Владимир Бенедиктов - Стихотворения (1884 г.) Страница 5

Гоше

НеужельИз этого весь случай вышел?Я говорил тайком.

Незнакомец

Он слышал.

Гоше

Издалека…

Незнакомец

Дошло в Рюэль.

Гоше

Помилуйте! Ведь каждый дышит,

Вздыхает…

Незнакомец

Кардинал всё слышит.

Гоше

Да разве страшен я ему?Что мой ему ничтожный говор?Я говорил лишь потому,Что мой отец – любимый поварБыл герцога. Поплакал я,Ручей из глаз невольно вытек.А то мне что? Я не политикИ дел их хитрых не судья.Что мне политика? Да рухниОна совсем!

Незнакомец

А иногдаУ кардинала не чуждаОна ни поваров, ни кухни.Он зорко смотрит и туда,И там всё чует, слышит, видит.Вы плакали, – он ненавидитИ смех, и слезы. Ни того,Ни этого, и ничего –Не нужно.

Гоше

Знаете его,Как видно, вы весьма подробно.

Незнакомец

Да. Мне рассматривать удобноЕго с изрядной высотыПри зрелищах его любимых.Его трудов неутомимых.Я вникнул в красные черты.

Гоше

Но кто ж вы? Мне понять вас трудно.Всё это странно мне и чудно,Я столько вижу тут задачМудреных. Боже мой! Откройтесь!Скажите: кто вы?

Незнакомец

Я – палач.

Гоше в ужасе отступает.

Нет, это ничего, не бойтесь.За откровенность вашу яВам заплачу теперь своею.Действительно, судьба меняСближает с вами. Я имею,Как вы, призвание в Рюэль.В одну и ту же метя цель,2 От общей бури мы укрылисьВ одной гостинице, – и вотМы здесь сошлись, разговорились,И сердце сердцу весть дает.Скажу, откинув лицемерье, –Мне кажется, я вам доверьеК себе внушил, и вы мне тож.При первом взгляде узнаешьИного и готов до гробаЕму служить. Семейны обаМы с вами, счастливы в семьяхИ в небольших живем кругах –В простонародье, но со знатьюПодчас знакомят нашу братью.Вот вы на ужин собралисьБлестящий, где меж господамиСидеть предполагали сами;Но – вы мечтою увлеклисьИ были б жертвой вероломства;Мои ж со знатными знакомстваИзвестны всем. Кровавый путьНазначен мне судьбой моею:Пред ними все сгибают шею –Я ж должен сам им шеи гнутьМоими рабскими руками.Мы оба с челядью в смеси:Отец и дед ваш поварамиУ герцогов МонморансиСлужили; сам я был в работеПри герцоге, на эшафотеЕму служа в последний раз.Теперь в Рюэль – вы всё сравните –Вы быть повешенным спешите.Туда ж я призван вешать вас.Но – нет! Я лучше сам в удавкуПойду! Уж я давно хотелПроситься в чистую отставкуОт множества нечистых дел.Злодеев истинных немало, –Пусть их бы. Обществу служитьВедь надо ж чем-нибудь – и житьС семейством; но у кардиналаТакие прихоти порой,Что я не в силах… Он игройСчитает это!.. ПоезжайтеСкорей в Париж – в обратный путь,А там и дальше как-нибудь,И никому не открывайте,Что здесь вы виделись со мной,Ни даже искреннему другу, –Иль я погибну за услугу,Кадош-палач.

Гоше (с чувством пожимая ему руку)

Спаситель мой!

(Поспешно удаляется.)

Два клада

Старый Ян имел два клада,Не доступных никому,И одна была отрадаВ них на старости ему.

Первый клад, что рыцарь в латах,Был – окованный сундук,Где чистейшее в дукатахБереглось от хищных рук.

Клад второй была младаяСветлоликая жена,Чистотою – ангел рая,Обольщеньем – сатана.

Два голкондские алмаза –Глазки, глазки – у! – беда!Грудь – фарфоровая ваза,Зубы – перлы в два ряда.

И ценя такие блага,И не ведая утрат,Посвятил им старый скрягаХилых дней своих закат.

Заберется ль в кладовую –Он целует все места,Пыль глотает золотую.Золотит свои уста.

Всё сочтет, – сундук заветныйЗакрепит тройным замком,Подрожит – и, неприметный,Ускользает вон тайком.

После старческие ласкиОн жене своей дарит,Подойдет, ей взглянет в глазкиИ лукаво погрозит.

