Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1974 год Страница 17

Но если зверь голодает месяц, лежа на льдине, то почему бы ему в это время не вылинять на берегу? Так в семьдесят первом году двадцать пять хохлуш очутились в маленьком вольере у Зимней Золотицы. Все они благополучно вылиняли. Эксперимент в своей основе не имел ничего антигуманного, ибо не нарушал основных процессов естественного развития животного.

Это было открытие, которое в своей простоте казалось чем-то невероятным. Тюлени — и вдруг на берегу. Недаром, услышав об эксперименте, все, даже ученые-биологи, задавали один и тот же вопрос: «Простите, а чем вы их кормите?» — «А их не надо кормить, они как медведи лапу сосут», — шутливо отвечал Пономарев, и ответ его был недалек от истины.

Было время, и не столь давнее, когда некоторые считали природу неисчерпаемой и вторгались в нее, как в чужую кладовую, не столько потребляя, сколько бесцельно уничтожая. Да, тюленей побили многие миллионы, и стадо находилось на грани уничтожения. И вот нынешний эксперимент уже в какой-то мере приближает нас к разумному регулированию собственных желаний и возможностей, к рациональному ведению промысла. Мы поднялись на ступеньку необходимого сотрудничества с природой. Помор становится уже не зверобоем, а звероводом, и в этом шаге таятся большие, еще не изученные возможности.

Вот почему научно-технический совет Министерства рыбного хозяйства СССР на своем представительном совещании, где присутствовали ученые, меховщики и производственники из ведущих научных институтов и управлений страны, высоко оценил «первый в мировой практике эксперимент Пономарева Ф. А., Касьянова Н. Ф. и Нестерова Г. А. по доращиванию детенышей тюленя до стадии меховой серки на береговой ферме Зимняя Золотица. Этот опыт целесообразно продолжать в более широких масштабах на базе научно обоснованной методики в Северном, а также и в других бассейнах».

Уже в следующем году была разработана технология промышленного производства и необходимая оснастка. И когда зверобои высаживались на лед вместе с волокушами, похожими на детские цинковые ванны, то шутили: «Ну сейчас, мужики, мыться будем». Потом бегали по льдам, собирали хохлуш, совали в сетчатые мешки, чтобы не задохся зверь, и вертолеты быстро увозили щенков на берег. За два дня двадцать четыре помора поместили в вольере две тысячи тюленят.

Я видел, как они лежали на берегу за металлической сеткой, сосали морской соленый лед, специально доставленный с моря, лениво катались на снегу, вытаивая лунки, и уютно устраивались в них. Черные непрозрачные глаза, похожие на детские резиновые мячики, моргали длинно и задумчиво. Старая шерсть, похожая на пух одуванчика, клочьями сползала с новой короткой упругой шерсти, и природа рисовала на сальных блестящих боках зверей причудливый рисунок.

В общем, все шло своим чередом, но тут идею Пономарева словно решила проверить на прочность сама природа. Внезапно пришло большое апрельское солнце, снег стремительно стал скатываться с берега, и сквозь него проступал холодный жесткий песок. Тюленям стало неуютно в вольере, они ползали по песку, отыскивая остатки снега, и колкие песчинки забивались в шерсть.

Два дня шел аврал. Сначала пробовали перегонять серок, будто овец, помахивая на них прутиком, в еще заснеженные вольеры. Но тюлени, почувствовав свободу, норовили быстро убежать к морю. Тогда пришлось их таскать на руках, а ноша не из легких, каждая серка за тридцать килограммов. Таскали поздно вечером все, кого могли найти в Золотице, таскали и авторы открытия. Но и сегодня солнце не уходило с неба, и в остальных загонах быстро съедало снег, вот почему Пономарев бегал по комнате, ругая того, кто сбежал в эту трудную минуту, и размышлял, что же предпринять.

Второй соавтор, Николай Касьянов, старший инженер Министерства рыбного хозяйства СССР, целый день стоял у мездрильной доски, орудовал широким ножом-клепиком и учил молодых золотицких парней обрабатывать тюленьи шкуры. В клеенчатом длинном фартуке, деловито-степенный, больше смахивающий на мастерового, Касьянов умел создать вокруг себя благожелательную атмосферу, ибо труд этот был близок и понятен ему. Сколько смеха и шуток вызвал Касьянов у рабочих на этой многотрудной работе в мездрильном цехе, где густой воздух наполнен тяжелыми запахами тюленьего жира, соды и постоянной сырости!

