Семейные ценности - Мила Гусева Страница 15

Приятного чтения!

Age: 16

Примечание: в этой главе описываются события следующего учебного года, но, поскольку день рождения у Уэнс после родительских выходных, здесь ей все ещё шестнадцать.

Ксавье выпускает её из кольца объятий и отстраняется с совершенно счастливой улыбкой, которую её критичное рациональное мышление упорно характеризует как несколько глуповатую. Уэнсдэй одергивает помятую школьную юбку и принимается сосредоточенно застегивать пуговицы белой рубашки — просто чтобы сконцентрироваться на чем угодно, только не на идиотски-восхищенном выражении его лица.

К остальным аспектам их… отношений привыкнуть оказалось на удивление легко.

Даже к тому, что собственное тело с завидным постоянством предаёт ее и становится совершенно безвольным, стоит проклятому Торпу коснуться любого участка обнаженной кожи.

Но этот нескрываемый щенячий восторг, горящий в насыщенно-зелёных глазах, до сих пор вызывает отторжение — слишком уж напоминает взгляд её отца, которым тот одаривает свою обожаемую супругу на протяжении многих лет.

К счастью, Ксавье хотя бы не сыплет через каждое слово витиеватыми эпитетами, превозносящими её красоту, склад ума или что он там в ней нашел.

Ему хватает мозгов — и инстинкта самосохранения — чтобы держать рот на замке. По крайней мере, пока.

Но во взгляде неизменно читается немое восхищение, раздражающее до зубного скрежета.

— Не пялься на меня так, — не выдерживает Аддамс, прилагая максимум усилий, чтобы поскорее привести школьную форму в надлежащий вид.

Но пальцы до сих пор ощутимо дрожат после оргазма, и простейшая задача многократно осложняется. Это злит ещё сильнее — особенно, если учесть, что она пришла сюда отнюдь не за этим.

Но Ксавье и слова сказать не дал — едва завидев её на пороге мастерской, сиюминутно отбросил кисть и накинулся с обжигающими поцелуями, вжимая её в стену всем телом.

И Уэнсдэй сдалась позорно быстро.

Не смогла отказать себе в удовольствии, ставшем за последние несколько месяцев наркотически необходимым.

— Ну не будь такой колючкой… — он наигранно хмурится, но сияющая улыбка никуда не исчезает. — Мы же целых два дня не сможем побыть наедине с этими родительскими выходными.

— Вот об этом я и хотела поговорить, — Аддамс наконец удаётся справиться с проклятыми мелкими пуговичками и, наспех расправив складки на одежде, она решительно спрыгивает со стола. Но благоразумно сохраняет дистанцию, опасаясь вновь попасть под власть неконтролируемых плотских желаний.

— Не переживай, я более чем наслышан о твоей семье… — Ксавье небрежно пожимает плечами. — Поэтому абсолютно готов ко всем возможным… кхм… странностям.

Oh merda.

Похоже, он уже успел настроиться на знакомство с родителями.

Это изрядно усложняет дело.

— Вообще-то я не хочу, чтобы они про нас узнали, — без предисловий заявляет Уэнсдэй, даже не пытаясь обременять себя лишними проявлениями тактичности.

— Эм… почему? — его лицо удивленно вытягивается, а широкая улыбка наконец гаснет, уступая место растерянному выражению.

Аддамс машинально отводит взгляд, начиная ощущать небольшое смятение.

И почему люди вечно требуют дополнительных объяснений?

Почему простое «нет» не является достаточным аргументом?

Одна из сложнейших неразрешимых загадок человеческой психологии.

— Потому что… — она на секунду запинается, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы не задеть его дурацкую хрупкую душевную организацию.

Разумеется, не потому, что ей важны его чувства — что за несусветная глупость.

Просто Уэнсдэй категорически претит выслушивать очередную бурную тираду, только и всего.

