Цвет в кино: от Кубрика до Пон-Джун Хо - Наливайко Максим Страница 8

Кадр из фильма «Нескромное обаяние порока» (1983)

Кадр из фильма «Живая плоть» (1997)

Еще один неизбежный испанский цвет — черный. Большинство героев Альмодовара, демонстративно «испанских» — черноглазые и кареглазые брюнеты и брюнетки со сверлящим взглядом. Конечно, черный — это и темнота в ночных сценах жанровых фильмов Альмодовара («Живая плоть», «Свяжи меня», «Кожа, в которой я живу»), и тени, и секреты. К тому же черные предметы или фигурируют, или регулярно упоминаются в репликах главных героев — католическая повседневная одежда священников, обязательный к ношению траур как визуальное переживание смерти, испанские быки и шапки тореро. В «Боли и славе» есть простая сцена выступления актера перед публикой — черные пустые кресла в зале, сложенные книжкой, больше всего напоминают надгробия на кладбище: одинаковые, трагичные и молчаливые. Альмодовар явно прибегает в последнем фильме к матиссовскому приему — разбавлять базовые черный и белый богатыми разнородными текстурами: от узоров кафельной плитки и дешевых платьев до тканей в интерьере и выпуклых пейзажей за окном, собранных в мозаику. А на крупных планах в «Боли и славе» седина постепенно вытесняет угольно-черные кудри Бандераса.

Кадр из фильма «Поговори с ней» (2002)

Альмодовар — один из самых изящных режиссеров в обращении с человеческой плотью, природным магнетизмом и сексуальностью. Он с первых фильмов работал с темой телесности, и с каждым разом было все очевиднее, насколько для него важна тема одиночества человека, запертого в своем теле. Вся «Боль и слава» построена на рефлексии главного героя о его старении: теле постоянно больном, измученном бесконечными диагнозами, теле терпящем. Шрамы на позвоночнике, тело во время операции — герой Бандераса предстает перед нами максимально уязвимым.

Телесный опыт и природа желания, зарождающегося от взгляда на другого, — то, на чем строится сексуальность и центральная тема фильмографии Альмодовара. Именно желание дарит фрустрацию и драйв, разрядку и колоссальное напряжение, завязано на зрении и прикосновении, а кожа соединяет и разделяет нас с миром. Кожа становится важнейшней темой Альмодовара в «Поговори с ней», где делом жизни двух одержимых чувствами мужчин становится поддержание жизнедеятельности — по сути, жизни тела — женщин, находящихся в коме. И конечно, особенную силу телесный цвет играет в псевдонуаре «Кожа, в которой я живу», где пересадка кожи — часть зловещего проекта по похищению и закрепощению чужого тела.

Кадр из фильма «Боль и слава» (2019)

«Боль и слава» начинается с синего: главный герой преодолевает гравитацию, зависая под водной гладью бассейна. Вода будет очень часто возникать в повествовании: морской бриз, берег моря, лазурь неба из первых воспоминаний. Так, небо главный герой в детстве видел лишь в качестве исключения: его нищая семья жила в землянке, куда солнечный свет пробивался через зарешеченное окошко. А его главное воспоминание детства — о запахе легкого бриза в летних кинотеатрах. Флешбэки будут буквально накатывать на героя, начинаясь с шума волн: даже в кровати он лежит на белье глубокого синего цвета.

Колышущееся море — настоящее действующее лицо и в предыдущем фильме Альмодовара «Джульетта»: оно меняет судьбу главной героини. А в «Дурном воспитании» и «Разомкнутых объятиях» синий постоянно уравновешивает в кадре контраст и напряженность противостояния белого, черного и красного. И именно в синих цветах «Боли и славы» главный герой в итоге находит долгожданное успокоение.

Автор: Алиса Таежная

Материал был впервые опубликован на сайте https://theblueprint.ru/

2002. «Необратимость» и другие фильмы Гаспара Ноэ

Цвета: черный, красный, желтый, зеленый, неон

Кадр из фильма «Вечный свет» (2019)

Всего за несколько фильмов, режиссер Гаспар Ноэ добился огромного эффекта в индустрии, создав несколько наиболее мрачных и тревожных фильмов по обе стороны Атлантики. Практически любая работа Ноэ вызывает полярные реакции кинокритиков и скандалы. В тексте Алиса Таежная разбирает, как Ноэ уже 20 лет эффектно работает с раздражающим неоном, глубоким черным, витальным красным, паническим желтым и беспокойным зеленым, создавая собственную контрастную и неудобную визуальную вселенную.

Кадр из фильма «Вечный свет» (2019)

Когда мы хотим сказать, что реальность неоднозначна, мы употребляем клише «мир — не черно-белый». Визуальность Гаспара Ноэ распадается на два цвета — черный и все остальные. Время действия — чаще всего ночь: даже день кажется сумерками. В помещениях почти никогда нет центрального яркого источника света, комнаты соединены коридорами, а силуэты выхватывают из темноты боковые касания яркого света. Герои могут носить черные бандитские кожаные куртки и лаконичные платья, осторожно красться из комнаты в комнату чужих квартир и городов, замирать в темноте после секса — все повествование Ноэ строится на брожении теней.

Операторы Ноэ следуют за героями, упираясь им в спину, так что зритель моментально врастает в темную нечеткую фигуру протагониста, вживается в его тяжелое тело. Черный герой исследует неизвестные пространства, где музыки и шумов всегда больше, чем света; встречает людей, которых скорее угадывает, чем узнает; двигается наощупь по отсветам и сигналам других — как первобытное существо. Страшное, переходное и гнетущее герои Ноэ часто переживают как черный экран или темноту. Маленькие дети во «Входе в пустоту» вспоминают аварию и смерть родителей как массу черного цвета, по которой скользит свет уличных фонарей. Трагедию передает неподвижность черных тел и уличный шум, а не кровь, хлещущая через край.

Кадр из фильма «Вход в пустоту» (2009)

Черный у Ноэ — это темнота мотивации и растерянности, тяжесть человеческого бремени, воплощенный вес жизни и испытаний, которые мы тащим с собой. Желая оставаться неузнанными и непонятыми, прячась от других и себя, мы остаемся ночными животными. Для которых мрак с еле различимыми акцентами цвета — среда тайны, интимности, анонимности и возможности хоть немного сохранить себя от чужих глаз и главное — всевидящего ока.

Кадр из фильма «Экстаз» (2018)

Агрессивный, витальный, претенциозный и доминирующий красный — второй после черного в палитре Ноэ, чаще всего с ним контрастирующий. Уже в дебюте режиссера «Один против всех» присутствие болезненного красного размечает сцены, в которых главный герой доходит до ручки. Его переполняет гнев в порнокинотеатре с красными сиденьями, отвратительная жена носит красное платье, один из диалогов происходит в разделочном цеху с развешанными вокруг мясными тушами.

Красный окончательно захватывает кадр Ноэ, начиная с «Необратимости». Все помнят подземный пешеходный переход, где на героиню Моники Беллуччи нападает насильник. Сжимающееся красное пространство делает мучительную сцену органически невыносимой для зрителя: в таком красном задыхаешься и впадаешь в панику. Самый интересный отсутствующий красный — полоски теста на беременность, которые не видит зритель, но которые меняют судьбу героини «Необратимости» (а потом и «Любви»).