Анна Герман - Мы долгое эхо Страница 13

Летняя практика оставила у меня самые приятные воспоминания, несмотря на то, что рюкзак с пробами грунта бывал частенько весьма тяжел. Я забыла добавить, что геолог должен быть сильным. Необязательно культуристом, но крепкие мускулы иметь неплохо, а уж иммунитет против мороза, дождя и пронизывающего ветра во время многокилометровых переходов с полным снаряжением – просто обязательно.

Приобретенная таким образом физическая закалка, несомненно, пригодилась мне, когда мы ездили с концертами по городкам и селам Жешувского воеводства. Особенно в зимнюю пору.

После третьего курса у нас была непременная практика в угольных шахтах. Вместе с двумя другими девушками я получила направление на шахту «Анна» в Верхней Силезии. На нашем курсе девушек было больше, нежели юношей, несмотря на то, что это скорее мужская специальность. (Теперь-то я должна это признать!)

Руководство шахты приняло нас очень тепло, обеспечило жильем в гостинице, питанием и… Время от времени практикой в забое.

Первый «визит» туда явился для нас тяжким испытанием. Молодой шахтер, который нас сопровождал… минуточку, здесь, похоже, нужно подыскать иное слово, потому что мы ведь не шли – мы ползли на животе, неловко помогая себе локтями и коленями, которые к вечеру распухли. Мне приходилось гораздо трудней, чем маленькой, миниатюрной Богусе или немногим отличающейся от нее Янечке. Ох, и досталось нам тогда!!

Зато последующие дни мы отлеживались в своем номере с абсолютно чистой совестью, дожидаясь, когда заживут наши руки и ноги.

Мы испытывали даже нечто вроде удовлетворения, даже, пожалуй, гордость от сознания хорошо, самоотверженно исполненного долга. Все закончилось благополучно. После этой практики мое уважение к шахтерскому племени многократно возросло. Восхищали их мужество, выдержка, чувство товарищества, свойственные представителям этой одной из наиболее тяжелых для человека профессий.

Нередко мне задают вопрос: «Не жалеете ли вы, что не стали геологом? Ведь вы не работали и дня по своей специальности. Разве это не зря потраченное на учебу время?»

Отнюдь. Время было затрачено не напрасно. Напротив, я очень рада, что мне было дано хоть на краткий миг заглянуть в интереснейшую книгу, какой является наука о нашей земле. Это позволило мне узнать о многих проблемах, касающихся жизни на планете – ныне и в минувшие эпохи. Другие науки и занятия, более необходимые для меня сейчас, например музыка или живопись, не расширили бы настолько мой кругозор, не укрепили бы мое мировоззрение в той мере, как геология.

Незадолго до окончания университета, на очередном вечере поэзии и музыки, в котором я принимала участие, ко мне обратился коллега Литвинец, режиссер и актер в одном лице, с предложением сотрудничать в его «Каламбуре». Я очень обрадовалась, ибо это означало войти в коллектив, который существует, совершенствуется и у которого интересные и престижные планы. Вместо ожидания случайной оказии спеть будут регулярные репетиции со всем ансамблем, и я стану пусть и самой маленькой, но все же полезной частицей хорошо отлаженного, деятельного коллектива.

Я стала ходить на репетиции. Как раз приближалась ювеналия (весенние студенческие праздники. – Ред.), и «Каламбуру» предстояло показать свою программу в Кракове, а посему репетировали интенсивно и подолгу. На репетиции, естественно, собирались поздним вечером, после того как заканчивались занятия в различных вузах Вроцлава. Я должна была петь две песенки собственного сочинения. Вскоре, однако, я поняла, что не в состоянии увязать учебу с моими новыми артистическими задачами, прежде всего потому, что на последнем курсе работы было невпроворот.

А тут ранним утром, после бессонной ночи, вместо того чтобы устремиться в университетскую библиотеку, я едва ли не ощупью (засыпала уже в трамвае) добиралась до постели, из которой меня нельзя было извлечь никакими силами. Следует прибавить, что со сном у меня нет проблем. Поспать я люблю.

Итак, радость моя постепенно тускнела. А здравый разум, который весьма мешает людям сцены (так мне представляется), все настойчивее рисовал картину недалекого будущего, когда мои товарищи будут праздновать получение дипломов, а меня в их числе наверняка не окажется. Однако на праздники в Краков я решила поехать, чтобы не подвести ансамбль.

Все шло очень весело и приятно вплоть до моего номера. Это было мое первое публичное выступление в настоящем театре. И вот, едва я вышла на сцену, как вокруг начали твориться странные вещи. Для атмосферы моих баллад вполне подошел бы полумрак, но почему же полная темнота? В первые мгновения я еще различала какие-то лица, но затем очутилась в черной, глухой пропасти.

Я забыла текст песни и вообще забыла, ради чего сюда пришла. Кто-то из-за кулис подсказывал мне начальные строки.

