Евгений Додолев - Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность» Страница 39

– А сейчас на какую сумму этот музыкальный „роллс-ройс“ потянет?

– Тысяч на пятьдесят… Ремонт мне обошелся еще в четыре тысячи долларов. Вот и считайте.

– Нехилый, скажу вам, бизнес!

– Процесс реставрации очень долгий и кропотливый… И потом, „Стейнвей“ не продается по определению.

– Почему?

– Подобным не торгуют. Кощунственно. Если такое богатство попадает в руки настоящего музыканта, он уже не сможет ни отдать его, ни продать.

– Жалко?

– Не то слово! Я и делал рояль, можно сказать, для себя.

– Вы показали один инструмент, а я еще три по соседству заприметил. Все себе оставите?

– Это не «Стейнвей», их можно и реализовать.

– Но вы же, Александр Борисович, не пианист, вам бы какую-нибудь гитарку от Маккартни приобрести, да?

– Во-первых, в моем распоряжении уже есть парочка весьма приличных, во-вторых, у сэра Пола все равно нет того, что мне нужно.

– Берем выше. Страдивари?

– Мастер делал гитары крайне редко. Не уверен, что они вообще сохранились до наших дней. На скрипке же я играю, как ученик седьмого класса. С таким умением брать в руки Страдивари стыдно…

– А почему мы вдруг перескочили на реставрацию?

– Хотел объяснить: в любом деле надо быть специалистом. Я своими руками инструменты не восстанавливал, но, чтобы грамотно поставить задачу мастеру, самому надо разбираться в процессе, иначе не оценить качества исполнения, к тому же есть риск, что тебе попытаются втереть очки.

– Случалось?

– Были разные мелкие пакости…

– Значит, вы можете строить, инструменты реставрировать, а в чем, интересно, еще Градский преуспел?

– Умею стряпать, правда без изысков. Могу грамотно пожарить котлеты и мясо, правильно отварить креветки, сделать несколько вариантов очень вкусных салатов. Знаю, как принять людей. Когда приходят друзья, готовлю почти всегда сам.

– Не доверяете женщинам?

– Я же не каждый день гостей приглашаю, для меня это праздник. Если бы в доме постоянно толклись чужие люди, требующие внимания, наверное, сошел бы с ума. А раз в неделю можно и постараться.

Но возвращаемся на стройку. Я научился отличать хорошее от плохого – это главное умение. Приобретенное за последние годы. К примеру, прилично разбираюсь в стройматериалах. Могу оценить их качество. Готов выступать в качестве эксперта, давать рекомендации другим. Практически любую халтуру в состоянии выявить в два приема.

– Сколько, по-вашему, сегодня нужно выложить за ремонт метра жилой площади в новостройке?

– На такой вопрос ни один нормальный специалист вам не ответит. Если же кто-то, прикинув на глазок, назовет конкретную сумму, гоните в шею этого „мастера“ – он хочет вас обмануть. Впрочем, можно плясать от некой стартовой цифры: есть фирмы, берущиеся сделать квадратный метр жилья за 700–800 долларов.

– Не многовато будет?

– Это даже мало! И до тысячи доходит, и до двух. Все зависит от того, что вы хотите получить. Скажем, мне не нравится стиль high-tech, стиль техно. Стены синие, полы зеленые, мебель красная, кругом кнопочки-фигопочки… Понимаю, это дорого и, наверное, красиво, но жить в такой квартире… Кроме всего прочего, остромодные вещи – всегда риск. Сегодня пользуется успехом одно, а завтра – совсем другое. Надо опираться на нечто более основательное, не сиюминутное. Шкафу, который стоит за вашей спиной, более ста сорока лет. Мы помрем, дети мои отойдут в мир иной, а он должен уцелеть. И гарантированно не выйдет из моды, напротив, с годами лишь приобретет дополнительную ценность. Двадцать лет назад я купил шкаф за триста пятьдесят рублей. Мне говорили: „С ума сошел! Такие деньги за прабабушкину рухлядь!“ Сейчас антикварный магазин оторвет эту вещь тысяч за тридцать. Долларов. Но я не отдам. И стулья прошлого века не продам.

– Вкладываете деньги?

– Мне нравится жить в окружении красивых предметов!

И повторяю, я умею ценить качество, настоящее качество. Добиться его непросто. Уже говорил, что строю дом в Подмосковье. Когда начинал, соседи даже не приступали к работам. Сегодня все живут в готовых домах, а я по-прежнему в процессе. Строительство идет восемь лет. Опять скажете долго?

– Скажу.

– А я отвечу: в самый раз. Столько, сколько нужно.

– Но это хотя бы будет настоящий дворец?

