Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год

Время коротких встреч

Туманным осенним утром машина мчалась к Халактырскому аэропорту. Густая белесая пелена скрывала весь Петропавловск, его улицы, дома и сопки, окружающие город; тяжелые грузовики шли цепью, с зажженными фарами. Они спешили на уборку картофеля.

— Однако, смотрите,— заметил шофер и показал на бледный серпик луны, мелькнувший в сумеречном свете утра.— Развиднеется.

И все-таки мы понимали, что торопимся напрасно...

В аэропорту было пустынно. Туман полз по дорожкам, усыпанным узкими желтыми листьями, шапкой накрывал летное поле. В диспетчерской девушка сочувственно посмотрела на нас:

— Ждите...

Ждите! Конечно, мы будем ждать, ежеминутно поглядывая на небо, потому как дела Льва Викторовича Гусева, главного лесничего Кроноцкого государственного заповедника, не терпят отлагательств. Ему необходимо облететь большую часть своих земель — проверить, готовы ли лесничества к зиме, и завезти стройматериалы на один из кордонов. Этим полетом надеюсь воспользоваться и я.

В томительном ожидании погоды коротаем время в разговорах. Гусев рассказывает о себе: родился после войны здесь, на Камчатке, сейчас уже сын растет — тоже «камчадал». Институт окончил в Красноярске, но, конечно, потянуло домой, в свои каменноберезовые леса. Вот уже четвертый год работает в заповеднике, исходил его вдоль и поперек...

Гусев достал из планшета карту, развернул ее.

— Вот смотрите,— карандаш уткнулся в Тихоокеанское побережье Камчатки,— наш заповедник. Вытянут вдоль берегов Кроноцкого и Камчатского заливов километров на двести пятьдесят. И в глубь полуострова вдается километров на семьдесят. С севера ограничен многоводной рекой Чажмой, с юга — рекой Семячиком. «Знатная речка Шемечь» — как называл ее Крашенинников. А с запада закрыт Валагинским хребтом. Всего около миллиона гектаров, один из самых больших заповедников в стране...

— Выходит, океан, горный хребет и горные реки — его естественные границы. Да еще, говорят, там сосредоточено десятка два вулканов... Такая неприступность, наверное, на пользу заповеднику?

— Именно так. Он надежно изолирован, труднодоступен, и угодья его жесткие, неблагоприятные для хозяйствования. Ну а главная его удача в уникалькой и разнообразной природе. Впрочем, вы в этом убедитесь сами, если... если мы все-таки полетим. Видите,— Гусев взволновался,— сначала ждем «борт» в порядке общей очереди — а ведь здесь столько экспедиций! Потом неделями ждем погоды...— Он решительно поднялся со скамейки.— Пойду узнаю прогноз. Тает туман-то... Еще в Москве, в Главохоте, я встречалась с Анатолием Михайловичем Шалыбковым, начальником отдела заповедников, а потом в Елизове, в конторе заповедника, с Анатолием Тихоновичем Науменко, заместителем директора по научной работе, и оба они говорили о проблеме транспорта, связи с заповедником как одной из важнейших.

— Но неужели нет к этим землям морской и сухопутной дорог? — спросила я тогда.

— О морских поговорим, когда вы вернетесь,— улыбнулся Шалыбков.— Ждем мы тут одну бумагу...

От Науменко же я узнала, как искали они дорогу — выход к большой трассе. Шли с побережья, через кроноцкие земли. Пройдя Синий дол — это как бы ворота в заповедник на западной его границе, отыскали перевал. Пробирались сквозь заросли стланика, переправлялись через болота, пересекали ручьи, пока не вышли на заброшенную, проложенную некогда золотоискателями дорогу-тропу. Держались за нее как за путеводную нить, но она неожиданно оборвалась у реки. Исчезла. Пошли по реке. Шли и до боли в глазах всматривались то в зеленый, то в каменистый берег, боясь упустить тропу. Не проглядели. Она и привела их к поселку, стоявшему недалеко от трассы Мильково — Петропавловск-Камчатский. Потом разведывали эту дорогу в мороз и пургу. «Теперь попробуем ее как зимник,— сказал Науменко.— Это примерно километров сто тридцать. Похоже, вход-выход найден. Но пока путь один — вертолет...»

Мои размышления прервало появление Гусева. Он шел быстро, и по его бодрому шагу я поняла — летим.

Через какие-нибудь полчаса под нами уже неслась желто-зеленая, четко разграфленная земля. По обочинам полей стояли груженые машины. Потом замелькали золотые островки лесов, взобравшиеся на невысокие хребты. Хребты тяжелели, росли, черные высокие вершины торчали из прядей тумана...

