Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1988 год Страница 2

Помню, познакомился в Дакаре с простым сенегальцем, поваром. Ламин, имея жену и шестерых детей, вынужден был жениться вторично — так решила деревенская «семья». Родственники постановили: раз Ламин вышел в люди, раз живет в столице — а тут девушке, принадлежащей к той же «семье», что и он, грозит остаться старой девой,— пусть женится и забирает к себе в город жену. Так дакарский повар Ламин безропотно обзавелся второй женой. Три дня все та же деревенская родня плясала у него в столичной лачуге на свадьбе. Три ящика минеральной воды получил жених в подарок от своего патрона...

Вечерело, набирал силу прибой. К берегу шли и шли люди. Кого здесь только не было! Женщины, дети, старики, разбитные перекупщики с повадками, будто покупают на корню не только улов, но и самих рыбаков с их суденышками. Рыбаки в тот день почему-то задерживались, извечная тревога и надежда были разлиты в этом шествии, в ответном людском прибое. Дети, как самые нетерпеливые, забредали по грудь в воду навстречу отцам. Машины, повозки, все виды тары — от ящиков до оцинкованных тазов на женских головах — жаждали улова. Люди приставляли ко рту ладони и что-то кричали в море. Обычно сдержанные, сенегальцы были совсем другими на этом берегу ожидания. Еще бы, ведь от того, что привезут с океана, зависел их завтрашний день. Густые, почти непроницаемые сумерки покрывали воду с огоньками лодок и судов, гортанную разноголосицу на берегу. Мы покидали Сен-Луи.

На другой день доктор Мактар Силла, заведующий отделом внешних сношений управления телевидения и радиовещания Сенегала, с утра повез нас на остров Горе. Остров печально известен тем, что являлся перевалочным пунктом при транспортировке рабов из Африки в Америку. Рабов свозили с материка на остров и «сортировали». Сюда же прибывали «купцы». Они отбирали «товар», грузили его на суда и отправляли за океан. Путь неблизкий, условия ужасные, и часть «груза» не довозили до пункта назначения. Мертвых бросали в море, и за каждым парусником на всем пути следовал эскорт акул.

Этот остров, расположенный в трех километрах от дакарского порта, считают «отцом» Дакара. Кусочек суши 300 метров в ширину и 900 в длину был очень удобен, пока на нем умещались несколько хижин и церковь. Потом, когда возвели стены глухих казематов, в которых содержали предназначавшихся к отправке за океан рабов, Горе оказался слишком мал, чтобы выполнять еще и функции главного города «заморской территории».

Остров остался таким, каким был в момент рождения Дакара. Узкие улочки, встанешь посередине, протянешь руку — и коснешься каменных стен домов, в основном двухэтажных, построенных в XVIII веке. Церковь, мечеть, заброшенные форты завоевателей. Цивилизация обошла остров. На Горе нет ни одного автомобиля, нет и водопровода. Сравнительно недавно появилось электричество.

Горе живет исключительно туризмом. Два десятка островитян занимаются рыболовством, чтобы обеспечить свежей рыбой ресторанчики и кафе. Есть несколько жандармов при местной тюрьме, открытой в одном из старинных фортов, а остальные — гиды. Как только ступишь на остров, тебе предлагают свои услуги и стар и млад. Особенную активность проявляют подростки. Мы вежливо отказываемся. У нас есть сопровождающий.

Его зовут Жозеф Ндьян, он главный хранитель истории Горе. Во время прогулки по острову Ндьян показал нам Дом рабов, построенный в 1776 году. Я долго не мог избавиться от неприятного чувства, которое охватило меня в тот момент, когда мы входили в темный каменный колодец. «Окно» колодца смотрело в пустой, бездушный, как мне показалось в тот момент, океан. Через этот проем сбрасывали в воду непокорных и «загружали» корабли работорговцы.

Неподалеку от причала на острове вереница крошечных кафе и ресторанчиков. До теплохода еще оставалось время, и доктор Силла пригласил нас выпить под навесом минеральной. За длинным столом один-эдинственный посетитель. Читает, прихлебывая лимонад. Доктор Силла узнает его и подводит нас к столу:

— Познакомьтесь, это наш известный писатель Амаду Сек Ндиай. Его книги известны в стране. Знаю, что он издавался и в Советском Союзе.

Молодой, в джинсах и в рубашке-безрукавке, писатель дружески здоровается с Мактаром Силлой, знакомится с нами. Сразу спрашивает о Евтушенко и Айтматове. Оказывается, он с ними знаком, неоднократно заседал вместе в различных писательских комитетах. Рассказываем то немногое, что знаем сами, и я спрашиваю, в свою очередь, что за книгу держит писатель у себя на коленях.

