Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1979 год Страница 12

Когда мы начали удаляться, Амбарчан что-то прокричал нам вслед. По-русски и по-юкагирски. Я ничего не понял, кроме двух слов: «каталка»... «Ленинград»... Но проводники разъяснили: полгода назад на Колыме работали ленинградские ихтиологи. Их интересовала рыба каталка, которая водится здесь. Каталка довольно крупная мясистая рыба, донная, рыба-мусорщик, очень неприхотливая. В Канаде ее путем скрещивания превратили в хорошую, вкусную рыбу, которая идет по большой цене. Наши ученые тоже обратили внимание на каталку, но сведения о ней были самые противоречивые. Неизвестно, например, точно, когда она нерестится. А Шалугин узнал. Вот и кричал теперь нам, чтобы мы передали ученым, что каталка нерестится с начала по конец июля.

...Шли пятнадцатые сутки нашего плавания по Колыме. Пройдено уже было полторы тысячи километров. Позади остались Мангазейка — поселок с большой зверофермой по разведению черно-бурых лисиц, и Ожогино — рыбацкий поселок. Начинались самые рыбные места Колымы. Нельма, чир, омуль, хариус, осетр, чебак, корюшка, окунь, щука, голец, каталка — какой только рыбы не видели мы здесь в сетях рыбаков и в огромных холодильниках, устроенных на глубине, в вечной мерзлоте.

...На одном из крутых поворотов Колымы, где весенние паводки метр за метром размывают берега, постепенно добираясь до вечной мерзлоты, мы обнаружили целое кладбище бивней, зубов мамонтов и древних буйволов. Осмотрели внимательно местность. Все найденное на поверхности сложили в кучу, поставили таблички и отсняли на кинопленку. Место находки отметили на карте. Заинтересуются ученые — легко найдут!

О мамонтах мы вспомнили еще раз, когда проплывали мимо притока Колымы, реки Березовки. В 1900 году здесь был найден сохранившийся целый мамонт. Находка стала подлинной сенсацией. Березовский мамонт и сейчас хранится в Зоологическом музее в Ленинграде.

...В районе Среднеколымска ширина реки стала доходить порой до двух-трех километров. На таком просторе ветер поднимал метровые, волны. Особенно трудно было двигаться против ветра. В нашем вахтенном журнале появилась запись: «Каюта имеет большое лобовое сопротивление! Учесть на будущее!»

...Приближение устья Колымы мы почувствовали задолго до того, как вошли в него. Чаще стали встречаться самоходные баржи с углем и другими, как здесь говорят, «генгрузами». Капитаны приветствовали наш плот гудками. Мы отвечали звоном колокола-рынды,

В последние дни мы шли даже ночью, спешили к океану. К тому же у Кирьякова и Фролова кончались отпуска.

«23 августа прошли Нижнеколымск». Эту запись я сделал с особой тщательностью. 20 июня 1648 года из Нижнеколымска Семен Дежнев с отрядом казаков на нескольких кочах вышел в свою арктическую экспедицию и открыл пролив между Азией и Америкой. Этому поселку предстоит сыграть немалую роль и в нашей судьбе: этим летом, в июле, мы собираемся выйти из него на специально сконструированном морском варианте надувного плота и, уложившись в срок экспедиции Дежнева, за 70 дней, под парусом достичь мыса Дежнева, а затем взять курс на Анадырь...

В. Крючкин, кинооператор

Синегорье — Нижнеколымск

Этот черный, черный Гарлем

Большая, жирная, она не спеша шла по самой середине улицы. Острая морда была угрожающе приподнята, сзади волочился плетью противно голый бледный хвост. До нее было шагов семь, не больше. Меня передернуло от отвращения, и я виновато покосился на спутника. Он попытался было непринужденно улыбнуться, но вместо этого получилась какая-то полугримаса.

За нашими спинами вдруг раздался пронзительный свист, улюлюканье, и стайка галдящих мальчишек бросилась к крысе, осыпая ее градом камней, жестянок из-под пива и всем, что попадалось под руку. Омерзительное животное тут же юркнуло в ближайшую мусорную кучу, поднимавшуюся до середины окон первого этажа пустующего дома. Нападавшие разочарованно остановились, а затем нехотя разошлись...

Так началось мое знакомство с Гарлемом. Я давно собирался побывать в этом печально знаменитом негритянском районе Нью-Йорка, но каждый раз никак не мог выкроить время. Да и знакомые американцы неизменно расхолаживали меня: «Что там смотреть? Гетто и есть гетто, ничего особенного».

