Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год

Возвращение земли

Страусы на карьере

Невозможно, повторяю, и руду добывать в карьерах, и землю после себя оставлять плодородной, — втолковывал горный инженер агроному. — Англичане по такому поводу говорят: «Нельзя сделать яичницу, не разбив яйца».

— Итак, после нас хоть пустыня, безжизненные кратеры, так? — не сдавался его собеседник.

Инженер, однако, продолжал твердить о том, как необходима руда, и о том, что плодородных земель в стране еще много. Главное же, на что он нажимал: нет, мол, такой технологии, чтобы и домны были сыты, и поля целы.

— А как же это удается Середе? — спросил агроном.

Горняк только руками развел:

— Так то ж сам Середа!

Имя директора Орджоникидзевского горно-обогатительного комбината Героя Социалистического Труда Г. Л. Середы я с тех пор слышал не раз. И вот что интересно. Хотя его предприятие не только передовое, но и едва ли не крупнейшее в стране, если не в мире, по добыче марганца, Имя Середы упоминалось чаще в связи с тем, что еще недавно считалось для горняка не самым главным — с рекультивацией земли, пожалуй, самой удачной не только у нас, но и за рубежом. О хозяйстве Середы ходили чуть ли не легенды: будто бы на месте карьеров у него шумят леса, плещутся озера, а по берегам бродят страусы, ламы и пони.

— Все правда — сейчас увидите сами, — оказал Григорий Лукич, выходя вместе со мной из двери управления комбината. Невысокий, собранный, он смотрел в даль тенистой, как аллея, улицы, и на его крупном загорелом лице появилась довольная улыбка: он словно приглашал меня порадоваться вместе с ним. Степной городок утопал в зелени, и почти у каждого дома люди поливали из шлангов деревья, словно вели бой за этот оазис, отвоеванный (Ими у бескрайней равнины.

— Как вам понравилось у нас? Первое впечатление, — Середа говорил уверенно, раскатисто, чуть-чуть по-южному певуче.

Ночью в поезде я не мог уснуть: в вагон врывались то пыль полей, то удушливый дым заводов. А подъехали к Орджоникидзе — стало легко дышать, словно за окном была иная земля, а не та же самая индустриальная Днепропетровщина.

И я ответил:

— Здесь отличный воздух.

Середа улыбнулся:

— Главное, что все это не от бога — от человека... Итак, начнем с зоны отдыха, не так ли?

И, не дождавшись ответа, он лихо вскочил на переднее сиденье директорской «Волги», легко снял ее с тормоза, и мы понеслись. За окном сменялись поля, сады, карьеры, проносились какие-то неправдоподобно большие агрегаты, какие-то строения и даже электричка местной, комбинатовской железной дороги. Середа держал руль одной рукой, вернее, не держал — придерживал (я заметил: так ведут машину бывшие пилоты), другой показывал свои владения. «Волга» даже на подъемах шла легко, казалось, вот-вот Середа возьмет штурвал на себя, и Мы взлетим, чтобы увидеть все его хозяйство разом. Он откровенно гордился содеянным и хотел приобщить к своей радости и меня, гостя.

Через полчаса я уже многое знал об Орджоникидзевском ГОКе и о том, что этот промышленный гигант потребляет чуть ли не всю электроэнергию соседней Каховской ГЭС, а вот землю и воду он, напротив, только использует, как бы берет взаимообразно у природы — на комбинате оборотное водоснабжение и аналогичное, временное, землепользование.

— Вот посмотрите, — сказал Середа, — что мы сотворили на месте Александровского карьера.

Григорий Лукич остановил машину и отошел в сторону, как бы давая мне насладиться открывшейся картиной наедине. У моих ног за песчаным пляжем плескалось озеро. На другом берегу раскинулся пес. А слева, в вольерах, окруженных цепочкой школьников, ходили... страусы и пони. Поодаль люди что-то репетировали на берегу.

— Завтра открытие зоны отдыха, праздник Нептуна, — пояснил Середа. — Да что озеро, главное — лес! Его в этих степях ни при киммерийцах, ни при скифах не было. А при нас есть!

— Да, прямо-таки не комбинат, а Аскания-Нова!

— Что ж, не одной работой жив человек. Есть теперь где отдохнуть людям. Ведь скучно, если кругом только степь да степь.

— А страусы зачем?

— Мы почему-то считаем, что человек уже с детства добрый. А это не всегда так. Часто малыш, завидев зайчика, просит: «Папа, убей». А здесь он с самого детства может погладить страуса, покататься на пони. Это воспитывает любовь к природе. А качество это ох какое важное! В особенности для будущего горняка, который, хочет он того или нет, ведет с этой самой природой войну.

