Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1960 год Страница 12

Слева по борту показалась лиловая полоса Рыбачьего, овеянного легендами, продрогшего от отчаянных полярных ветров полуострова. Сердитый прибой плясал на его камнях, вызванивая галькой. За пирсом — стоянкой для редких кораблей — виднелись бревенчатые домики с радиомачтами, где живут и трудятся русские люди. В годы войны это был последний клочок родной земли, с которым прощались, уходя в бой, герои-североморцы.

...А волны и стонут, и плачут,

И плещут о борт корабля.

Растаял в далеком тумане Рыбачий —

Родимая наша земля...

Я глядел на этот полуостров и на море — арену жестоких сражений — и вспоминал слова М. В. Ломоносова: «О, если бы все труды, заботы, издержки и бесконечное множество людей, истребляемых и уничтожаемых свирепством войны, были обращены на пользу мирного научного мореплавания! Не только были бы уже открыты доныне неизвестные области обитаемого мира и соединенные со льдом берега у недоступных доныне полюсов, но могли бы быть, кажется, обращены неустанным усердием людей тайны самого дна морского...»

...Лодка, плавающая под водой, появилась давно. Три с лишним столетия назад. Но чуть ли не со дня своего рождения она стала служить не миру, а войне. Конструкторы ломали головы только над тем, чтобы совершенствовать ее боевые качества: мощность двигателей, скорость, вооружение.

И никто, кроме великого фантаста Жюля Верна да разве что двух неудачников — австралийца Герберта Уилкинса и норвежца Харальда Свердрупа, — не задумывался применить лодку для исследования глубин океана, этого громадного «белого пятна», о котором мы знали не больше, чем о каналах на Марсе.

Каждая историческая эпоха выдвигала проекты подводных аппаратов. Ассирийские барельефы рассказывают нам о попытке погрузиться в воду с запасом воздуха в мехах. Мечтая о подвигах, спускался в море под колоколом юноша Александр Македонский. Несколько проектов подводных аппаратов разрабатывал Леонардо да Винчи, английские ремесленники времен Елизаветы хотели сделать из кожи водолазные костюмы.

Но прав был известный французский подводник Жак Ив Кусто, когда говорил, что все эти проекты потерпели неудачу потому, что тогда для исследования морей не было необходимых экономических и технических предпосылок.

Сейчас для подводных изысканий есть батисферы, батискафы, гидростаты... Но как на этих неповоротливых аппаратах изучить, например, поведение рыбы, которая движется, преодолевая за сутки большие расстояния? Это можно сделать только на быстроходной подводной лодке, освобожденной от груза мин и пушек.

Первой такой лодкой — подводной лабораторией — и стала наша «Северянка», которую Советское правительство передало в распоряжение Всесоюзного института рыбного хозяйства и океанографии — основного научного центра изучения морской фауны.

В первые походы «Северянки» ученые увидели, как работает в естественной обстановке трал, как ведет себя рыба зимой, много нового узнали и о других глубинных жителях моря.

В задачу нашего похода входило провести ряд океанологических исследований в Норвежском и Гренландском морях, увидеть, как объячеивается рыба в сетях, но главное — узнать о странном поведении сельди, когда гидроакустические поисковые приборы, регистрировали большие ее скопления, а сети оставались пустыми. Даже опытных морских капитанов-промысловиков вводила в недоумение эта повторяющаяся каждый год...

Загадка блуждающих призраков

Первым устраивал переполох гидроакустик. Он выбегал из своей рубки и кричал капитану:

— По курсу сельдь!

— Много? — спрашивал тот.

— Видимо-невидимо! — отвечал гидроакустик и снова убегал к своим эхолотам.

Звук работающих эхолотов напоминает тиканье часов. Установленные на днище корабля вибраторы посылали сигналы — импульсы определенной частоты. Сигналы встречали на своем пути какое-либо препятствие и возвращались обратно. Перо самописца, быстро вращающееся по кругу, в это самое время легонько наносило на розоватой йодистой ленте расплывчатые пятна — обозначения крупных косяков сельди.

Капитан приказывал стопорить машину и ложиться в дрейф. Матросы выметывали сети. А радист, подчиняясь неписаному закону моря: если нашел — поделись с другим, — извещал остальные суда о находке. Корабли откликались на его зов. Рыбаки быстро выбирали сети и спешили в тот район, предвкушая богатый улов.