— Потому что в противном случае они все выходные будут приставать с неуместными вопросами. Например, когда мы планируем пожениться и обзавестись потомством, — она намеренно кривит губы в презрительном отвращении. — И всё в подобном духе.

— Ну и что в этом плохого? — похоже, чертов Торп действительно не понимает катастрофичности ситуации. Или понимает и радуется этому, что в стократ хуже.

— Скажи честно, ты совсем идиот?

Он обиженно фыркает и скрещивает руки на груди.

Кажется, попытка не задеть тонкую душевную организацию увенчалась провалом.

Что поделать, сдержанность никогда не являлась её сильной стороной.

— Ты правда не захочешь это выслушивать… — Уэнсдэй тяжело вздыхает, почти чувствуя себя виноватой. — Ты даже не представляешь, какими назойливыми они могут быть.

— И как долго ты планируешь это скрывать? — требовательно спрашивает Ксавье, уставившись на неё с выражением крайней досады.

— Желательно всю жизнь.

— О, просто замечательно… Превосходно прямо, — он неверяще мотает головой и пару раз машинально потирает переносицу. — А когда у нас появятся дети, мы будем их прятать, да? Чтобы твои родители не засыпали нас неудобными вопросами.

— У нас никогда не будет детей. По крайней мере, у меня точно, — твердо отрезает Аддамс, крайне раздраженная необходимостью объяснять настолько элементарные вещи.

— Уэнсдэй, речь совершенно не об этом! — его скулы вспыхивают багряным румянцем, не предвещающим ничего хорошего.

Больше всего на свете Уэнсдэй хочется покинуть мастерскую сию же секунду.

Но приходится остановить себя — нельзя допустить, чтобы ситуация вышла из-под контроля.

Она не слишком хорошо разбирается в людях, но даже скудных познаний в психологии хватает, чтобы понять — если завершить разговор прямо сейчас, Ксавье вполне может выкинуть какой-нибудь неприятный фокус. Например, помчится прямиком к её отцу, дабы самостоятельно посвятить того в тонкости их взаимоотношений.

Совершив над собой поистине титаническое усилие, Аддамс подходит к нему и ободряюще сжимает плечо — максимум нежности, на которую она только способна.

— Мы расскажем им. Когда-нибудь потом, — не слишком уверенно произносит она.

— Когда? — не унимается Ксавье.

— Потом, — уклончиво повторяет Уэнсдэй, борясь с желанием закатить глаза. — Когда я буду готова. Обещаю.

Последнее слово она буквально выдавливает через силу.

К огромному облегчению, уловка работает.

Напряженные черты его лица немного расслабляются, недовольно сжатых губ касается тень легкой улыбки. Ксавье проводит по её бледной щеке ласковым жестом, полным невыносимой нежности.

— Я совсем не хочу на тебя давить… — очень серьёзным тоном произносит он. — Но мне это важно. Раз уж у меня не вышло установить нормальные отношения с собственным отцом, я очень хотел бы подружиться с твоей семьей.

— Это вовсе не одно и то же, — резонно возражает Аддамс, но не торопится отстраняться. Его близость упорно творит с её самообладанием нечто невообразимое, и даже такого невесомого прикосновения оказывается достаточно, чтобы заставить её ощутить легкий тянущий спазм внизу живота. — Мне надо идти.

Она поспешно отступает на шаг назад, пока неконтролируемое желание вновь не захватило власть над холодным рациональным мышлением. Ксавье слегка самодовольно усмехается — очевидно, он понимает гораздо больше, чем ей бы хотелось. Черт бы побрал его извечную проницательность.

Коротко кивнув в знак прощания, Уэнсдэй бесшумно выскальзывает из мастерской в сгущающиеся осенние сумерки.

Следующим утром приходится встать ужасающе рано — во время сеанса связи через хрустальный шар родители сообщили, что прибудут к восьми часам. Вынужденная пытка, вовсе