Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 Страница 15

* * *

Он схлестнулся крест-накрест с тобоюИ земные отринул пути.И, распятые общей судьбою,Разве можете с неба сойти?Было то, что ещё не бывало,А что было – рассыпалось в прах…Ты руками его обвивалаИ в подлунном и в прочих мирах.Откликалась на редкое имя,Постигала размолвок туман;Неземная улыбка таима –Холодит и волнует обман.Он живёт у слепого экрана,Затянул виртуальный портал.Вместо сердца – открытая рана:Сам бы рану не забинтовал…Ты придёшь, ты омоешь слезами –Тайно вылечишь рану его;И с высот золотое сказаньеЯвят звёзды, не зная того,Что отчаялся сумрак осеннийИ качается лодка вдали,И дремотные запахи сенаДолетают с далёкой Земли.

Павел Шаров

Совершеннолетие

Шаров Павел Петрович. Родился в 1972 г. в Саратове. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковался в журналах «Волга», «Дети Ра», «Футурум APT», «Сибирские огни», «Северная Аврора», «Звезда», «День и ночь», антологиях «Лучшие стихи 2010 года» (Москва, ОГИ, 2012), «45: русской рифмы победный калибр» (Ставрополь, «АГРУС», 2015), сетевых изданиях «45-я параллель», «Подлинник» и др. Трижды лауреат международного конкурса «45-й калибр» (2014, 2015, 2016). Член Союза писателей России. Живет в Саратове.

Совершеннолетие

Мне исполнилось восемнадцать. И я был горд –совершеннолетие! Мать испекла мне торт.Правда, не было в торте свечей,и гостей в доме не было. Будто ничей

не родственник (не говоря уже – друг),сидел я 7-го июля. Отрезал кусок, и вдруггрянули трубы и барабан: то заработал Шопенво всю силу лёгких! А вяз шумел

у «Овощного». И шла процессия вдольулицы Жизни Космодемьянской. С луны он свалился, что ль,этот покойник?! Я поперхнулся. Высунул торс –ох, не глядеть было б лучше! Выбросил торт,

возненавидел свой день рожденья, а цифру 7предпочитал лишь на «Трёх семерках» (я с них коселв отрочестве, но больше любил «Агдам»).Я тебя – слышишь, жизнь? – никому не отдам!

Он жив всею кроной, свидетель мой, вяз,связала нас кровно словесная вязь.Так жизнь – та, что в торте не стоила свеч, –вскипела в аорте – и хлынула речь.

* * *

Под грузом дневных заботя ходил согнувшися в три погибелии желал всему миру гибели.Но настала ночь – и волшебным образомя желаю миру добра. Мне образомслужит вид из окна: там, в квартирах, задёрнутыхзанавесками, люди из дёрганых,полудиких зверей, надевая домашние тапочки,превращаются в добрых родителей:все они – мамочки, папочки.Я готов в это верить: ночь притупляет сознание.И само мирозданиепредставляется в виде игрушки на рождественской ёлке.Жаль, что ночи в мае не слишком уж долги,и с первым лучом рассвета,с первым гудком электричкия первым делом нашарю в кармане спички,закурю сигарету и, сделав пару затяжек,опять увижу: невыносимо тяжекэтот мир, но другого взамен-то нету,так что, пожалуй, гаси сигаретуи трезвей понемногу: день предстоит не из лёгких –дай же ему пинка, дым выдыхая из лёгких.

* * *

Отболела головушка, слезы вытекли.Март, но в сердце пурга как на Вытегре –там, на севере, где болотамизаперт лес, точно двор – воротами.С нашим сыном пойти рука об рукук золотому от солнца облакуне судьба мне… В отцовскую яминуположите меня, братцу Каинупередайте, что был я Павликом,но уплыл по Коциту яликом,был да сплыл я – по Стиксу ботиком,пламя черпая низеньким бортиком.Жизнь разменная – зимами, вёснами –разошлась по рукам. Жаль, что взрослымимы не стали, душа моя, Павел, новсё, что было – неправильно, правильно, –всё же было… Французскими булкамине хрустел отродясь – водка булькалаиз горла – я занюхал, и ладно уж.…Не сыграть с нашим сыном мне в ладушки…Так судьба нас обоих прищучила.Не тебя, а меня бы – на чучелов огород! Я же, челюстью клацая,Ипокрены глотну, из Горациявспомню – сказано было невеждеНаучись-ка порядочно мыслить ты прежде,чем начнешь писать, но – кончается курево,и плывет топор из села Чугуево –из Аида, за Летой-Ягорбой,где забвение – волчьей ягодой.

* * *

Как ночь огромна. Как землямала. Как далеко до Бога!Как ты бессилен перед этимлистом бумаги: «ля-ля-ля» –очередная запись блогаокажется лишь междометьем.