Где-то здесь расположена знаменитая кальдера древнего вулкана Узон. Вот она, за хребтом, гигантская овальная котловина. Вертолет кружит над Узоном, и можно хорошо рассмотреть круглое озеро со скалистым островком, а дальше еще озеро и еще — синие живые мазки среди безжизненных пепельно-серых красок. Темная цепь хребта полукольцом охватывала, словно огораживала кальдеру. И может быть, от этого казалось, что она живет какой-то своей особой, замкнутой жизнью...

Промелькнул маленький домик — он на мгновение приковал к себе внимание. Это был домик вулканологов. И неудивительно, что я вспомнила Институт вулканологии, Петропавловск, свою встречу с Геннадием Александровичем Карповым, руководителем научных работ на Узоне.

...В кабинете Карпова все говорило об Узоне. Образцы минералов. Пробирки с зеленой и белой жидкостью — оказалось, даже нефть есть на Узоне, не похожая ни на какую другую. Развешанные по стенам фотографии. На них кипели грязевые котлы, извергались грязевые вулканчики, из проколов — крошечных отверстий в грунте — били струи пара...

— Наш Узон уже прошел стадию Долины гейзеров,— говорил Карпов.— Его активность проявляется в спокойном постоянном выделении паров, газов и горячих растворов из недр земли. Но от этого он не стал менее интересным. Напротив. Здесь, как оказалось, протекают процессы современного рудообразования. Некоторое время назад это обнаружила руководительница нашей лаборатории Софья Ивановна Набоко. Вы понимаете, что это значит?

И Карпов принялся рассказывать, что в молодой тектонической зоне, к которой относится и кальдера Узона, на очень ограниченном пространстве горячие растворы выносят на поверхность мышьяк, сурьму, ртуть, золото, серебро; такие редкие элементы, как рубидий, стронций, содержание которых в растворах довольно велико, имеют, по-видимому, очень глубокие, мантийные, источники питания. Геологи по комплексу признаков выявляют определенные типы месторождений и пытаются расшифровать условия их образования. На Узоне для этого есть все возможности: процессы минералообразования происходят буквально на глазах, в очень короткое время. Но зачем это нужно, для чего? Чтобы, как сказал Карпов, геологи забыли свою всегдашнюю шутку: «Как образуется месторождение, мы узнаем с последним граммом добытого металла...» А знать происхождение месторождения — значит целенаправленно вести его разведку и эксплуатацию.

Слушая Карпова, я думала о том, что свои исследования геологи ведут на заповедной земле, и не могла не спросить, как они совмещают свою работу с этим фактом.

— Мы об этом не забываем ни на минуту,— не задумываясь ответил Геннадий Александрович.— Один лишь пример. В заповеднике дров много — каменная береза растет повсюду, а рубить нельзя... И мы поставили там маленькую электростанцию — термоэлектрический генератор, запатентованный Московским институтом источников тока. Если говорить упрощенно: два электрода и вода, холодная и горячая,— вот все, что требуется для ее работы. Эта станция экологически чиста, компактна и технически безопасна. Для заповедника идеальный вариант. Помню, пришли как-то к нам его работники — и глазам своим не поверили: лампочка горит! А на сотни километров вокруг ни души, ни жилья...

Карпов откинулся на спинку стула и в ожидании нового вопроса повернул ко мне обветренное лицо.

— И давно вы на Камчатке?

— Как окончил МГУ в 61-м, так здесь и работаю. Помню, академик Смирнов, провожая меня, сказал: «Вы уж постарайтесь, чтобы вулканы там не очень-то...» А мы, молодые геологи, честно говоря, немногое тогда знали об этих самых вулканах. Встретил меня на Камчатке Борис Иванович Пийп, основатель нашего института, прекрасный петрограф, прекрасный человек. Он обычно с каждым молодым специалистом подолгу беседовал: что привело вас на Камчатку? Чем увлекаетесь? И так незаметно-незаметно направлял в нужное русло. И со мной говорил. Отправился я поначалу на Паужетку...

Это теперь все знают, что на Паужетке первая в стране геотермальная электростанция. А тогда только шла разведка термальных источников, и молодой ученый документировал керны, вел научную работу по близкой ему, руднику, теме, словно приближаясь к Узону.

— И все-таки, скажу вам, Узон уникален,— в который раз за нашу короткую беседу повторил Карпов.— Природная живая система минералообразования! И мы ее вместе с работниками заповедника бережем пуще глаза...