Не ошибись с выбором - Валентина Игоревна Колесникова Страница 13

— Тише всем! А то услышит, что бездельничаете… Да, Александр Сергеевич…

— Вы где? — голос уставший и злой, требовательный.

— Отдел продаж. 13 сектор.

— Поднимайтесь. Ваше место свободно. У меня разговор к вам.

На этом моменте телефон резко замолчал, я же приготовилась к самому худшему — увольнению с позором.

— Держись там… — Тихоня сочувственно сложила губки бантиком, — может он весь свой гнев на ту Арину выпустил…

— Хотелось бы, — честно призналась я, с ужасом представляя, что меня ждет.

Ноги казались ватными. Ступней совершенно не ощущала. Каждый шаг в сторону лифта словно приближал к смерти. И самое главное, я так и не узнала, кем работает Волков! Вселенский заговор! И что еще хуже — из-за всех этих разговоров совершенно не успела выполнить задание. Все же дома я более продуктивна — нет незапланированных отвлекающих факторов.

На верхнем этаже, возле кабинета Преображенского, все вновь было в идеальном состоянии. Ни единой соринки на полу, все бумаги сложены на столе в идеально ровный столб — лист к листику. Мои вещи аккуратно вернули на прежнее место, полностью приведя стол в идеальное состояние, и раз они не лежат в выдуманных мною коробках, значит, я еще не уволена.

— Проходите.

— Я вас слушаю, Александр Сергеевич.

— А чего ножки — то так дрожат? — Несмотря на дикую раздражительность и лютую злость, что темным облаком распространилась внутри кабинета, Преображенский оставался собой — все та же издевка в голосе. — Не отвечай, Смирнова. Уже то, что ты понимаешь свое положение и испытываешь страх — говорит о многом. Скажу сразу — разговор в парке меня вывел из себя, но хочу сказать спасибо за правду. Это ваше мнение, которое основано на догадках, непонятных ситуациях, деталей которых вы не знаете, но, тем не менее, в свои слова вы точно верите.

— К чему этот разговор, Александр Сергеевич? — Мне стало по-настоящему дурно. Именно в такие моменты начинает кружиться голова, и тело ощущается несколько не привычно. Оно словно становится легче, и ноги путаются.

— К тому, что мне нужен личный помощник. Именно помощник, который не будет вешаться мне на шею вместо работы. Оплата соответствующая — бумаги на вашем столе.

— Вынуждена отказать вам.

После того, как я осознала весь смысл его слов, страх мгновенно пропал. Исчез вместе с последними сомнениями относительно моей работы. Лицо мужчины удивленно вытянулось. Он поднял левую бровь, не веря в то, что я говорю. Повторно озвучив не малую сумму возможной зарплаты, он как-то нервно провел рукой по волосам цвета темного шоколада, ослабил галстук и предложил сесть за стол.

— И почему на этот раз? Опять из-за возможных сплетен?

— Когда дело касается зарплаты, мне плевать на сплетни, — я плавно села на мягкий и очень удобный стул, пристально рассматривая красивые, очень дорогие запонки на манжетах пиджака Преображенского. — Дело в моем положении. Работа личного помощника требует времени, постоянных разъездов. Напоминаю, что у меня дочке два года. Поэтому, независимо от суммы зарплаты, я вынуждена отказаться. Вы часто ездите за границу, мое присутствие будет обязательным, но ребенка я не могу взять с собой и оставить мне ее не с кем. Учитывая уровень зарплаты, я бы хотела согласиться, но…

— Я не подумал о вашей дочери… Простите. — Преображенский немного наклонил голову, думая о чем-то своем. В кабинете наступила тишина, я не смела ее нарушить, ожидая от начальника дальнейших поручений. Все то, что сейчас произошло — странно. Почему он решил предложить мне работу? Мы так сильно поругались, я сказала много всего плохого, о чем сейчас дико жалею.

— Это не совсем мое дело, но, насколько мне известно, в подобных ситуациях часто нанимают нянечек. Уровень зарплаты позволяет, прошу заметить, — Я удивленно подняла брови, слушая начальника дальше. Мужчина тем временем не смотрел на меня, открыл ноутбук и стал что-то печатать, продолжая разговор, — и все довольны. Вы работаете, ребенок под присмотром.

— А потом моя дочь назовет чужую женщину «мама». Поймите меня правильно, я сейчас с вами не спорю и тем более не хочу создавать никакого конфликта. Но посудите сами — моей задачей будет постоянное нахождение рядом с вами до позднего вечера. Иногда и ночи, в зависимости от нагрузки, а она не малая. Плюс этот профиль мне не знаком и я понятия не имею, что мне нужно будет делать. Да, я научусь, но на это потребуется время. Если я соглашусь на эту должность, то моя дочь будет видеть лицо чужой женщины гораздо чаще, чем мое. Два года — очень важный период. До трех лет у ребенка идет формирование осознания семейных ценностей, поведения. Именно в этот период ребенок, словно губка, впитывает каждый мой жест, мимику, поступки, отношение к жизни. Я не могу позволить себе разрушить тот фундамент, что сейчас только в самом начале закладки. Я не прощу себе, если моя Аня будет чувствовать себя ненужной. Я помню, как мне было обидно, когда моей родной мамы не было дома целыми днями из-за работы. Но на тот период мне уже стукнуло десять лет и моих мозгов хватало на то, чтобы понять, что она делает все возможное для обеспечения нашего будущего. Сейчас же будет все иначе. К тому же, я не смогу работать вашей помощницей всю жизнь — мне жизненно необходимо вернуться в вою профессию, иначе я совершу еще одну ошибку.

— Вы понимаете, что сможете заработать много денег? Их хватит и на вас и на Аню…

— Но что потом? Я уволюсь и… Я врач, я не буду востребована, если в моей практике будет долгий перерыв. Кому нужен стоматолог, который много лет просидел в декрете, затем работал не по профилю и внезапно решил вернуться? К тому же хорошее место работы найти очень сложно. На это тоже уйдет время.

— Знаете, мой сын воспитывался няней до семи лет, — Преображенский о чем-то очень серьезно задумался. Его слова были больше похожи на мысли вслух, нежели желание поделиться личной информацией, — поэтому я и предложил вам этот вариант. В любом случае, вы слишком рано отказываетесь. Я пока не могу вас понять. Подумайте, даю вам неделю на размышление.

Я утвердительно кивнула, понимая, что он прав. Нужно все как следует обдумать. Я, как всегда, тороплюсь…

Глава третья

— Слушай,