Не помню уж, сколько раз я сбивалась, не помню реакции публики, не помню, как преодолела десяток шагов обратно, за кулисы. Помню, что была обижена на весь свет, но прежде всего корила себя за то, что не оправдала ожиданий, что не смогла подарить зрителю выношенного, что… проиграла.

Я не пошла вместе со всеми веселиться после концерта. Вернулась в нашу туристскую гостиницу, взобралась на свою верхнюю койку и уснула в угнетенном состоянии духа.

Нехватка времени и… торжество здравого разума над «душой артистки» явились основной причиной моего выхода из «Каламбура».

Но была дополнительно эдакая мини-причина, ставшая заметной лишь в перспективе времени. Ведь мы, женщины, крайне редко решаемся на что-нибудь исключительно ради самого дела. Чаще же всего за внешним фасадом наших поступков кроется мужчина. Из любви к нему мы совершаем чудеса ловкости, дипломатии, отваги (!) и самоотверженности. Учимся управлять реактивным самолетом, ежели он желает резвиться в поднебесье и вблизи разглядывать облака; ради него с успехом притворяемся глупейшим существом в мире – домашней гусыней, несмотря на то, что сами увлечены кибернетикой.

У меня такого стимула не было (может, отсюда и победа здравого разума?), хотя и я способна на «возвышенные порывы души»… Некогда я записалась в университетский клуб спелеологов. Посещала собрания, с огромным интересом слушала доклады и даже приняла участие в подземной экскурсии (хотя, вытирая, например, пол под кроватью, чувствую себя точно в могиле, задыхаюсь).

А все оттого, что руководителем секции спелеологов был… Петрусь. Однажды теплым майским днем, во время экскурсии, я испытала минуты блаженства.

Чтобы позволить новичкам спуститься вниз, в пещеру, следовало первоначально потренировать их на поверхности, научить влезать на скалы и съезжать оттуда – на собственном, природой для того созданном приспособлении (правда, обвязавшись канатом, который весьма больно врезался в это самое «приспособление»!).

Ах, как же ловко у нас все получалось!

Стояла чудесная солнечная погода, с чего бы тут задумываться о синяках, царапинах, разорванных брюках… Все были довольны, веселы; шутки и остроты перелетали по кругу, как отбитые в подаче шарики пинг-понга.

Наступил вечер. Теперь мы должны были испытать свои знания на практике, спуститься в довольно глубокую пещеру. Разожгли костер, дабы те, кто поднимутся наверх, сразу могли отогреться и обсохнуть. Я не пошла с первой группой, а, заглянув в темный, сырой, низкий лаз, решила, насколько удастся, оттягивать неприятный момент. В душе я надеялась – а, собственно, почему? – что мне не придется ползти по грязи и, подобно червю, исчезнуть в этой страшной черной дыре. К тому же здесь, наверху, было очень славно. Весело потрескивал огонь, заливая всех оранжевым теплом, а Петрусь, который выполнил свою трудную задачу – он подстраховывал самых смелых – и теперь подошел к нам отдохнуть, растянулся возле костра, положив свою рыжую голову мне на колени. Не сделай этого Петрусь, я бы наверняка что-нибудь придумала в оправдание своего дезертирства. Но раз уж меня отличили…

Вскоре я ползла, извиваясь, как гусеница, в глубь грота. Маленькое пятнышко неба исчезло из виду. Единственным утешением был факт, что там, наверху, Петрусь держит веревку, которой я была обвязана.

Уползла я в полной уверенности, что назад мне никогда, никогда не вернуться. Но еще горше было сознавать, что Петрусь все равно ни о чем не догадывается.

Близились каникулы. Большинство студентов на летние месяцы подыскивали себе какую-нибудь работу, чтобы «подштопать» дыры в своем бюджете. Мои товарищи решили поехать в сельскую местность, на «градобитие», как назывались работы по выяснению ущерба, нанесенного стихийными бедствиями.

Я бы тоже, вероятно, отправилась на «градобитие» (хотя меня и отталкивало всякое занятие, связанное с математическими действиями), если бы не Янечка.

Да, именно Янечка, моя сокурсница, жившая в соседнем доме, с самого начала нашего знакомства (то есть с седьмого класса) считала, что мое истинное призвание – петь. Не отрицаю, пела я всегда охотно, когда бы и кто бы того ни пожелал: и на школьных, а позднее и на студенческих торжествах, и дома для гостей. Впервые я исполнила песенку, будучи еще малолеткой, на детском новогоднем празднике, под огромной елкой. Моя мама тогда была учительницей начальной школы, и в ее обязанности входила между прочим организация детских праздников, спектаклей и т. д. Но никогда не думала я, что пение станет моей профессией. Я пела исключительно для собственного удовольствия, мне даже в голову не приходило, что к пению можно относиться как-то иначе.