Владимир Бенедиктов - Стихотворения (1884 г.) Страница 15

«Увы! мечты высокопарной…»

Увы! мечты высокопарнойПрошел блаженный период.Наш век есть век утилитарный, –За пользой гонится народ.Почти с младенчества изведавВсе тайны мудрости земной,Смеемся мы над простотойСвоих отцов и добрых дедов;Кряхтим, нахмурив строгий взгляд,Над бездной жизненных вопросов,И каждый отрок наш – философ,И каждый юноша – Сократ.У нас всему дан путь научный,Ходи учебным шагом кровь!Нам чувство будь лошадкой вьючной,Коровкой дойною – любовь!Не песен мы хотим любовных, –Нам дело подавай, поэт!Добудь из следствий уголовныхНам занимательный предмет!Войди украдкой в мрак темницы,В вертеп разбоя, в смрад больницыИ язвы мира нам открой!Пусть будет висельник, колодник,Плетьми казненный огородник,Ямщик иль дворник – твой герой!Не терпим мы блестящей фразы,Нам любо слово «обругал»И пуще гибельной заразыПротивен каждый мадригал;И на родных, и на знакомыхГотовя сотни эпиграмм,О взятках пишем мы в альбомахЦветущих дев и милых дам,Но каюсь: я отстал от века, –И мне ль догнать летучий век?Я просто нравственный калека,Несовременный человек;До поздних лет мне чувство свято,Я прост, я глуп, и – признаюсь! –Порой, не видя результата,Я бредням сердца предаюсь,Мечтой бесплодною взлелеян,Влачу страдальческую грусть,Иными, может быть, осмеян –Я говорю: бог с ними! Пусть!Но в мире, где я всем измучен,Мне мысль одна еще сладка,Что если Вам я и докучен,То Вы простите чудака,Который за предсмертной чашей,Как юбилейный инвалид,На прелесть молодости ВашейС любовью старческой глядитИ, утомленный жизни битвой,В могильный скоро ляжет прахС миролюбивою молитвойИ словом мира на устах.

Война и мир

Смотришь порою на царства земли – и сдается:Ангел покоя по небу над миром несется,Всё безмятежно, безбранно, трудится наука,Знание деда спокойно доходит до внука;В битве с невежеством только, хватая трофеи,Борется ум человека и копит идеи,И ополчавшийся некогда дерзко на веруРазум смиряется, кротко сознав себе меру,И, повергаясь во прах пред могуществом божьим,Он, становясь в умилении веры подножьем,Злые свои подавляет насмешки над сердцем,С нищими духом – глядишь – стал мудрец одноверцем.Мысли крыло распускается шире и шире.Смотришь – и думаешь: «Есть человечество в мире.Господи! Воля твоя над созданием буди!Слава, всевышний, тебе, – образумились люди,Выросли дети, шагая от века до века,Время и мужа увидеть в лице человека!Мало ль он тяжких, кровавых свершил переходов?.Надо ж осмыслиться жизни в семействе народов!»Только что эдак подумаешь с тайной отрадой –Страшное зло восстает необъятной громадой;Кажется, демон могучим крылом замахнулсяИ пролетел над землей, – целый мир покачнулся;Мнится, не зримая смертными злая комета,Тайным влияньем нарушив спокойствие света,Вдруг возмутила людей, омрачила их разум;Зверствуют люди, и кровию налитым глазомСмотрят один на другого, и пышут убийством,Божий дар слова дымится кровавым витийством.Мысли божественный дар углублен в изысканьяГибельных средств к умножению смертных терзанья,Брошены в прах все идеи, в почете – гремушки;Проповедь мудрых молчит, проповедуют – пушки,И, опьянелые в оргии дикой, народыЦепи куют себе сами во имя свободы;Чествуя в злобе своей сатану-душегубца,Распри заводят во имя Христа-миролюбца;Злобствует даже поэт – сын слезы и молитвы.Музу свою окурив испареньями битвы,Опиум ей он подносит – не нектар; святынюХлещет бичом, стервенит своих песен богиню;Судорог полные, бьют по струнам его руки, –Лира его издает барабанные звуки.«Бейтесь!» – кричат сорванцы, притаясь под забором,И поражают любителей мира укором;Сами ж, достойные правой, прямой укоризны,Ищут поживы в утробе смятенной отчизны.Если ж иной меж людьми проповедник восстанетИ поучительным словом евангельским грянет,Скажет: «Покайтесь! Исполнитесь духом смиренья!» –Все на глашатая грозно подъемлют каменья,И из отчизны грабителей каждый вострубит:«Это – домашний наш враг; он отчизны не любит».Разве лишь недр ее самый смиренный снедательСкажет: «Оставьте! Он жалкий безумец-мечтатель.Что его слушать? В безумье своем закоснеломПесни поет он тогда, как мы заняты делом».«Боже мой! Боже мой! – думаешь. – Грусть и досада!Жаль мне тебя, человечество – бедное стадо!Жаль…» Но окончена брань, – по домам, ратоборцы!Слава, всевышний, тебе, – есть цари-миротворцы.

