Петр Голубовский - История Северской земли Страница 16

Устраивая монастыри, которые были распространителями просвещения, он заботился и о развитии в своей области наук и сам лично собрал обширную библиотеку, в которую входили кроме книг священных книги исторического содержания, переводимые с греческого языка на русский. Будучи сам прекрасно, по тому времени, образован, он видел, что вокруг него стояли люди, далеко уступавшие ему в образовании, и потому решился личным примером приохотить своих бояр к книгам. Во время своих празднеств с дружиной он беседовал с ними о различных предметах и в 1073 г. приказал диакону Иоанну перевести с греческого языка на русский книгу Василия, которая представляет из себя изборник (как она и названа) статей по различным отраслям знания231. Очевидно, этот изборник предназначался для общего пользования, для ознакомления с различными науками. Это заставляет нас предполагать, что в библиотеке Святослава Ярославича были книги не только духовные и исторические, но и по другим отраслям знания.

Принимая во внимание просветительную деятельность Святослава Ярославича в своем стольном городе, можно сделать предположение, что он стремился также к распространению христианства и в других областях своего удела. Вероятно, с этого времени началось усиленное распространение новой религии в Муромской области, вызвавшее энергическое сопротивление этого сильного племени. В предании о каком-то неизвестном князе Константине, причисленном к лику святых, сохранилась память о сильной борьбе, которую пришлось выдержать утвердителям христианства и подчинения Чернигову. Муромцы несколько раз изгоняли от себя провозвестников новой религии и запирались в своем городе, который приходилось брать штурмом. Между тем, как мы уже видели, соединение этой области с Черниговом, основанное на давних сношениях северян с муромой, происходило мирным путем: теперь оно должно было стесниться враждой. Вслед за эпохой Святослава мы видим в Муроме посадников черниговского князя, т. е. окончательное подчинение Мурома Чернигову, следовательно, и вся эта борьба должна была происходить в эпоху Святослава Ярославича. Это подтверждается еще и тем, что в 1096 г. мы находим в Муроме Спасский монастырь, который не мог быть основан после Святослава, во время смут, а следовательно, был сооружен при этом князе для упрочения христианства в Муроме. Это подтверждается и последующим ходом событий, как мы уже говорили в очерке колонизации. Поэтому нельзя упустить мысль преосв. Макария, что св. Константин есть не более как Ярослав Святославич, который с помощью отца водворял там христианство232.

Этим заканчивается наш слабый, по недостатку данных, очерк внутренней деятельности Святослава Ярославича. Рассказывая о его смерти, летопись изменяет своему обыкновению и не присоединяет никакой характеристики этого князя. Но сами факты рисуют нам эту личность: это тип князя-политика, менее рассчитывавшего на открытую силу, чем на ловкое переплетение интересов своих собственных с другими, не задумывавшегося над средствами для достижения своих целей, князя, привлекавшего к себе окружающих умением обходиться с каждым: он ладил и с вече, и с дружиной, и с духовенством; своим образованием и даром слова он производил на всех располагающее впечатление, а храбростью и решительностью заставлял своих врагов опасаться заводить с ним дело. Громадные средства, собираемые им благодаря богатству и развитию промышленности и торговли его удела, давали ему возможность легко осуществлять свои планы.

Но и этот князь-политик не обошелся без промахов. Главнейший из них состоял в занятии киевского стола. Стремление в Киев было общею слабостью черниговских князей, но к этому их приводил уже намеченный путь, которого избежать им было трудно, хотя бывали между ними и исключения. Между тем Святослав Ярославич стоял еще в начале удельной эпохи и был увлечен к занятию киевского стола только своими повсеместными успехами, а никак не исторической необходимостью, хотя, как можно думать, это не было неприятно черниговцам. Явившись в Киев, Святослав, естественно, окружил себя черниговскими боярами, черниговской дружиной, на которых он смело мог положиться, а следовательно, и все управление сосредоточилось в руках черниговцев, чуждых, как бы то ни было, интересам Киева. Киевские бояре, хотя бы даже партии, приверженной Святославу, были недовольны таким порядком вещей, когда они ожидали играть первенствующую роль, и поэтому мало-помалу должны были приставать к партии, враждебной Чернигову, и усиливать ее. Св. Антония и Феодосия уже не было в живых: черниговская партия теряла всякую силу. Всплыла наружу старая, едва забытая, вражда между Черниговом и Киевом, основанная на торговом соперничестве, на памяти подчинения северян полянам; занятие киевского стола черниговским князем стало являться как возвышение Чернигова и унижение Киева; явилось желание отмстить Чернигову. И вот черниговцы и киевляне начинают вековую борьбу, стараясь унизить друг друга: в средствах не останавливались. Явилась новая действующая причина, давшая целый ряд событий. Следующий период истории Северской земли явился как следствие раздробления Северской области, изгойства и вражды Чернигова с Киевом.