– Самый что ни на есть.

– С башенками и фонтанами?

– Обойдемся без восточной пошлости. Дом сделан в хорошем русском стиле. С колоннами, лепниной… Есть четыре основных материала, из которых надо строить: дерево, сталь, гипс и камень. Все остальное – производное.

– Площадь дома большая?

– Около двух тысяч квадратных метров. Но дело не в размерах, это видеть надо. Там участок красивый, на нем сосны растут.

– А земли много?

– Гектар. Я озеро вырыл. Дно гранитом обложил, на берегу построил японский домик… Будет большой зал на двести квадратных метров… Красота!

– Небось со временем втридорога загоните этот дворец какому-нибудь олигарху?

– Это тоже из разряда „Стейнвеев“: не продается. Только дети мои или внуки теоретически могут пожелать выставить дом на торги. Надеюсь, у них рука не поднимется. Даже хотел написать завещание с просьбой похоронить меня там, на участке.

– Типа Лев Толстой в Ясной Поляне?

– Вроде того. Думал, если меня закопают у дома, дети не смогут его продать. С другой стороны, ничто не помешает им под предлогом, что Градский, дескать, народное достояние и должен лежать в доступном для почитателей месте, выгрести мои косточки, отвезти их на Ваганьковское, а особняк с землей загнать какому-нибудь залетному миллионеру. Впрочем, в той ситуации мне будет уже все равно…

– Хорошего же вы мнения о своих чадах!

– Они ведь не страдали на строительстве, как я, им дом, подозреваю, не так дорог.

– А вы, значит, лишения терпели?

– Повозиться пришлось много. Не могу описать, сколько всякого было за эти годы.

– Наверное, постоянно прорабите на объекте?

– Деваться некуда, приходится контролировать. Иначе и воровать будут, и сделают плохо. Люди никак не научатся получать удовольствие от собственного труда, уважать чужой. Скажем, маляр покрасил стену, тут же приходят гранитчики и прислоняют к ней плиту. Или наоборот: гранитчики положили мрамор, после чего появляются маляры и начинают белить потолок… Ничего не остается, как самому следить, объяснять…

– При помощи русского нелитературного языка.

– Некоторые граждане и без крепких выражений так изъясняются, что их без слез слушать невозможно… Не считаю мат руганью, это совершенно естественная и необходимая часть языка.

– Но для общения с рабочими используете именно ее?

– По-разному. Иногда приходится и поругаться. Все-таки я в доме хозяин.

– На Западе, наверное, все было бы по-другому, вам не пришлось бы переквалифицироваться из музыканта и певца в строителя?

– Когда принимаешься за работу сам, выходит дешевле. Тратишь время, но экономишь деньги. Вместо того чтобы строить, мог бы петь и зарабатывать. Но я стал старше, и на моих концертах нет того ажиотажа, что раньше. Дело даже не во мне сегодняшнем. Люди в принципе перестали активно ходить на концерты. Если сравнить доходы от выступлений и от строительного бизнеса, в итоге так на так и выйдет. Вот, например, нашел ванну начала века из тонкостенного чугуна – сейчас такие не льют. Длина – сто восемьдесят пять сантиметров. Красота! Особенно теперь, когда поставил ее, ванну, на бронзовые ноги. Подобные модели есть в Америке, Италии и стоят пятнадцать тысяч долларов. Моя обходится в двадцать долларов в год – плачу человеку, который приезжает, чистит ее и делает новое покрытие.

– Мрамор тоже удалось добыть где-нибудь по дешевке?

– Мрамор греческий… На такое понимание красоты, которое есть у меня, нужно много денег.

– Откуда этот разорительный дар? Врожденное?

– Не знаю. Родители точно ни при чем. Жили в говне, попросту говоря. Да и сам я только в 97-м году переехал в помещение, которое можно назвать шикарным. До этого максимум, что имел, – восемьдесят квадратов на пятерых. Это считалось супер.

– Сколько метров у вас сейчас?

– Много. Здесь четыреста.

– Откуда эта гигантомания? От недоедания, что ли?

– Перечитайте Булгакова. В „Собачьем сердце“ все написано. Не было у меня стремления всех уделать: вот я был голодный, а теперь нажрался. Человеку должно быть комфортно, нельзя у него спрашивать: зачем, мол, вам восемь комнат? Да хоть двадцать восемь, если это красиво и удобно!

– Дети согласятся жить с вами под одной крышей?

– Это и не нужно. Ни мне, ни им. Скажем, с сыном нам не тесно, но его жене наверняка будет некомфортно. Зачем полноценной семье кто-то посторонний, да еще хозяин? Буду покупать детям квартиры. Метров по сто двадцать каждому.