в агонии, а пальцы крюками впились в кору на стволе. Медленно и верно, уверенными рывками, его неодолимо тянуло вниз, и, погружаясь в воду, он оторвал ногтями четыре белые полоски древесной коры. Сначала ушёл под воду его рот, потом — выпученные глаза, потом — растрёпанные волосы, и, наконец, скрюченная, судорожно цепляющаяся за бревно рука. Джоэлю настал конец.

Судьба Джейка была ещё более лютой, потому что он прожил дольше — достаточно долго, чтобы увидеть смерть Джоэля. Он наблюдал за всем сквозь пелену воды, стекавшей по лицу, и отчаянным усилием всего тела буквально навалился на бревно и выбросил ноги высоко в воздух, чтобы уберечь их от неведомой опасности. Однако он сделал это слишком резко, и его лицо и грудь окунулись в озеро с другой стороны.

Как только он коснулся воды, из глубин поднялась чёрная, плоская, вымазанная тиной голова громадной рыбы с ощетинившимися усами и блестящими бесцветными глазами. Огромные острые зубы сомкнулись на фланелевой рубашке Джейка. В панике попытавшись ударить рыбу, он наткнулся на ядовитый плавник, и, в отличие от Джоэля, пропал из виду с диким воплем, шумом и всплесками, так что стебли кукурузы на воде ещё некоторое время кружились в маленьком водовороте.

Водоворотик вскоре исчез, уступив место расходящимся во все стороны кругам, кукурузные стебли перестали кружиться и снова замерли, и только всё новые и новые ночные звуки нарушали тишину в устье рукава.

Все три трупа вынесло на берег в тот же день и примерно в том же месте. Кроме зияющей раны там, где шея переходит в грудь, повреждений на теле Рыбоголова не было.

Что же до тел Бакстеров, они были так обезображены и изувечены, что рилфутцы похоронили их вместе на берегу, так и не разобравшись, которое из них принадлежало Джейку, а которое — Джоэлю.

Уильям Хоуп Ходжсон

МОРСКАЯ НЕВЕСТА

Вот он, этот проклятый остров! — старый китобой, положив руку на плечо моего друга Тренхарна, протянул вторую в сторону горизонта. — Смотрите, вон там, за Соловьиным островом! Мореходы называют этот клочок скалистой суши Миражом, а на картах он носит гораздо более прозаическое название Среднего острова. Через некоторое время вы сможете разглядеть остров полностью, вместе с бухтой. Правда, я не берусь гарантировать, что яхта все еще там. Так что, в случае чего, не обессудьте!

Китобой сунул в бороду коротенькую глиняную трубку и дохнул на нас едким дымом. Не обращая на него внимания, мы с Тренхарном уже обшаривали скалы Миража линзами биноклей. Картина была безрадостной — глазу не на чем остановиться. А дальше, совсем уже на горизонте, виднелись другие мрачные скалы, — остров Тристан, самый крупный в архипелаге Да Кунья, утопал там в дымке тумана. Но нас не интересовали ни Тристан, ни Соловьиный.

Легкий бриз полоскал паруса, и наша шхуна скользила к конечной цели путешествия, в акваторию Миража. Я оглянулся на своего друга и заметил на его лице маску откровенного нетерпения. Стоит ли еще в бухте Среднего острова покинутое экипажем судно «Счастливчик», на котором плыла его невеста? Шесть долгих месяцев Тренхарн ожидал хоть каких-нибудь вестей о «Счастливчике», так и не дошедшем тогда до Австралии. Мой друг назначил большое вознаграждение за любые сведения об исчезнувшем судне. Награда досталась старому китобою, который и затащил нас в этот забытый богом и людьми архипелаг в южной части Атлантики, где он собственными глазами видел стоящий на якоре посреди тихой бухточки Среднего острова корабль, увезший в неизвестность будущую леди Тренхарн. На яхте не было ни одной живой души. Поиски на острове тоже не дали никаких результатов. Похоже было, что экипаж «Счастливчика» на берег не высаживался.

— Мы очень быстро убрались оттуда, — рассказывал китобой. — Моряки — народ суеверный.

И, надо сказать, я прекрасно понимал старика. Мне тоже показалось, что над островом нависла слишком уж гнетущая атмосфера. Тем более на покинутом «Счастливчике».

— Никто из наших просто не мог там оставаться, — попыхивая, как и сейчас, прокуренной своей трубкой, рассказывал нам китобой. — Сразу понятно, что место это не чистое. Опасное место!.. Когда я торчал на палубе той безлюдной посудины, то не мог избавиться от впечатления, что с минуты на минуту туда вернется ее экипаж, хотя голову готов был позакладывать, что их, горемычных, давно уже на свете нет…

В эту минуту громкое восклицание Тренхарна возвестило о том, что мой друг наконец увидел то, что так долго искал. Проследив за его протянутой рукой, и я поймал окулярами своего бинокля корпус «Счастливчика», светлым пятном выделявшегося на фоне черных прибрежных скал.

— Вильямс, смотрите, это он?

Старый китобой отвел ладонью протянутый ему бинокль и молча кивнул Тренхарну.

— Он самый, сударь! — подтвердил он после минутного раздумья. — Как видите, я вас не обманул.

Тренхарн обернулся ко мне:

— Я боюсь и подумать, Генрих… Меня всего трясет…

— Спокойнее, старина — я подхватил его под локоть. — Подойдем поближе, спустим шлюпку, и ты все увидишь сам.

Но, можете мне поверить, волновался в эту минуту я ничуть не меньше его.

Мы с Тренхарном спустились в шлюпку, и старый китобой, усевшись за руль, дал матросам команду грести прямо к покачивающемуся в отдалении на пологой волне «Счастливчику». Вскоре мы уже плыли над подводными рифами, которые были прекрасно видны сквозь идеально прозрачную воду бухты. Вокруг нас поднимались крутые, как стены какого-то чудовищного замка, скалы, со всех сторон окаймлявшие бухту.