Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 Страница 19

Но, стоит заметить, что между двух полюсов происходит постоянное движение и рождение новых смыслов: поэт продолжается в читателях через свои стихи, важно не утратить способность замечать замечательное:

‹…› Записные книжки М. Цветаевойна коленях жёлтого пальто.Ей ещё домой идти оттаивать.Двадцать первый век. Москва. Метро.

Синтез двух подходов, различные варианты их смешения делают стихи Андрея Коровина многомерными и многоплановыми, сочетая правдивость с легкостью, порождая музыку:

золотая плотва мояи краснопёрая стаявы-то помните эхоуснувшее в дальнем борутоли время течёт по губамослепительно таято ли это кончается жизньс расширением ru

Или же в другом стихотворении, посвященном памяти другого поэта, Алексея Парщикова – уже не утверждение о неотвратимости смерти, но заявление о существовании иной реальности, о продолжении жизни поэта:

ты выйдешь к солнцу сам не зная где тыкакие там живые экспонатыгде луг поющий где осипший береггде девушка плывущая нагая ‹…›ты вдруг увидишь парусные буквырегаты слов и кругосветки фраз ‹…›

То есть, для сочинителя, живущего в своих стихах, смерти не существует.

Герман Власов[5]

Анастасия Юркевич

Пока бог не взялся за нас всерьез

Выросла в Москве, в семье ученых, литературный псевдоним взяла в честь прапрадеда, ученого-гуманиста, воспитывавшего детей Мамонтова. С пяти лет профессионально занималась музыкой. После окончания школы уехала из Москвы, закончила консерватории в Германии и Австрии, затем получила второе образование и восемь лет работала с ООН. Живет в Берлине, с удовольствием воспитывает двоих детей. Публикации в журналах «Гвидеон» (проект «Русский Гулливер»), «Плавучий мост», «Новый Журнал», «Эмигрантская Лира», «Интерпоэзия». Первая премия конкурса «Эмигрантская Лира» в 2015 г., специальная премия журнала «Интерпоэзия» в 2015 г.

* * *

К.М.

Иногда мне кажется – попросту приезжай,Будем вместе жить, и так уже – как родные.Чемодан, футляр… а дальше – не возражай.Времена, говоришь, шальные? У всех шальные.

Приезжай – и будет счастье нам, как с куста,Заштрихует мои пробелы, твои пустоты.Заведём собаку – ведь не было никогда,И успеем хотя бы как-то, хотя бы что-то.

Снимем домик, увязший по уши в мураве,Где вокруг – Шишкин лес, и медведь ворошит малинник.Там и стукнет, с промежутком недели в две,Мне – всего ничего; тебе, например – полтинник.

И пройдёт стороной твоя чёрная полоса,Как гроза, за соседним холмом выжимая тучу.Помнишь, ты говорил – ничего не бывает круче,Чем с утра пораньше детские голоса?

Но когда по откосам сойдёт виноград и хмель,Нам с тобой – как Моше, до конца не вместившим чуда, –Не увидеть вблизи завещанных нам земель.Посидим на холме. Посмотрим – хотя б отсюда.

* * *

В. М. Павловой

Всё в квартирке опрятно и прибрано:Шёпот ходиков, сны и шаги…«Что ж за поезд вы, милые, выбралиНа ночь глядя, совсем не с руки?

Завтра встанете – ты приходи,Посидим, разберём фотографии.Их немного и будет, поди,У нехитрой моей биографии».

В тесной кухне весь день напролётЗабубённая правда вещает:В Мариуполе снова стреляют,Где там кто – разве чёрт разберёт.

А в столице готовят парад,Репетируют в общем и в частности,И народ узнаваемо радДолгожданному чувству причастности.

На тройных юбилейных пайках,Ветераны с хрущоб на окраинахУлыбаются чётко и правильноС неживыми цветами в руках.

Ликованье…Сограждане, пашущиеНи за что, от звонка до звонка,Вдруг смолкает. ГлавнокомандущщийС вороватой повадкой хорька

В сером штатском, по речи намеченнойАккуратно чеканит слова,И погоны, как стигмы извечныеПроступают, заметны едва.

Хорохорится, лузгает семечкиВседержавная бурая спесь.«Просадили ведь всё, до копеечки…Выйти?.. Можно, да только скамеечек.Посидеть бы, да негде ведь сесть».

Время стопорится, не торопитсяИ тихонечко просится вспять:«Намесила ведь, видишь, как водится,На Маланину свадьбу опять.

Как устроено всё поразительно:Все уходят, и все – вразнобой.Смерть прошла, позабыв непростительноРассчитаться с одною тобой…

Молодые? Так сами ведь носятся:Вон и дома у них, как в хлеву.Нет, не скажешь, что плохо относятся,Только долго уж больно живу».

Пирожки, умножаясь бессмысленно,Потихоньку становятся в ряд.«Что? Квартира? На них и записана.Подписала. С тех пор не звонят.