А третий соавтор, Геннадий Нестеров, чуть флегматичный биолог с Командорских островов, очутившийся вдруг у Белого моря, также до позднего вечера не покидал подопечных, наблюдая в вольере за их настроением.

Вот и двенадцать ночи, но заботы не гаснут. У Касьянова по-прежнему на уме работа: он лежит в кровати и, захлебываясь словами, вспоминает, что сделано за день и что предстоит выполнить завтра. Он возбужденно жонглирует очками, и мне становится боязно, как бы он не разбил их.

А Пономарев Касьянова не перебивал. Он сидел на стуле, раскинув погрузневшие ноги. Снял толстые очки, и глаза оказались совсем не круглыми, не птичьими и не строгими. И по тем длинным морщинам, что так глубоко залегли вокруг глаз, видно было, как чертовски устал за эти дни Пономарев.

Потом он сказал: «Как хотите, а я спать. Устал, как пропащая лошадь». И только повалился в кровать, прогнув пружины до самого пола, как тут же провалился в тяжелый беспокойный сон. Я заснуть не мог долго и невольно слышал, как бормотал и вскрикивал Пономарев: видно, и во сне он что-то обдумывал.

А ранним утром, где-то часов в шесть, сквозь пелену сна я слышал, как вставала гостиница.

«Золотицкий эксперимент» закончен.

На состоявшемся в Ленинграде очередном Международном пушном аукционе особенно высокую оценку получили серки, выращенные в вольерных условиях. Предложенная покупателями цена намного превосходила первоначально установленную.

Сейчас на «тюленеводческой» ферме около поморского села Койды на доращивание помещены несколько тысяч хохлуш. Это уже не эксперимент.

В. Личутин

Архангельск — Зимняя Золотица

Дерзкие боран

Сололо — небольшое, шатров на двести, селение, уютно разместившееся среди зеленых холмов, заходящих сюда с эфиопской территории. На языке габбра название этого селения означает «место многочисленных водопоев». Вокруг Сололо действительно много колодцев, а следовательно, народу здесь живет множество. Там и здесь встречаются мелкие, но постоянные стойбища, по холмам бродят обильные стада. В самом Сололо есть даже нечто вроде водопровода, по которому вода с холмов бежит в бетонированную яму, откуда местные жители берут драгоценную влагу.

Самый крайний север Кении — небольшая полоска шириной в какие-нибудь десять километров вдоль границы с Эфиопией, куда более обжитая, чем пустынные районы внутреннего севера.

У этого района свой особый колорит, резко отличающий его от остальных частей Кении. К востоку и северу от Сололо кончаются земли, контролируемые племенем габбра, и начинается территория народа боран. Когда-то они обитали в районе Рога Африки (1 Рог Африки (Африканский Рог) — принятое в географии название Сомалийского полуострова, глубоко выдающегося на восток в форме рога,— Прим. автора.), затем, несколько веков назад, откочевали в северную Эфиопию, а уже в начале нынешнего века вторглись в Кению. В Эфиопии живет около двух миллионов боран, а в Кении — лишь тридцать пять тысяч. Кенийские боран продолжают рассматривать Эфиопию как свою родину, подчиняются султанам и вождям, живущим по ту сторону границы, посещают эфиопскую территорию для участия в своих ритуальных церемониях.

Я ходил по тропам, связывающим жилища боран в кенийском селении Сололо, все время ловя себя на мысли, что нахожусь в Эфиопии. Прежде всего поражал внешний вид строений. Те боран, которые жили в Сололо постоянно, строили себе глинобитные хижины; те из них, кто лишь временно останавливался в «месте многочисленных водопоев», раскидывали шатры, крытые шкурами.

Стены и хижин и шатров были разрисованы то примитивным орнаментом, то схематичным изображением животных. Выцарапанные на шкурах жирафы и львы удивительно походили на древние наскальные рисунки, а орнамент, состоящий из последовательного чередования кругов различной величины, напоминал загадочные рисунки, виденные мною на скалах близ гор Кулал. В некоторых жилищах висят огромные, до трех метров в длину, настенные ковры. Их делают из козьих шкур, поверх которых нашивают бисер и аппликации из кусочков разноцветного меха. По стенам развешиваются также праздничные кожаные наряды женщин боран, богато орнаментированные бусинками и ракушками, и изукрашенные бисером пояса. Такая страсть к украшению жилищ характерна для Эфиопии. В Кении я ничего подобного раньше не видел.