Переводчица для Дикаря - Ника Штерн Страница 10

— Это трындец!!!! Маша! Маш! Я выгляжу, как мышь! Как мышь, побитая молью!!! — Галка орет, не отрывая возмущенного взгляда от зеркала. — Что мне делать?

— Может, еще раз помыть голову? — неуверенно предлагаю я. Мое знакомство с окрашиванием волос ограничивается наблюдениями — за мамой, которая красится в каштановый, и вот за Галкой. Свои волосы у меня русые, я никогда их не красила. Весь мой уход — это помыть, дать им высохнуть да раз в несколько месяцев подровнять ножницами концы.

— Это стойкая краска, — стонет Галка… — Ее хрен смоешь! Мне трындец!

— Галь, ну что ты… Ну не переживай…

— Да! Не переживай! Легко сказать! Мы с ним месяц переписывались, он мне в итоге говорит “Хочу тобой полюбоваться, красавица”, а я… как я ему покажусь теперь? Я же как мышь больная!

7

Если честно, мне кажется, что Галка права. Новый цвет волос ей, мягко говоря, не идет. И поскольку волосы короткие, спрятать это почти невозможно. Прядки серо-желтого цвета прямо у лица, ну не в шапке же ей беседовать со своим ненаглядным?

Галка ревет и всхлипывает, я пытаюсь ее утешать, но это бесполезно:

— У него там вокруг такие девицы! Ты бы видела! Все красотки, как на подбор! — она всхлипывает и некрасиво кривит рот. — На их фоне я как эта… Я же ему и понравилась только потому, что я блондинка, понимаешь? В Испании это редкость! И вот теперь вместо блонда у меня вот это…

— А если перенести вашу встречу?

— Он сорвется сразу. Я уже чувствую. Ему надоело просто переписываться, он хочет общаться лично. Говорит, что купит мне билет, чтобы я могла к нему прилететь… — и Галка снова ударяется в слезы.

Через полчаса я пытаюсь сосредоточиться на переводе, который нужно делать срочно. Да, пока издательство задерживает гонорар, но рано или поздно деньги у них будут и они мне заплатят, а срывать сроки никак нельзя: один раз разочаруешь заказчика, и он к тебе больше не обратится. Сдавать перевод мне нужно уже через три дня, но мысли разбегаются, и я толком ничего не могу сделать. Я думаю то о Дикаре, то о новых сапогах, которые куплю на сегодняшний заработок, то о старушке Аглае Константиновне и ее дамских мудростях. “Кто о вас заботится, милочка?” Я сама о себе забочусь, дорогая фрау. И пока в моей жизни нет рук сильнее и надежнее, чем мои собственные.

Галка входит в комнату с мокрым полотенцем в руке и с глухим стоном валится на свою постель.

— Галь, ты как? — спрашиваю я.

— Мне трындец. Я перемыла их еще три раза. Лучше не становится… — Галка тихо всхлипывает, и я бросаю свой перевод, присаживаюсь к ней на постель и тихонько глажу по острым лопаткам, пытаясь ее утешить.

— Галочка, ну не плачь! Ну не плачь, дорогая! Все как-нибудь устроится!

— Ничего не устроится, — она плачет отчаянно, как ребенок. — Все зря. Все кончено. Со мной всегда так… я неудачница!

— Галь, ну ерунду-то не говори, — возмущаюсь я. — Ты студентка, ты учишься, ты молодец…

Рыдания становятся громче, и я понимаю, что сказала, видимо, что-то совсем не то.

— Галь, ну может, я могу как-то помочь?

— А? — Галка переворачивается на постели и я вижу ее залитое слезами лицо. — Да как тут помочь… Ну только если у тебя вдруг каким-то чудом есть деньги на парикмахера…

— А парикмахер с этим справится?

— Ну чисто теоретически, если я завтра с утра метнусь в салон, меня там нормально покрасят. Они умеют… Но это стоит тысяч пять, не меньше, даже на мою длину…

— Пять тысяч?

— Ну да, блонд — это недешево, — Галка мрачнеет, и я решаюсь.

— Я заработала сегодня. Дам тебе денег, иди красься.

— Маша! — Она подпрыгивает на кровати, вцепляется с меня влажными от слез руками и обнимает так крепко, что у меня, кажется, сейчас кости затрещат! — Машка!!! Ну ты человек! Маша!!!! Я тебя обожаю!!!

— Тихо, тихо, не кричи, — я освобождаюсь от Галкиных рук и радуюсь тому, как просветлело ее лицо.

— Я отдам! Отдам! Через пару недель нормально? Мне родители должны прислать…

— Нормально, — говорю я, прикидывая, что даже половины того, что я сегодня заработала, хватит на нормальные сапоги. Не хуже тех, в которых я ходила до сих пор.

— Машка, ты прелесть! — Галка уже гуглит ближайшие салоны красоты, чтобы записаться на завтрашнее утро. В универ она, конечно, не пойдет — созвон с Чеко в ее приоритетах стоит выше любой учебы. Странно, конечно, но это ее жизнь и ее решения.

Я снова сажусь за перевод и с трудом разбираюсь со сложным абзацем. Нынешнее мое задание — судебные документы по семейному конфликту. Кто-то разводится с иностранцем и пытается отсудить себе имущество, положенное по закону. Я не юрист, и иммунитета против такого чтения у меня нет. Мне противно читать то, что я вижу. Настроение падает ниже плинтуса. Получается, этот иностранец с самого начала знал, что дело может дойти до развода, и оформил бумаги так, что его русской жене ничего не причитается? Вот тебе и любовь. Вот, чем все это заканчивается.

Вконец расстроившись, я снова отвлекаюсь от перевода и пишу в мессенджере маме — вдруг она еще не спит? Через пару минут мы уже созваниваемся. Я слышу в трубке родной голос и чуть не плачу. Как же я соскучилась! Как мне хочется иногда бросить все — и общагу, и универ, и поехать к маме, посидеть на кухне с чаем и сырниками, поболтать обо всем на свете или помолчать вместе с ней. А может, и остаться с ней навсегда. Но я не могу.

Мама растила меня одна, и наша с ней общая мечта была — чтобы