Олег Мухин - Pink Floyd: Кирпич к кирпичу Страница 26

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Когда ты слушаешь ранние диски «Pink Floyd», считаешь ли ты их устаревшими?

РОДЖЕР УОТЕРС: Ну, я не слушаю их часто. Недавно я снова послушал наш первый альбом. «Устаревший» — не совсем то слово. Я просто никогда не думаю о том, актуален ли он, вот и все.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Как ты относишься к технике исполнения?

РОДЖЕР УОТЕРС: Техника исполнения не значит в музыке ничего. Ник, без сомнения, больше всех находится под ее влиянием, потому что он — барабанщик. Барабаны являются наименее свободным в способе выражения инструментом в рок-музыке. Но это второстепенная проблема. Я не сторонник дискуссий относительно техники исполнения. Какой смысл выяснять, кто самый быстрый гитарист — Элвин Ли или Эрик Клэптон? Разве не интереснее было бы спросить у них, что они хотят сказать своей музыкой?

Брюс Спрингстин — фантастический техник, поскольку индустрия развлечения заинтересована в этом. Начало его концерта действительно поражает тем, что этого неряху окружают очень аккуратно одетые музыканты, поражают его прыжки в оркестровую яму и так далее. Ты находишься в потрясении первые полчаса. Потом ты понимаешь устройство механизма, ты замечаешь, что музыкант работает на свой авторитет и что авторитет — искусственный. И потом журналисты идут дальше и говорят, что он — новый Дилан, тогда как фактически он всего лишь талантливый работник. После двухчасового концерта какой-то парень на балконе вскочил со своего места и закричал: «Гений!» На это я уже не реагировал. Поэтому я с подозрением отношусь ко всему этому.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Как вам пришла идея альбома «Wish You Were Here», основанного на теме отсутствия?

РОДЖЕР УОТЕРС: Началось не с идеи сделать пластинку, основанную на теме отсутствия. На самом деле мы стали сводить музыку к песне «Shine On You Crazy Diamond», и от этого у нас обострилось чувство меланхолии. С этого началось. Во всяком случае, когда я сочинял слова, не знаю почему, но я стал писать об отсутствии Сида. И затем я сочинил парочку других вещей. Я самостоятельно сочинил одну из них — «Raving And Drooling», а другую под названием «You've Gotta Be Crazy» вместе с Дэвидом. Потом мы стали записывать «Shine On». Первые шесть недель в студии были крайне тяжелыми. Временами казалось, что группа находится там только физически. Наши тела были в студии, однако наши мысли и чувства находились где-то в другом месте. И мы присутствовали там лишь потому, что музыка давала нам возможность жить, и жить хорошо, либо потому, что это вошло в привычку — быть в составе «Pink Floyd» и работать под этим названием.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Ты думаешь, у других групп бывают похожие ситуации?

РОДЖЕР УОТЕРС: Очевидно. Но эта ситуация расстроила меня. Мы обсудили ее, но я не очень хорошо помню тот момент, потому что это было давно. Потом мы обсудили эту ситуацию более подробно, главным образом Дэвид и я, что с ней делать. Он хотел записать две вещи, которые уже были сочинены. Эта идея мне не понравилась. Я хотел выразить то, что я тогда чувствовал, сочинить что-нибудь обо всем этом, разделив «Shine On» на две части, и сосредоточиться на том, что происходило внутри меня. Ники и Рик посчитали, что это хорошая идея, и поэтому мы в конце концов занялись ею.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Насколько я знаю, вы — единственная группа, которая открыто высказывает на своих пластинках то, что думает. Песня «Welcome То The Machine» говорит сама за себя. Уже был прецедент с альбомом «Dark Side Of The Moon», который был чем-то вроде откровенного высказывания о положении вещей. Почему вы вдруг решили посвятить по меньшей мере половину пластинки Сиду Барретту? Какова была общая идея — что-то вроде преклонения перед Сидом?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, не преклонение. Сид сегодня является одним из культовых героев жизни на Западе. Сид был близок нам троим, поскольку мы с ним работали, он также был близок и с Дэвидом, так как они дружили в детстве в Кембридже. Я действительно не знаю, почему я стал сочинять «Shine On».

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Может быть, потому, что ты встречался во Франции с большим количеством журналистов?..