Но у всех сети оставались пустыми как при первом, так и при третьем заметах. Окончательно убедившись, что улова не будет, корабли тесно окружали виновника, и матросы через рупор выкрикивали капитану горькие слова упреков.

Так случалось только летом. В июле — августе. В остальное же время года, если гидроакустические приборы показывали рыбу, бывали хорошие уловы.

Почему же в это время не ловится сельдь? Или она видит сети и уходит от них в глубину, или... или гидроакустические приборы дают неправильные показания! Этого мы не знали и хотели выяснить, спустившись в глубину.

Первый день или первая ночь ознаменовались несколькими событиями. Тучи исчезли, и солнечная медь вовсю лучилась в изумрудных волнах. Московское радио в последние минуты суток пожелало спокойной ночи.

Несмотря на качку, нам удалось более или менее сносно укрепить вещи, подвесить, где это возможно, койки. Те, кому коек не хватило, соорудили лежанки из ящиков с провизией.

Соленые брызги долетали до мостика, где несли вахту второй помощник капитана Лев Чернавин и сигнальщик Вячеслав Реутов.

Солнце светилось бронзовым пятаком довольно высоко над горизонтом. Грудным басом гудел дизель, выплевывая сизые кольца дыма. Несколько чаек носилось над лодкой.

— Хитрые, бестии! — кивнул головой Чернавин. — Мы шумим, обеспокоенная рыба всплывает и попадает в их лапы.

Действительно, чайки, высмотрев добычу, пикировали вниз и выхватывали из волн тяжелую рыбу.

— Где мое ясно солнышко? — штурман Геннадий Яловко поднялся на мостик и нацелился секстаном на солнце.

— Так я и думал... — пробормотал Яловко и заторопился вниз, к карте.

— Так я и думал, — повторил он снова, появляясь наверху. — Сидите вы здесь, нахохлились, как сурки, и не догадываетесь, какое историческое место проходим мы.

Штурман обвел нас победоносным взглядом:

— Сейчас мы пересекаем курс забытого «Наутилуса» Герберта Уилкинса и Харальда Свердрупа!

...Зимнее солнце все еще находилось за горизонтом, когда американская подводная лодка «Скат» 17 марта 1959 года пробилась сквозь лед на 90-м градусе северной широты. Моряки вышли на лед, образовав полукруг около небольшого зеленого столика. На столе стояла бронзовая урна с пеплом ветерана Арктики Герберта Уилкинса, умершего в декабре 1958 года. При мерцающем свете факелов капитан корабля Кольверт зачитал молитву, и пепел был развеян по ветру, как завещал Уилкинс, человек, безрезультатно пытавшийся многие годы достичь полюса...

С большим трудом он выхлопотал у правительства США лодку, которая была приговорена к уничтожению по старости.

Отсутствие средств, спешка, а подчас и рекламный характер подготовки к трудному походу во льды предопределили грядущую неудачу. 12 августа 1931 года «Наутилус», как назвали ученые лодку, вышел из Норвегии, держа курс на север. Научной работой на этом корабле руководил известный норвежский ученый Харальд Ульрик Свердруп.

«Наутилус» от острова Медвежий повернул на север, к Шпицбергену и дальше во льды Арктики. По дороге всегда что-либо ломалось, и много времени уходило на починку. Трагическим событием была потеря рулей глубины. Из-за этого лодка не могла погружаться, и основная часть исследований осталась невыполненной. «Наутилус» достиг только 82-го градуса северной широты и вернулся обратно.

После этого похода не возникало и речи о каком-либо новом плавании на «Наутилусе». Лодку пришлось затопить у норвежских берегов, так как она была слишком немощна для суровых испытаний...

Молча глядели мы на волны, которые так же шумели и 28 лет назад. Пусть разны были наши пути. Но с первым реально существующим «Наутилусом» роднила нас общая цель — познавать непознанное. Мы обогнули норвежские берега, уходя все дальше и дальше на запад. На лодке установилась размеренная жизнь.

Вечером все свободные от вахты собирались в нашем отсеке на киносеанс. Киномеханик приспосабливал между коек проектор. Чтобы занять место в «зале», нужно было проявить все свои гимнастические способности: подтянувшись на шпангоутах и поджав ноги, прыгать через кинохозяйство рывком вперед. Кто пришел раньше, занимал места на койках, на больших банках с воблой, на ящиках. Кто опаздывал, усаживался прямо на полу. И случалось, что на твои плечи во время сеанса опускался пропахший дегтем сапог и, найдя удобную опору, покоился до заключительных кадров.