На трех китах ли, черепахах –земля мала: два дня пути,и ты у края ойкумены.А предки? Что ты в черепах ихещё пытаешься найти?О чём кричишь ты – аж до пены

на синих треснувших губах?Уйди отсюда, бесноватый!Земля мала, и с каждым днёмее всё меньше. О, мой страх!о, ужас! Слух – надмирной ватой,а зренье – солнечным огнём.

А Богтак близко, что рукойдостать. Но мы могилы роеми не достанем, не узреем.А над моей седой башкойгудят, клубятся мысли роем.И лебедою ли, пыреем,

быльём ли Время поросло.Земля мала: лишь пара рек,лесок, пригорок, деревенька.Который месяц и число?Который год? Который век?И пережить мне этот день как?!

* * *

Я крепко спал – без сновидений.На потолке роились тенивсех тех, кого любил и знал.Я это видел – видел въяве,а не во сне. И я не вправетеней полночный карнавал

забыть, заснуть, засунуть в папку(сними – дотла сгорела! – шапку), –да, не получится, точь-в-точькак мокрой тряпкой – стёкла, мебель,мозг протереть. То явь ли? Небыль?Зачем дана мне эта ночь?

Не знаю… Правды ли взыскуюсам о себе? И кто такуюзатеял с памятью игру?(Так я подумал мимоходом,меж тем как тени хороводомкружились.) Может, не к добру

всё это?.. Памяти радаромя шарил по судьбе, и даромпропавших чувств мне было жаль.Скорбел душой – а толку, толку?И тихо плакал втихомолку.Ну что ж ты, память? Так ужаль,

как никакой змее не снилось.И то сказать, развёл тут сырость,но – был запал, да вышел весь.Проснуться – на Шексне ли, Волге,сказать: «…остави наши долгии хлеб насущный даждь нам днесь».

* * *

Грохочет по рельсам товарный состав –и в теле вибрирует каждый сустав,во рту же становится горько.Пора просыпаться – гудками заводзовет, и пока ты жуешь бутерброд,звучит «Пионерская Зорька».

Давай торопись – тебе в школу к восьми,и ранец – ты так им гордишься! – возьми:под алыми бриг парусамилетит над волнами, и галстук твой ал.…Я вырос давно, только взрослым не стал –пацан с бородой и с усами.

Хотел быть как все, только матушка-леньтомила, но врезался в память тот день,когда мне шепнул Женя Дьяков:«А Брежнев-то умер». «Но это, – в ответсказал я, – не новость давно». Десять летмне было – отродью бараков.

В шестнадцать мальчишеских лет я качалправа человека и не получализ принципа паспорт, упрямотвердил, что прописка – сплошной произвол,«Но в ВУЗ не возьмут, если ты в комсомолне вступишь», – твердила мне мама.

А я что ни попадя пил и курил,бывал в обезьянниках – нет в них горилл,они за решёткой не с этой,а с той стороны – им дарована власть,и хочется плюнуть в слюнявую пастьс дымящей в лицо сигаретой.

Высокой болезни хотел, и в дурдомбыл загнан. Хоть в это и веришь с трудом,но псих в медицинском халатерешил, что бредовую галиматьюнесу я – влепил мне в военник статью,с какой – только жить в интернате.Как будто бы я апельсин заводной!Я в здравом уме говорю, что в роднойстране мы как беженцы – в стойлозагнали народ феодалы (им судне страшен давно). О, как тупо сосутподростки вонючее пойло!

Но Бог – не мякишка. Всё – в дело и впрок.Я намертво выучил главный урокеще в 100-й школе: так надо –любому воздастся сполна по делам,и путь к райским кущам лежит сквозь бедлам,сквозь дым и расселины ада.

* * *

Память – это онаспать не даёт ночами.Так и сижу в печали,пялясь в проём окна.В шутку или всерьёзя свою жизнь уже прожил.Знает об этом прожелтьдвух заоконных берёз –ветками в темнотешарят по стёклам слепо.В комнате сумрак склепа.Где они, годы те,когда душа по ночамжила на улице Лун ной,наивной была и юной,а неба бездонный чанзвёздами был набит –зодиакальной сельдью.Сетью – зовётся смертью –с орбит их сорвал Арбитр.Что же? Спальный район.Старуха-пятиэтажкакряхтит и вздыхает тяжко,и ни гу-гутелефон.Может быть, это сон?Жизнь не меня запиналав этот отсек пенала?Может быть, я не он –нетот, который перомводит, дурак, по бумаге,веря, что эти знакине вырубить топором?Я выхожу на балкон –руки пожать берёзам.Я задаюсь вопросом –кто я, если неон?!Но тишина в ответ.Толи виновна осень,толи меня просто нет –нет и не было вовсе.

* * *