— Но вы-то, похоже, живете с ней в согласии. Как это вам удается?

— Увы, непросто: повторяем бога. — Заметив недоумение на моем лице, Середа загадочно улыбнулся и повторил: — Бога повторяем — создаем землю.

Мы сели в «Волгу» и поехали на действующий карьер.

Конец лунного ландшафта

— Это вашу зону отдыха экспонировали на всемирной выставке в Спокане, США?

— Да, нашу, — ответил Середа, держа одной рукой руль и поглядывая на меня сбоку. — А я догадываюсь, о чем вы думаете: мол, это все напоказ, совсем другое дело — карьер: пыль, грязь, земля дыбом. Одним словом — производство. Правда?

Я кивнул.

— А теперь посмотрите.

Середа затормозил на смотровой площадке у самого края карьера. То, что я увидел, походило на кадры из какого-то фантастического фильма. На развернувшемся во весь горизонт экране не было видно людей. Огромные даже на большом расстоянии машины взрезали чрево земли, аккуратно складировали чернозем и выбирали руду. Рядом, на выработанных участках, землю вновь настилали. А дальше колосились поля пшеницы, зеленели сады.

— Там еще недавно были карьеры, — пояснил Середа.

Придя в себя от изумления, я стал анализировать увиденное, сравнивать. На тех карьерах, что мне довелось видеть в других местах, тоже была мощная техника, но вся ее сила направлялась против природы. Цель у горняков еще совсем недавно была одна — вскрыть недра, взять богатства, а рекультивация, восстановление плодородия — в лучшем случае это уже не их дело, в худшем — вообще ничье. А здесь восстановление земли входило в саму технологию горных работ! Я сказал об этом Середе.

— Вы заметили самое главное: вошло в технологию. На комбинате есть цех рекультивации, у него план восстановления земли. Пусть только горняки сдадут ему землю не такой, как надо, сразу вступят в действие экономические факторы — кого-то депремируют. Здесь уже не слова: тут и рубль поставлен на охрану земли.

На обратном пути Григорий Лукич ехал какой-то притихший: вот, мол, все показал, о чем еще говорить... А я не узнал самого главного. Почему он, горняк, инженер, занялся делом, которое, пожалуй, больше к лицу агроному?..

— А когда же вы занимаетесь производством? Он молчал.

— Говорят, что в свободное от рекультивации время...

Он продолжал молчать.

— Григорий Лукич, как все началось?

— Припекло. Александровский карьер подошел к самому городу, а я подумал, что же это такое? Мы ведем какую-то сумасшедшую битву с землей! Мы побеждаем. Но это, как говорили древние, пиррова победа. Еще одна такая победа, и мы окажемся окруженными безжизненной пустыней. А что потом? Как жить?

Вот говорят: марганцевая руда — полезное ископаемое, — продолжал Середа. — А ведь самое полезное ископаемое — это чернозем. Он хлеб родит. Но земля — это не только хлеб. Она — мать... Я слушал Середу и думал об истоках. Да, все началось с Александровского карьера. Но это был час деяния. А ему предшествовал час решения, важнейший час.

— Все началось с Луны, — устало сказал Середа.

— С Луны?!

Земля и небо Григория Середы

Лет пятнадцать назад приехала на комбинат в Орджоникидзе съемочная группа. Нет, они не снимали фильм о горняках, хотя предприятие и тогда уже было среди передовых, — действие их кинокартины должно было происходить на Луне, и здесь, на отработанных карьерах, они нашли великолепную натуру для съемок: гигантские кратеры, горы бурой пыли, иссушенную, растрескавшуюся землю — отличный, безжизненный ландшафт. И съемочная группа пришла в восторг.

Иные эмоции тот же пейзаж вызвал у Григория Середы. Он впервые как бы со стороны взглянул на свою работу. «Ведь здесь же земля была, земля, а не лунный грунт. Так что же мы сотворили?!»

Было это в начале шестидесятых годов. Тогда еще только начинали говорить о том, что плодородной земли становится все меньше; законы об охране природы, решения партийного съезда — все это пришло позже. В общем, понятно: проблема должна раньше сформироваться, созреть. Но происходило это не в безжизненном пространстве, а в сердцах и головах людей. Одним из таких пионеров, осознавших, что нужно изменить наше отношение к земле, и был коммунист Григорий Середа.