Никого не осталось, поверишь ли…Знала б раньше… Да разве могла?»Помолчит и, задумавшись, бережноКрошки хлеба сметет со стола.

* * *

кафель, раковина, темнота.кап, – из крана (обмылочек, ночь) вода –кап. как – всегда, как – всегда.ты, сама себе: подойди ко мне, сядь сюда,посчитаем с тобой до ста:может быть, хоть что-нибудь,ну, хоть что-нибудь, да? –переменится…

* * *

… а могло бы ведь, в принципе, быть и так:тусклый свет на кухонке, плесень на потолке.просыпалась бы затемно, трудовой пятактак и эдак повёртывала в руке… у тени на потолкетот же пятак в руке.

куковать бы тебе, выдюжить, зимовать.в коридорчике пахнет сыростью.отопление дорожает, окна не открывать.выживать бог знает какою милостью,одеяльцами накрывать, вопросов не задавать.

подсдавать дальнюю комнатку, не сдавать –ся, курить исключительно папиросы.не задавать вопросов.просто не задавать…

* * *

Андрюше

давай я догрызу за тебя сырок.почищу за тебя зубки, найду твоего кузю,не буду рассказывать про бабайку,благословлю на ночь, не забуду сказать аминь.

давай я с тобой полежу, закрывай глазки.завтра в школе злая училка.дождемся апреля, купим собаку,возьмём ребёночка из детдома.

играй мне на пианинолюбым пальцем стаккато-легато-фрулато.у сестрёнки вырастут воооот такие кудряшки!никогда бы только не пожалеть

ни о чем, только бы никогда бы.ни о тихом слове, съежившемся в комочек,ни о том, мимо чего ты…

давай будем есть с тобой одни макароны,запивать кока-колой, смотреть джеймсбонда,пока бог не взялся за нас всерьёз,пока он нас с тобой не заметил.

* * *

Вот это и нужно – полуденный зной,Белёсое марево, облако, башня.Как будто и не было жизни вчерашней,Как будто и не было жизни иной.

Всего-то и нужно – нескошенный луг…По склонам кудрявым разбросаны ловкоУмелым движеньем заботливых рукЗверушки с обёртки конфеты «Коровка».

Здесь стройный порядок царит без усилья:Спокойно и точно, в назначенный час,Гудя и толкаясь, жуков эскадрильяЗатворами щёлкнув, с лугов поднялась.

Вот лётчик сердитый в отважном пикеШтурмует страницу отложенной книжки.Проснулась и где-то заёрзала мышка,И колокол вздрогнул и смолк вдалеке.Затих кабачок у подножья, в долине,Лишь горы стоят, неизменно храняМолчание, нас, паучка в паутине,Покой накануне воскресного дня.

Послушай, ведь всё это было уже,В реальности, только случайно не ставшейТвоею, но ставшей своею – душеОбиженной, детской, забытой, пропавшей.

Колыбельная

Сашке

Жизнь – вкривь, вкось, вскачь, –Только ты не плачь, только ты не плачь.Была б я весёлой – да разве снесть?Люби уж, какая есть.

Горы кудрявые спрятали гром, –Ты забудь о нём, ты забудь о нём.Честной была б, да забыла честь –Люби уж, какая есть.

Видишь, тропинка уходит во тьму:Дай-ка покрепче тебя обниму.Смелой была бы, да сбили спесь:Люби уж, какая есть.

Куст ракитовый, спит волчок,Глазки закрой, повернись на бочок.Любишь-люби уж, какая есть,Иначе ведь – что за честь?

Трав – рост, внутри – страх:Кому – волк, а кому – враг.Есть у волка в лесу нора,До поры – до утра, до утра…

* * *

В провинциях спокойствие: разладСошёл не нет. А где-то поднажали.В столицу едет дружественный Трдат.Обильна жатва, зреет виноград:Хвала Богам – богаты урожаи.

Нерон корпит над оперой с утра.В гармонии едва сквозит безумье.Наставник нынче с ним. Его играПроиграна. В проулках детвораГоняет кошек. Скоро полнолунье.

Ещё так безмятежны, до поры,Назавтра осужденные безвинно.Огонь не тронул Рима-исполина,Сенека жив, жива его Полина,Нетронут яд, оракулы добры

В своих прогнозах. Солнцем разогрето,По изгородям сушится руно.Но меньше правды. Всё бессильней вето.Мельчает всё. Безводна даже Лета.Харон и Кесарь в сговоре давно.

В народе слухи – будто вострубятАрхангелы, и мёртвые восстанут.Но на сегодня, честно говоря,Сестерции по-прежнему не пахнутИ рукописи – плохо, но горят.

Их пепел лёгок и неуловим…Оракул спит. Грядущее незримо.А мне глаза здесь выедает дымом:Мой Рим горит, но я вдали от РимаПрости меня, мой бедный, бедный Рим!

Забыв себя, не веря в оправданье,С дешёвым стилосом в протянутой рукеУж столько лет, скитаясь налегке,Самой себе постыдное «Изгнанье»Царапаю на жалком черепке.

* * *