То, как ценный самородок,Кудри взвесит на руке,То возьмет за подбородокИль погладит по щеке.

Клад и этот цел – он видит,И старик безмерно рад,Подрожит и, скорчась, выйдет,Но замкнет и этот клад.

Между тем проходят годы,Он дряхлеет каждый миг,И могильный зов природыСлышит трепетный старик.

Жалко старому два кладаБросить в мире – приуныл.Первый клад он в угол садаНочью снес и там зарыл.

Не ходи в людскую руку!Спи тут! Дело решено…Но – куда другую штукуСкроешь? – Вот что мудрено.

Как бы женку-то припрятать?Как бы эту запереть,И замкнуть, и запечатать,А потом уж умереть?

Вот давай ее он кликать:«Душка! Эй, поди сюда!Жаль мне – будешь горе мыкать:Я умру – тебе беда!

Попадешь в чужие люди, –Ведь тебя не сберегут,Пух твоей лебяжьей грудиИзомнут и изорвут.

Ты слыхала ль от соседок?Ведь другие-то мужьяЖен своих и так и эдак…Уж совсем не то, что я!

Ты была мне что невестаОт венца до этих пор,Я тебе и честь, и место,Да и двери на запор.

А умру – подобной честиНе дождешься никогда.Знаешь что? – Умрем-ка вместе!Смерть ведь, право, не беда.

Согласись, мой розан алый!Средство мной уж найдено», –Та в ответ ему: «Пожалуй!Хоть умрем – мне всё равно»,

«Ну, так – завтра. Ты покайсяПрежде мне, открой себя, –Ведь сосед-то наш, признайся,Подговаривал тебя?»

«Что. таить, коль дело к смерти?Я не отопрусь никак».– «Ишь соседи! Эки черти!Я уж знал, что это так.

Он хотел тебя, как видно,Увезти, скажи, мой свет!»– «Да; но мне казалось стыдно…У него ж деньжонок нет;

Сам раздумает, бывало,Да и скажет: «Подождем!Ведь у скряги-то немалоКой-чего – мы всё возьмем»».

«Ах, бездельник голоперый!Ишь, так вот он до чего!Человек-то стал я хворый,А не то – уж я б его!»

«Успокойся же, папаша! –Яну молвила жена. –Вспомни: завтра участь нашаБудет смертью решена.

Ты и сам, быть может, грешен.Как меня ты запиралИ замок тут был привешен –Ты куда ходил?» – «В подвал».

«Может, душенька какаяТам была… признайся, хрыч!Тяжкий грех такой скрывая,Адской муки не накличь!

Ведь из аду уж не выдешь!Что ж там было?» – «Ну… дитя…»– «Незаконное! – вот видишь!Говори-ка не шутя!

Грешник! Бог тебя накажет».– «Что ты, дурочка? Мой сынМной не прижит был, а нажит –Не от эдаких причин».

Призадумалась в кручинеЖенка Яна, а супругПродолжал ей речь о сыне,Разумея свой сундук:

«Мой сынок в пыли валялся,Был в оковах, мерз зимой,Часом звонко отзывался,Желтоглазый был такой;

Не гульбу имел в предмете,На подъем нелегок был, –И уж нет его на свете:Я его похоронил».

Тут порыв невольный взглядаПри улыбке старикаОбратился в угол садаНа могилу сундука.

«Что туда ты смотришь зорко? –Подхватила вдруг жена. –Там – в углу как будто горка, –Не могилка ль там видна?

Не сынок ли твой положенТам, куда ты так взглянул?»Ян замялся – и, встревожен,Помолчав, рукой махнул:

«Всё земля возьмет. И самиМы с нее в нее пойдем.После все пойдут за нами:Те все порознь, мы – вдвоем.

Завтра кончим!» Но насталоБожье утро, Ян глядит:Женки словно не бывало,Угол сада весь разрыт.

Что-то хуже смерти хладаОн почуял и дрожит.Вдруг пропали оба клада.На столе письмо лежит.

Ужас кровь ему морозит…То рука жены его:«Твой сосед меня увозитС прахом сына твоего».

Звездочет

На острове Гюэне, близ Копенгагена, находилась обсерватория Тихобраге, устроенная для него королем Фридрихом II. Здесь знаменитый астроном занимался наблюдениями в течение двадцати лет. По смерти Фридриха Тихобраге должен был искать другого пристанища. Через 50 лет и следов огромного здания обсерватории уже не было, но остался еще один старец, который показывал любопытным место, где-то здание находилось, и рассказывал об астрономе, которого помнил.