Олег Мухин - Pink Floyd: Кирпич к кирпичу Страница 19

НИК МЕЙСОН: Они, черт возьми, никогда не строят сцену требуемого размера, всегда стараются уменьшить ее или воображают, что можно обойтись без монтажа дополнительных конструкций или тому подобных вещей.

КОННОР МАКНАЙТ: Вы когда-нибудь отменяли концерт, если сцена не была готова вовремя?

РОДЖЕР УОТЕРС: Каждый раз собираемся это сделать, когда приезжаем в полдень на площадку, а эти ублюдки еще даже не начали строить сцену, хотя монтаж займет три часа, а концерт должен начаться в семь, и электрики еще не прибыли, и мы каждый раз говорим: «Если они не умеют работать, то мы уезжаем домой». Но каждый раз смягчаемся, потому что от этого пострадает публика.

НИК МЕЙСОН: Мы уезжали с концертов, если было ясно заранее, что эти пидоры не смогут обеспечить нас электричеством, и мы всегда в таких случаях давали понять промоутерам, что никогда больше снова не будем с ними работать.

КОННОР МАКНАЙТ: Есть ли у вас в гастрольной команде специальный человек, чья работа — ругаться с промоутерами?

НИК МЕЙСОН: Все наши работают по-разному, но все имеют очень хорошую репутацию. Мы только тогда ругаемся с людьми, когда нам недают организовать представление наилучшим образом. Если среди них заводится какая-нибудь паршивая овца, тогда нам приходится нанять, как это ни печально, кого-то еще. Все, что нас интересует, это сделать хорошее представление, и если нам дают его сделать, тогда и мы никому не гадим.

РОДЖЕР УОТЕРС: Пропустить пару лишних кружек пива легко, труднее сделать из воздуха два дополнительных кабеля на 40 ампер, 110 вольт и 3 фазы. То, что должно быть в наличии к твоему приезду. Однако вы физически не можете привезти 400 футов кабеля, хотя многие думают, что можете. И это все есть в контракте, если бы они, черт возьми, его прочли. И это заставляет нас злиться. Есть немало промоутеров, но большинство из них только продают билеты и подсчитывают деньги.

НИК МЕЙСОН: С хорошим промоутером приятно работать, и он сделает шоу гораздо лучше. Хороший промоутер присоединится к грузчикам, чтобы помочь с погрузкой, даже не заглядывая в контракт.

Когда бы вы ни задали музыканту «глубокий» вопрос типа «Когда ты с разрывом в два года использовал одни и те же стихи в двух различных песнях, сознательно ли это было сделано, что ты имел в виду, внося изменения в свое произведение?», вы всякий раз получите ответ наподобие: «Черт, просто у меня был всего час в студии, чтобы закончить песню, и у меня не было времени придумывать новые слова». Вот почему в нашей беседе нет таких вопросов.

КОННОР МАКНАЙТ: Какова, на ваш взгляд, роль звуковых эффектов?

РОДЖЕР УОТЕРС: Лично я всегда считал, что разницы между звуковым эффектом и музыкой не существует. Неважно, извлекаешь ты звук из гитары или из водопроводного крана, нет никакой разницы. Недавно мы начали работать над вещью, которая доводит эту мысль до ее логического завершения. Там мы не используем вообще никаких музыкальных инструментов — только бутылки, ножи, топоры и все такое прочее, звуки которых мы соединим в единое целое и превратим его в действительно прекрасное произведение. KOHHOP МАКНАЙТ: Где, на ваш взгляд, вы удачнее всего использовали звуковые эффекты, где это было особенно хорошо?

РОДЖЕР УОТЕРС: Я думаю, что самые простые эффекты часто являются самыми лучшими, например шум ветра в начале «One Of These Days» чертовски эффектен.

НИК МЕЙСОН: Вещь «Alan's Psychodelic Breakfast» («Психоделический завтрак Алана») довольно интересна, поскольку, хотя она и недоработана, в некоторых отношениях звуковые эффекты там являются самой сильной частью.

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы делали ее в фантастической спешке.

НИК МЕЙСОН: Верно, идея была замечательная, но из-за спешки она не сработала так, как надо.

РОДЖЕР УОТЕРС: Хотелось бы думать, конечно, что все наши эффекты использованы удачно, поэтому я бы не пытался выбрать какой-то один.

НИК МЕЙСОН: Песня «Money», мне кажется, сделана хорошо. И любопытно то, что Роджер сочинил ее почти полностью в первый же день.

РОДЖЕР УОТЕРС: Да, это была просто мелодия из семи тактов, а на пластинке была задумана песня о деньгах, и я подумал, что эта мелодия могла бы стать такой песней. Было довольно легко сделать семитактное вступление, подходящее к этой теме. Я часто думаю, что лучшие идеи — это самые очевидные идеи, а это была чертовски очевидная идея, вот почему песня звучит хорошо.

КОННОР МАКНАЙТ: Ну а какова подоплека вашего научно-фантастического материала и космической музыки?

