Календарная книга - Владимир Сергеевич Березин Страница 16

Наталья Александровна поняла наверняка, что если его сломать, то души проклятых игроков, заключённые в тех самых бильярдных шарах, что мечутся по её комнате, будут выпущены на волю. Но, догадалась она, при этом и сам их повелитель, то есть Гроссмейстер Шаров погибнет. А уж он-то попытается всеми силами предотвратить это.

И точно — заскрипела дверь прихожей. «Ну, конечно», — подумала Наталья Александровна. Ей и вовсе не нужно было открывать — таким людям засовы нипочём. Действительно, на пороге перед Натальей Александровной сам собой возник Гроссмейстер — и, даже не здороваясь, он принялся убеждать её отдать кий.

Она слушала его необычно взволнованную речь, отчего-то медля с местью, и поняла, что Шаров знает о ней всё. Но также она поняла, что именно в её руках сейчас сосредоточена власть над этим страшным человеком. Вернее, она заключена в крохотном символическом кусочке дерева, который она только что достала из кучи скорлупы. Наталья Александровна чувствует себя, будто муха в варенье, не в силах бежать или сделать последнее решительное движение пальцами.

Гроссмейстер Шаров, чуть успокоившись, сел за стол, и полы длинного плаща легли складками на пол.

— Этот кий нельзя ломать. Это почти то же, что и убийство. Или кастрация. Кий, — говорит он, — всё равно что хер. Даже букв столько же.

Наталья Александровна удивилась, что её не покоробило резкое слово, а Гроссмейстер продолжал свою речь — убедительно, как адвокат в телевизионной передаче. Играя словами и интонацией, он объяснил, что много столетий назад его предшественник с помощью волшебной книги научился вселять в бильярдные шары души самых отчаянных игроков и управлять ими. И это было не рабство, а спасение для заблудших душ, осуществление мечты о вечной игре… Оттого он никогда не проигрывал, а спустя положенный срок, передал свой секрет Шарову.

Но Наталья Александровна видела, что с каждым словом Владимир Владимирович подвигается к ней поближе.

Теперь Гроссмейстер обещал исполнить любые три желания Натальи Александровны:

— Вы будете богаты и здоровы. А можно было бы исполнить самое выстраданное — убрать два лишних килограмма и принести вам то платье с бретельками, чёрное… Помните?.. Выстраданные желания ведь всегда очень глупые.

Наталья Александровна чувствует, что готова его убить, но странное безволие окутывает её. Она окончательно тонет в речи Гроссмейстера Шарова.

Но в этот момент кошка по имени Мышка вдруг прыгнула со своего вечного насеста на холодильнике и вцепилась Гроссмейстеру в волосы.

Тогда Наталья Александровна решительно надломила волшебный кий, увы, сломав при этом ноготь.

С закатившимися глазами упал Гроссмейстер Шаров на итальянский мрамор чужой кухни, скорчился и подтянул к себе ноги. Шары выкатились из комнаты и собрались вокруг тела своего повелителя, как безутешные сироты.

Наталья Александровна отвернулась, а когда снова посмотрела на это место — не было там ничего. Ни петлички, ни складки, ни обрывка плаща — исчез куда-то Гроссмейстер Шаров, будто не было его вовсе.

А вот шары разбежались — один исчез в оконном проёме, другой прыгнул в унитаз, а остальные двинулись вниз по лестнице. Круглые души, рикошетируя от стен, звеня и подпрыгивая, уходили навстречу свободе.

Наталья Александровна с умилением поглядела на шары, и ей было понятно, что шары, крутясь-оборачиваясь, с благодарностью смотрят на неё. Она проводила их глазами, понимая, что не расскажет про всё это никому.

Спустя несколько дней Петерсен и Макаров снова приснились Наталье Александровне. Макаров в этом сне ещё больше потолстел и расплылся, стал совершенно шарообразен, а Петерсен облысел, и его стала голова кругла, как бильярдный шар. При этом Наталья Александровна знала, что они счастливы там, в своём потустороннем мире, отделённым от её мира зелёным сукном.

Во сне они стояли, взявшись за руки, и обещали хранить Наталью Ивановну от бед, чего бы с ней ни произошло в жизни. Наконец настала пора прощаться, и они взмахнули киями, которые держали в свободных руках, и всё пропало.

Наталья Александровна перевернулась на другой бок и обняла спящего рядом молодого прокурора.

«Прокурор» было красивое слово, но Наталья Александровна про себя называла его «прокуратор». «Прокуратор» было слово ещё более красивое, тем более, что летняя жара не отпускала и каждый вечер падала на город чёрным плащом.

Прокуратор лежал на спине и дышал ровно-ровно.

«Очень хорошо, — подумала Наталья Александровна, прежде чем снова заснуть, — что он совсем не храпит».

2022

Год без электричества (День работника прокуратуры. 12 января)

Судья наклонился к бумагам, раздвинул их в руках веером, как карты.

Ожидание было вязким, болотистым, серым — Назонов почувствовал этот цвет и эту вязкость. Ужаса не было — он знал, что этим кончится, и главное, чтобы кончилось скорее.

Сейчас всё и кончится.

Прокурор встал и забормотал, перечисляя назоновские проступки перед Городом.

Назонов наблюдал за ртом прокурора, будто за самостоятельным существом, живущим без человека, чеширским способом шевелящимся в пространстве.

Дальше всё пошло быстро — неискренний стон казённого адвоката, Назонова даже не спросили ни о чём.

— Именем Города и во исполнение Закона об электричестве…

Пауза.

— Год без электричества…

Судья допустил в приговоре разговорную формулировку, но никто не обратил на это внимания.

Всё оказалось гораздо хуже, чем ожидал Назонов. Ему обещали два месяца максимум. А год — это хуже всего, это высшая мера.

Те, кто получал полгода, часто вешались. Особенно, если они получали срок осенью — полученные весной полгода можно было перетерпеть, прожить изгоем в углах и дырах огромного Третьего Рима, но зимой это было почти невозможно. Осужденного гнали вон сами горожане — оттого что всюду, где он ни появлялся, гасло электричество. Осуждённый не мог пользоваться общественным электричеством — ни бесплатным, ни купленным, ни транспортом, ни теплом, ни связью. И покинуть место жительства было тоже невозможно — страна разделена на зоны согласно тому же Закону в той его части, что говорила о регистрации энергопотребителей.

На следующий день после приговора осуждённый превращался в городскую крысу, только живучесть его была куда меньше. Крысы могли спрятаться от холода под землёй, в коллекторах и тоннелях, а человека гнали оттуда миллионы крохотных датчиков, его