В тот день, а была пятница, начало уик-энда, я освободился неожиданно рано и, забежав перекусить в кафетерий издательства «Делл», прикидывал, успею ли совершить вылазку в Гарлем, когда за столик подсел Эйб Брюн, радиожурналист из «Эй-Би-Эс». У нас установились дружеские отношения, когда он еще работал в Европе и писал оттуда смешные юморески для «Хоум джорнал» о том, как не следует вести себя американцам за границей.

— Хэлло, Алекс! Судя по сверхскоростному насыщению, вы с утра ничего не ели и к тому же очень спешите. В театр рано, на самолет тем более, он уходит ночью. Уж не влечет ли вас какая-нибудь прекрасная незнакомка?

— Влечет, Эйб, но не незнакомка, а незнакомец, с которым давно хочу встретиться.

— Что-нибудь интересное? — он насторожился.

— Очень. Гарлем.

Эйб с сомнением покачал головой:

— Белому в одиночку там появляться не следует, особенно вечером. Если вам действительно это так необходимо, я провожу.

— Какая разница, один белый или два?

— Но ведь я не белый.

— ?..

— Вам, конечно, этого не понять: для вас я просто смуглый брюнет, а у нас в Штатах оттенки кожи никогда не спутают и относятся к человеку соответственно.

Действительно, если приглядеться повнимательнее, то по черным вьющимся волосам да большим карим глазам можно было догадаться, что в жилах его течет какая-то доля негритянской крови.

— У меня есть знакомые в Гарлеме, — продолжал Эйб. — Я сейчас позвоню им. Если повезет, гид у нас будет первоклассный...

Гарлем хорошо известен и за пределами штата, и за пределами страны. Как язва проказы, чернеет он на и без того не такой уж чистой коже Нью-Йорка. А если брать шире, его можно сравнить с черно-белым контрастным фотонегативом, перекрывающим яркие краски рекламных слайдов современной Америки. Именно здесь, в Гарлеме, контрасты и противоречия американского общества доведены до остроты хирургического скальпеля. Мусорные кучи, крысы, разгуливающие днем по улицам, дома-развалины без стекол, с дырявыми крышами; и рядом особняки с портиками, высокими чугунными решетками и «кадиллаками» последней модели у подъезда.

Когда-то на месте сегодняшнего Гарлема было индейское поселение. Но пришли европейцы, первые голландские поселенцы, которые и дали этому месту название Новый Гарлем. В 1626 году в Америку начался ввоз черных рабов из Африки, и спустя несколько лет первый караван «черного товара» прошел по земле Манхэттена, по старой индейской тропе, называвшейся «Широкий белый путь». Тропа эта, выпрямленная и залитая асфальтом, сохранилась до сегодняшних дней и находится, кстати, всего в нескольких кварталах от Гарлема. Правда, из названия выпало слово «белый» и осталось только «Бродвей». Зато в неофициальное имя Гарлема прочно вошло прилагательное «блэк» — «черный».

В тридцатых годах нынешнего столетия после провала так называемой «реконструкции Юга» все больше и больше негров устремилось в крупные города, прежде всего в Нью-Йорк. Тогда-то тридцать семь банков и несколько крупных кредитных обществ заключили тайное соглашение о выделении неграм шести квадратных миль для поселения. Так, на «демократическом» Севере, боровшемся когда-то за их освобождение, возникло это гетто.

Сегодняшний Гарлем далеко перешагнул за отведенные границы. Географически он простирается от 96-й до 155-й улицы и моста Джорджа Вашингтона, его восточная граница — залив Ист и река

Гарлем, а на западе он примыкает к Бродвею.

...Мы с Эйбом вышли по 100-й улице на центральную Ленокс-авеню: броские витрины магазинов, хорошо одетые прохожие, главным образом — негры, поток автомашин и, конечно, никаких крыс. На углу 125-й улицы Эйб Брюн тронул меня за рукав: «Подождем немного».

Не успели мы выкурить по сигарете, как к тротуару мягко прижался темно-зеленый «форд» с щитом-эмблемой Нью-Йорка и номером полицейского участка на передней дверце. Участков таких, кстати, три на весь Гарлем с двумястами, а может быть, и тремястами тысячами его жителей, которых никто никогда не считал.

Из «форда» неторопливо выбрался, сверкая белозубой улыбкой, огромный негр в синей полицейской форме.

— Мой сюрприз, — улыбнулся Эйб. — Знакомьтесь. Чарльз будет нашим гидом.

Моя рука утонула в большой ладони блюстителя порядка. Несмотря на дружелюбную улыбку, глаза его смотрели настороженно: с журналистами американцы привыкли держать ухо востро.

— Чем могу быть полезен, мистер? Эйб просил немного помочь, но предупреждаю: никаких имен, ничего такого, о чем я не имею права говорить.