Верю

Верю я и верить буду,Что от сих до оных местБожество разлито всюду –От былинки вплоть до звезд.

Не оно ль горит звездами,И у солнца из очейС неба падает снопамиОслепительных лучей?

В бездне тихой, черной ночи,В беспредельной глубинеНе оно ли перед очиСтавит прямо вечность мне?

Не его ль необычайныйДуху, сердцу внятный зовОбаятельною тайнойВеет в сумраке лесов?

Не оно ль в стихийном спореБлещет пламенем грозы,Отражая лик свой в мореИ в жемчужине слезы?

Сквозь миры, сквозь неба крышуУглубляюсь в естество,И сдается – вижу, слышу,Чую сердцем божество.

Не оно ль и в мысли ясной,И в песчинке, и в цветах,И возлюбленно-прекраснойВ гармонических чертах?

Посреди вселенной храма,Мнится мне, оно стоитИ порой в глаза мне прямоИз очей ее глядит.

Бездарный

Эх, горе мое, – не дала мне судьбаНи черствого сердца, ни медного лба.Тоска меня душит, мне грудь надрывая,А с черствым бы сердцем я жил припевая;При виде страданий, несомых людьми,Махнул бы рукою, – да прах их возьми!Ничто б за живое меня не задело:Те плачут, те хнычут, а мне что за дело?

А медный-то лоб – удивительный дар, –С ним всё нипочем, и удар не в удар;Щелчки и толчки он спокойно выносит,Бесстыдно вторгаясь, бессовестно просит,К стене стенобитным орудьем пойдетИ мрамор с гранитом насквозь прошибет;Другие во мраке, а он – лучезарен.Ах, я бесталантен, увы, я бездарен, –Из милых даров не дала мне судьбаНи черствого сердца, ни медного лба,

Когда бы

Когда бы прихотью свободнойВооружила ты свой взор,И, в свет являясь дамой модной,Любила слушать пошлый вздор,И я, по наущенью беса,С тобою б дерзостно болтал,И, как бессовестный повеса,Над всем священным хохотал,И, сплетни света разработав,Пускал в стократный оборотЗапас нескромных анекдотовИль соблазнительных острот, –Меня бы общество щадило,И кое-кто в наш вольный векЕще б сказал: «Как это мило!Какой приятный человек!»

А ныне свет своим сужденьемМеня язвит, как погляжу,За то, что я с благоговеньемК тебе сердечным подхожу, –За то, что, позволяя видетьСвоим глазам твои черты,Боюсь и мыслию обидетьВ тебе святыню красоты, –За то, что с старческим сознаньем,Не смея юность оскорбить,Я, полный чистым обожаньем,За грех бы счел тебя любить.Увы! Наш мир мечтам не верит,И, чужд их облачных вершин,Все мысли он и чувства меритНа свой предательский аршин.Средь общей свалки грязной прозыСмешны и неуместны в немДуши божественные слезыИ сердца трепетного грезыС их поэтическим огнем.

Я помню

Я помню: была ты ребенком;Бывало – ни в вихре затей,Ни в играх, ни в хохоте звонкомНе слышно тебя меж детей.

Как звездочка в белом тумане –Являлась ты в детстве, мила,И тихо, как Пушкина Таня,Без кукол его провела.

Бывало – в коротеньком платье,В домашнем своем уголке,Всегда ты в смиренном занятье –С иголкой иль книжкой в руке, –

В гостях же – с опущенным взглядом,Стыдливо склонясь головой,Сидишь себе с маменькой рядомДа щиплешь передничек свой.

Когда ты лишь жить начинала –Уж молодость я доконал,Еще ничего ты не знала,Когда я уж многое знал.

Лет тридцать я взял уже с бою,И, вольно, небрежно, шутя,Бывало – любуюсь тобоюИ думаю: «Прелесть дитя!

Да жаль, что мы пущены розноВ дорогу, – малютка, прости!Зачем ты родилась так поздно?Тебе ль до меня дорасти?»

И гордо, спокойно, бесстрастноЯ мимо тебя проходил,Я знал, что ты будешь прекраснаТогда, как я буду уж хил.

Но мог ли я думать в то время,Что после, как в виде цветкаРаспустится чудное семя, –С ума ты сведешь старика?

Во многом дожив до изъяна,Теперь не могу не тужить,Зачем я родился так рано,Зачем торопился я жить.

Посмотришь на юность – завидно!Судьбой всё не так решено, –И всё бы я плакал, да стыдно,И всё бы рыдал, да смешно.

Старому приятелю