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, с этим не связано. Я уверен в этом. Хотя не знаю — может быть. Что касается меня, то я ни разу не прочел ничего умного о Сиде Барретте ни в одном журнале. Ни разу. Никто из нас не понимает, о чем пишут эти журналисты. Только мы, люди, знавшие его, только мы знаем факты: как он жил, что с ним произошло, почему он делал те или иные вещи… Они заставляют меня смеяться, эти журналисты с их чушью. В действительности я сочинил эту песню, «Shine On You», скорее всего для того, чтобы увидеть реакцию людей, думающих, что они знают и понимают, кто такой Сид Барретт. Я писал и переписывал текст снова и снова, потому что хотел, чтобы он был как можно ближе к тому, что я чувствовал, — и даже потом он получился не совсем таким, как я хотел. Но тем не менее в нем выражено правдивое чувство. У меня нет неясной, вечной грусти по поводу исчезновения Сида. Поскольку он ушел, так сильно погруженный в себя, что, как бы он нам ни был интересен, его в нем самом уже не найти.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Ну и что же ты захотел поместить в середину «Wish You Were Here»?

РОДЖЕР УОТЕРС: Песню про Машину. Она — это просто игра с образами.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Песня подразумевает, что вы очутились в сетях противоречий: вы должны регулярно выпускать пластинки и давать концерты, вы в каком-то смысле не можете управлять своей жизнью?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, на самом деле нет. Все гораздо проще. Она о человеке, которого что-то втянуло, всосало и потащило за собой; о человеке, который наблюдает за тем, что с ним происходит.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: То, что вы находитесь в составе «Pink Floyd», — это ваша ловушка?

РОДЖЕР УОТЕРС: В действительности песня о желании попасть в ловушку. О нашем обществе, о мотиве, заставляющем всех работать. Так интенсивно, как только можно. Сейчас этот мотив разрушается, но он срабатывал в течение последних пятидесяти лет, начиная, быть может, с Первой мировой войны, — это мечты, к которым люди часто стремятся… нет, не это я хотел сказать. А то, что люди слишком уязвимы в своей собственной слепоте, в своей собственной жадности, в своем стремлении, чтобы их любили и высоко ценили…

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: В «Machine» много непонятного. Думаю, эта песня непонятна даже тем, кто знает английский язык. «Wish You Were Here» — тут все ясно. «Have A Cigar» — все просто и понятно. Но «Machine» — даже звуковое оформление: закрывающиеся двери, толпа людей в конце, что все это означает?

РОДЖЕР УОТЕРС: Дай подумать. Она начинается с затихающего вдали саксофона и с появления Машины. На самом деле это песня с точки зрения нашего героя, человека. И открывающаяся дверь — это символ, понимаешь? Существует английское выражение — «и двери открываются»; символ дверей, ключей, символ открытия, продвижения, прогресса, соглашения — но движения к чему? К познанию или к чему-то еще? В этой песне не происходит движения ни к чему вообще, кроме как к цели стать частью мечты, овладевшей тобой. И эта Машина работает вечно, потому что ее топливо — мечты.

Машина рока, на мой взгляд, смазана плохо, и она фактически работает не на любви людей к музыке или на их желании слушать музыку. В основе своей она работает на мечтах. Из-за мечты люди отдают ей себя, не из-за желания создавать музыку — и это неправильно. Многие верят в мечту, но не я, не по этой причине я попал в Машину.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Так почему же люди приходят в рок-музыку?

РОДЖЕР УОТЕРС: По нескольким причинам. Самая главная — они хотят добиться аплодисментов и любви поклонников.

ФИЛИПП КОНСТАНТ АЙН: Была ли та же цель и у тебя, когда ты начал сочинять музыку?

РОДЖЕР УОТЕРС: Не знаю… Да, возможно. Поскольку основная задача музыканта — добиться успеха, хотя для этого нужно очень много работать. Действительно, есть люди, которые присоединяются к группам и которых не интересует успех, но которым интересна музыка сама по себе или процесс написания песен. Однако они не добьются успеха. Чтобы достичь успеха, надо сильно хотеть, очень сильно хотеть. И мечтать, что, когда ты добьешься цели, когда ты станешь звездой, все будет прекрасно, все будет просто великолепно. Такова мечта, и каждый знает, что эта мечта пустая.

ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Помню, какое-то время назад большим событием на сцене стала вещь «Careful With That Axe Eugene», и твоя яростная игра на гонгах действительно свирепая была штучка… Помню, она произвела на нас большое впечатление. И после нее, после альбома «Ummagumma» все это полностью исчезло. Вы начали делать «Atom Heart Mother», диск, который я совсем не слушаю. И сценическое действо изменилось радикально.

РОДЖЕР УОТЕРС: Может быть, это связано с возрастом. Потребность быть агрессивным снизилась — что касается меня, то у меня она уменьшилась практически до нуля. Теперь я чувствую себя нелепо, если что-то разбил на сцене. Может быть, это потому, что мне тридцать два. Хотя в прошлом мне очень хотелось делать подобные вещи.