РОДЖЕР УОТЕРС: Я теперь почти не читаю фантастику. Раньше много читал, но теперь очень редко. Полагаю, причиной того, что я любил читать научнофантастические романы, было то, что они давали писателю возможность по-новому взглянуть на обычные вещи. Перемещение в будущее, или в какое-то другое время и место, позволяет тебе взглянуть на вещи в отрыве от привычных стереотипов и вызывает автоматическую реакцию.

КОННОР МАКНАЙТ: Как это связано с тем, что вашу музыку называют космической?

РОДЖЕР УОТЕРС: Почти никак.

НИК МЕЙСОН: То был просто удобный ярлык.

РОДЖЕР УОТЕРС: Который чертовски долго висел. Люди до сих пор называют нашу музыку космическим роком. Они называют космическим роком «Dark Side of the Moon», что является полным сумасшествием. Они думают, что это научная фантастика, только потому что в названии есть слово «Луна», а это глупо. А еще они говорят, что мы перешли с внешнего космоса на внутренний, что просто безумие.

КОННОР МАКНАЙТ: Но журналистам, наверное, трудно, им приходится слушать так много музыки, что они вынуждены вешать ярлыки, чтобы объяснить людям, о чем те слушают.

НИК МЕЙСОН: Совсем не трудно. Они легко вешают ярлыки и заботятся только о том, чтобы их не сняли.

РОДЖЕР УОТЕРС: У нас было не так уж много вещей, имеющих отношение к научной фантастике. Это три песни: «Astronomy Domine», «Set The Controls» и «Let There Be Light» («Да будет свет»).

НИК МЕЙСОН: «Saucerful» — не фантастика.

РОДЖЕР УОТЕРС: Название композиции позволяло думать обо всем, о чем ты хотел, и поскольку были люди, кто понимал его буквально, они говорили: ого, научная фантастика! Но композиция могла быть о чем угодно.

КОННОР МАКНАЙТ: Многие авторы проводят аналогии с живописью, чтобы описать свои впечатления о вашей музыке. Вы разделяете такое мнение?

РОДЖЕР УОТЕРС: Возможно. Я думаю, что тексты наших песен настолько многозначны, что слушателю становится очень легко подключить воображение.

НИК МЕЙСОН: Часто люди слушают музыку, и у них возникают определенные образы, связанные с этой музыкой. Когда это происходит, они думают, что поняли музыку, что раскрыли секрет. Иногда они даже пишут нам и заявляют: «Я понял, я нашел ответ, это о кукурузных полях, правда?»

РОДЖЕР УОТЕРС: И тогда мы им говорим: «Если песня ассоциируется у вас с этим, тогда она об этом», но она может быть о чем хотите. Не имеет значения, что вы представляете себе, — это неважно.

НИК МЕЙСОН: И они постоянно расстраиваются.

РОДЖЕР УОТЕРС: Особенность нашей музыки влиять на сознание позволяет слушателю легко представить себе какой-либо образ, легко вообразить какую-либо сцену. Если ты слушаешь Джона Кейджа или Штокгаузена, это трудно, потому что их музыка — сплошь писк и бульканье. Она больше похожа на абстрактную живопись. В ней есть определенные предметы, например треугольники и квадраты. Но она не создает у тебя впечатления битвы при Ватерлоо или чего-то еще, это только треугольники и квадраты, ты реагируешь на нее интеллектуально. Наша же музыка воздействует не на интеллект, а на эмоции.

КОННОР МАКНАЙТ: Музыка, воздействующая на чувства?

РОДЖЕР УОТЕРС: Да.

КОННОР МАКНАЙТ: Что собой представляет знаменитый «Азимут-координатор»?

РОДЖЕР УОТЕРС: Просто название, придуманное нами для квадрофонической примочки, которой мы пользуемся. Мы придумали его, когда начали использовать квадрофонические штучки. Больше их никто не мастерил.

КОННОР МАКНАЙТ: Откуда возникло название, это имя писателя-фантаста?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, Айзек Азимов ни при чем.

НИК МЕЙСОН: О боже — «Азимов-координатор». Что за чушь ты несешь?

РОДЖЕР УОТЕРС: Убирайся к черту, пошел, откуда пришел. «Азимут» означает направление; где словарь? «Дуга небесной сферы, идущая от зенита к горизонту, разрезающая его под прямым углом». Вот что это такое. Вполне понятно, не правда ли?

КОННОР МАКНАЙТ: Чем занимался Рон Гисин во время работы над «Atom Heart Mother»?

НИК МЕЙСОН: Меня познакомил с ним Сэм Джеймс Катлер, это было одно из тех немногих хороших дел, которые он сделал. Гисин был шотландцем, упражнявшимся на Лэдброук-гроув, и затем Роджер познакомился с ним и сделал с ним «The Body» («Тело»).

РОДЖЕР УОТЕРС: Неужели? Это было до «Atom Heart Mother»?

НИК МЕЙСОН: Да. И потом, когда мы начали работать над «Atom Heart Mother», мы пришли к заключению, что произведению нужна оркестровка, и Рон ее сделал. У нас были наброски?