Петр Голубовский - История Северской земли Страница 2

Наша летопись вообще темно говорит о первоначальной истории Руси, в особенности об ее юговосточных окраинах, но, судя по некоторым позднейшим фактам, можно найти и тут подтверждение сделанного нами вывода о сплошном славянском населении по Дону.

Известно то торговое значение этих местностей в самое отдаленное время, которое было притягательной силой для славянского населения. Эта торговля осталась даже и после занятия кочевниками южнорусских степей. Гораздо позднее, в XII в., мы встречаем на юге торговые пути: Залозный, Соляной и Греческий. Эти пути должны быть отнесены к очень давнему времени. Пути предполагают необходимо существование мест стоянки, потому что неестественно, чтобы на протяжении от Канева до Дона и на всем течении последнего не было укрепленных мест, в которых бы товары могли укрыться от кочевников. Это заставляет предполагать существование поселений в южных степях и особенно по Дону, которое нельзя не признать остатками прежнего сплошного населения в его бассейне. Мы уже видели город Тмутаракань. Далее по Дону мы встречаем город Саркел, называемый в наших летописях Белой Вежей. Что это был за город? Было ли это целое поселение или только укрепление?

По известиям Константина Багрянородного, этот город, Саркел, построен греческими инженерами по просьбе хазарского кагана как оплот со стороны кочевников, занявших к тому времени южные степи. Таким образом, Саркел является просто укреплением, выросшим вдруг на берегах Дона. Если бы это было так, то оно бы навсегда и осталось с таким значением и было бы только занято гарнизоном, а жителей иметь не могло, потому что селиться около него было небезопасно, а само укрепление не могло быть обширно, если только оно было построено с целью передового поста.

Странный факт мы встречаем при известии нашей летописи об этом Саркеле, противоречащий несколько ее характеру. Сколько бы она ни приводила иностранных имен, они являются хотя исковерканные, но все-таки целиком, между тем тут мы не встречаем и упоминания о Саркеле, а только о Белой Веже; отсюда ясно, что имя Саркел летописи известно не было, а она знала этот город под именем Белой Вежи. Это наводит на предположение, что первоначальное название его есть славянское, и впоследствии, со времени подчинения северян хазарам, последние перевели его дословно словам – «Саркел», что, по объяснению ученых, означает «Белый город». Если это так, то первоначально это было славянское население, стоявшее на важном месте у изгиба Дона, благодаря которому было важно по своему торговому положению. Желание обезопасить этот торговый пункт, где совершался волок из Дона в Волгу, и заставило хазарское правительство укрепить его, обнести «городом», т. е. построить стены. Наша мысль подтверждается переселением жителей Белой Вежи в 1117 г. в Русь20, в Северскую область, что служит доказательством славянства ее населения и родства с северянами21. Выходцы поселились у верховьев Остра, где в XVII в. было городище Белая Вежа22, а в настоящее время немецкая колония, Белемешь23. Они выселились, вероятно, потому что трудно было разрозненному населению Подонья отстаивать от кочевников свою независимость, когда родная земля не могла им дать помощи, поскольку почти до 1117 г. вела борьбу за сохранение своей самостоятельности от притязаний Мономаха и киевлян. К этому времени также относится падение Тмутаракани, оставленной северянами без поддержки. Таким образом, мы видим два значительных города, из которых первый имел и стратегическое и торговое значение, а второй – более первое. Однако же это были не единственные города по бассейну Дона; их должно было быть довольно, судя по сохранявшимся в XVII в. городищам24. Это были небольшие поселения, вначале не укрепленные, но, со времени занятия кочевниками южных степей, огородившиеся. Кроме этих остатков, указывающих на сохранение населения в степях в период кочевников, мы находим еще несколько названий городов, которые летопись называет половецкими, – это Шарукань, Сугров, Балин, Чешлюев, упоминающиеся при походах русских князей в южные степи25. Судя по этим известиям, все они находились на Дону, под которым здесь нужно разуметь Северский Донец26.