Глава VI

Олег и Давид Святославичи (1076–1123)

Теперь пред нами открывается самый интересный период истории Северской земли. Он наполнен борьбой двух личностей, выдающихся своими способностями, энергией и развитием. Это Олег Святославич и Владимир Всеволодович. Имя Олега соединяется у нас обыкновенно с понятием о тех усобицах и смутах, которыми так богат домонгольский период русской истории. В числе других личностей и Олег Гореславич, как называет его «Слово о полку Игореве», является одним из зачинщиков беспорядков, одним из самых неугомонных князей, наносивших столько зла Русской земле. Его заслоняет почти идеализированная личность Владимира Всеволодовича Мономаха, этого «труженика за землю Русскую», и своим блеском заставляет еще более темнеть пред собой личность Олега, своего упорного врага.

Такое почитание личности Мономаха произошло путем взгляда на историю как на собрание исторических фактов, взятых отдельно один от другого, вследствие чего оценка каждого из событий делалась только на основании самого же события без отношения его к другим событиям, без определения причин и следствий данного факта, на основании которых только и может быть составлен верный приговор каждого из действующих лиц. Походы Мономаха на половцев, взятые как отдельный факт, кажутся большой заслугой пред Русской землей, а поставьте их в ряду с последующими и предыдущими событиями, то окажется, что эта борьба с половцами, затеянная Мономахом, получит другой смысл. Мы еще будем говорить о них в своем месте. Точно так же, когда мы знаем уже историю Северской земли до 1076 г., следующий период покажется нам в другом виде, чем он обыкновенно выставляется, в особенности если припомнить, что предыдущий период, вытекший из изгойства, привел к возобновлению вражды между Черниговом и Киевом.

По смерти Святослава Ярославича в Киеве восторжествовала партия, враждебная Чернигову, и снова был принят Изяслав, явившийся в Киев с польским королем, который теперь без всякого опасения мог исполнить приказ его святейшества и обогатить себя на счет Киевской области. Всеволод без борьбы уступил ему Киев, а взял себе Чернигов. Таким образом опять повторялось применение изгойства к сыновьям умершего князя. Нельзя сомневаться, что главным виновником объявления сыновей Святослава изгоями был киевский князь, который мстил за изгнание свое из Киева, а Всеволод в этом случае видел свои личные выгоды.

В то время, когда Святослав Ярославич сделался киевским князем в 1073 г., Олег, старший его сын после Глеба, был им посажен на Волыни, во Владимире, Роман, как уже мы знаем, сидел в Тмутаракани, Глеб сидел в Новгороде, Ярослав, как можно предполагать, в Муроме, с которым он выдержал упорную борьбу; неизвестно, где был Давид; впоследствии мы находим его в Новгороде233. Теперь Олег был выведен из Владимира и должен был жить у своего дяди, Всеволода, в Чернигове234, который по праву был его отчиной. Черниговцы поплатились за свое временное возвышение над Киевом: у них был чужой князь, с чужой дружиной, состоявшей частью из переяславцев, частью из киевлян, у которых должно было теперь сосредоточиться все управление Черниговской областью. Понятно, что они также относились к подчиненной области, как недавно черниговцы хозяйничали в Киеве. Лишь только умер Святослав, Чернигов начал действовать, отлично зная, что ожидает его с переменой обстоятельств. Он вошел в сношения с изгоем, Борисом Вячеславичем, которого Святослав посадил в Вышгороде и таким образом привлек на свою сторону, и последний явился в Чернигов еще во время похода Всеволода на Волынь, в 1077 г., 4 мая235. Пробывши здесь восемь дней и, вероятно, убедившись, что собственными силами черниговцы ничего не сделают, он бежал в Тмутаракань, к Роману236. Олег не долго прожил в Чернигове, несмотря на старание Мономаха подделаться к нему угощениями на красном дворе237. Недаром Олег раньше жил близко с Владимиром: он прекрасно понимал эту идеальную личность. 10 апреля 1078 г. Олег Святославич бежал в Тмутаракань238.