Своим основанием они относятся к отдаленной эпохе, или до занятия степей кочевниками, или к периоду занятия, когда началась борьба с ними населения Подонья. Что эти города не были половецкими, – на это указывает то обстоятельство, что «…половцы не были устроителями городов и, занимая оставленные другими народами городища, не могли укреплять и отстаивать их»27. Нахождение этих городов в области перечисленных нами городищ заставляет и последние отнести к эпохе им современной. Названия этих городов уже даны им при занятии их половцами, по именам занявших половецких ханов28. Однако же из перечисленных городов в XII в. не все еще были заняты половцами. Когда в 1111 г. русские князья ходили на землю Половецкую, то первый город, с которым они встретились у верховьев Донца, был Шарукань. И вот князья вместо того, чтобы брать его силой, посылают вперед процессию духовенства, с хоругвями и крестами, и сзади только следуют войска. Жители навстречу этой процессии отворили ворота и вынесли мед и рыбу29. Этот обстоятельный рассказ нашей летописи заставляет нас видеть в населении города остатки некогда бывшего в этой местности сплошного славянского населения. Занятие рыбной ловлей могло принадлежать и кочевникам, но пасечное хозяйство для них было невозможно. Но еще страннее самый способ взятия города: князья не хотят проливать крови, а посылают вперед духовную процессию, чего бы они не сделали, если бы город был занят половцами, потому что это только могло раздражить их еще более. Ясно, князья рассчитывали на обратное действие и знали, почему. Сугров они сожгли, потому что он не хотел сдаться. Но и тут является вопрос: был ли он населен половцами или родичами шаруканцев? Употребляя такое средство при взятии Шаруканя, князья, видимо, боялись встретить в этом славянском населении сопротивление себе. Шаруканцы отнеслись сочувственно к религии, а сугровцы могли отнестись к ней более равнодушно. Но понятно, что это не более как предположение, а что касается Шаруканя, то едва ли можно спорить против славянства его населения.

Эти оставшиеся города и городища рисуют нам целую картину борьбы коренного славянского населения с нахлынувшими кочевниками. Когда надвинулись последние, жители Подонья должны были укрепить свои жилища городами. Сначала борьба была еще не так трудна благодаря тому, что население находило опору в Хазарском царстве, а потом, по падении его, в первых киевских князьях, которые вели систематическую борьбу с кочевниками, когда междоусобия еще не раздирали так сильно Русь. Но после 1054 г. начавшаяся борьба между сыновьями, а потом между внуками Ярослава I оставила население юго-восточных окраин совершенно без поддержки: северяне не могли поддерживать своих земляков среди постоянных опустошений своих коренных областей. Последовала потеря Тмутаракани и ее области; затем и на Дону стало трудно держаться северянам, и они принуждены были отступать все далее и далее на север к пределам родной области и частью подкрепить собою поселения Донца, частью совершенно переселиться в Северскую область, чему пример мы видим на Белой Веже. Усилившееся поселение по Донцу начало борьбу против кочевников, но и тут постепенно должно было уступать им свою территорию. Мы видим здесь города, захваченные половцами, но видим также города и с христианским населением. Это население занимало целую линию городищ, вглубь степи по Донцу, и направлялось к системе соляных озер, столь необходимых для Руси. Стремлением очистить путь к этим озерам г. Аристов объясняет поход 1170 г. – Мстислава и 1184 г. – Игоря30. Это население должно было вести постоянную борьбу с кочевниками и, хотя не могло нанести им особенного вреда, но зато служило лучшим оплотом для Северской земли. Торговое и поэтому сметливое население Подонья и Тмутараканской области, благодаря своему положению попавшее в необходимость издавна вести борьбу с окружающим его врагом, приобрело стойкость и неустрашимость, а чрез знакомство с врагом и местностью получало большой вес в глазах Северской земли. Издавна привыкшее, еще со времени хазар, к свободным учреждениям, оно, благодаря сложившимся обстоятельствам, выработало в себе еще более независимый характер и стало поэтому в некоторое натянутое отношение к Руси. Это население представляет прототип казачества: это были бродники.

Служа оплотом со стороны кочевников, бродники были вместе и убежищем всем, кому тяжело приходилось от княжеских усобиц. Чем далее шло время, тем более это общество людей должно было усиливаться, и, наконец, в 1147 г. они являются на стороне новгород-северского князя, Святослава Ольговича, защищая удельно-вечевой порядок от централизационных попыток черниговских князей, Давидовичей. Они явились к нему на помощь, когда он был в области вятичей31.