— Жоржи Амаду. «Дона Флор и два ее мужа».

— Какое совпадение! — говорю я.— Именно эту книгу, но на русском, читал дома перед поездкой в Сенегал.

— Вот видите,— улыбается писатель.— Хорошая книга — как пароль для хороших людей.

Спрашиваю, что привело писателя на остров.

Оказывается, он служит в министерстве культуры Сенегала и в данный момент проводит здесь конкурс песочных замков.

— Конкурс песочных замков? — спрашиваю я.

— Да. Мы часто проводим на здешнем пляже конкурс ребячьих замков. Сейчас там,— собеседник махнул в сторону пляжа,— ведутся подготовительные работы.

Бог ты мой, я попытался представить себе работника нашего министерства культуры, который, во-первых, был бы известным писателем, а во-вторых, проводил бы где-нибудь в Ялте или Евпатории конкурс песочных дворцов, и не смог.

Снова причал. На волнах — сплошь чернявые головки. Дети плавают великолепно. Заплывают далеко от берега, встречая проходящие прогулочные суда. Жестами просят бросить в воду монету и потом ныряют, достают блестящий кругляш с морского дна. То ли достают, то ли догоняют — столь стремительны худенькие тельца ныряльщиков. Вынырнут до самого пупка и, улыбаясь, демонстрируют над головой поблескивающий на солнце медный кружок. У многих на макушке... крошечные косички. Девчонки! Разумеется, монеты были несомненным стимулом для юных ныряльщиков и нырялыциц, но, надо признать, золотой дождь с причала не сыпался и детворой скорее двигал азарт игры, нежели корысть.

В Сенегале многое напоминает о колониальном прошлом. Названия городов, улиц, ставший государственным французский язык, структура управления. Тысячами экономических, военных, финансовых, культурных нитей связана страна с бывшей метрополией. Поэтому и отношение к французам почтительное. Принимавший нас в Сен-Луи губернатор бережно хранит доставшиеся от французского предшественника стол и кресло. Есть и такие уголки, как, например, Сали близ города Тиес, где иностранцы держатся хозяевами. Официанты да музыкант, играющий на национальном инструменте — вот и все исключение. Те, кто платит, приезжают сюда из предместий Парижа или Марселя по старой памяти в отпуск.

А вот старое французское корабельное орудие, которое нам показали на окраине Дакара накануне отъезда, наверное, уже забыло свои лучшие годы. Громадная проржавевшая махина валяется на холме неподалеку от порта еще со времен второй мировой войны. Тут же сохранилась внушительная бетонированная яма — собственно говоря, она когда-то и была орудийным гнездом главного калибра. Подошли, заглянули внутрь и не смогли удержаться от смеха: какой-то предприимчивый хозяин использует орудийное гнездо для... разведения свиней. Замечательные кабанчики бегают по подстилке. Видимо, привлеченный нашим хохотом, с другой стороны холма к яме подошел еще один человек. Заглянул. И тоже расхохотался.

Дакар

Георгий Пряхин

След вечного бродяги

…Далеко впереди широкая полоса пляжа истончается и упирается в подножие горы Туманной. Такая же сопка выдвинулась в море за моей спиной. Справа — долинные леса, плавно поднимающиеся на сопки. Слева — море. Это бухта Проселочная (старое ее название — Та Чингоу, что означает: Большой Золотой ключ). Я в заповеднике. Именно этим объясняется неестественная для глаза пустынность берега. Песок покрыт следами, но следы эти оставлены копытами оленей и кабанов.

Постепенно начинаю ощущать полноту одиночества. Но тут происходит нечто неожиданное, нечто исключающее безмятежность созерцания,— то, что совсем недавно было пейзажем, становится живой природой.

Десяток шагов в сторону от прибоя, к камням, поросшим травой,— и глаз улавливает какое-то движение. Еще шаг, и в просвете между двумя камнями медленно заскользила змея. На секунду я отвел взгляд и уже не смог потом найти именно тот просвет, в котором была змея. Цвет ее сливался с цветом песка и камней. Змея увидела меня раньше, чем я ее. Она наблюдала за мной...

Еще через несколько минут, наклонившись над серым комком, почти затянутым песком, я вдруг заметил блеск крохотных неподвижных глаз. То была птица. Тронув палочкой песок, я почувствовал, как застучало от неожиданности сердце — живая! Птица забилась, высвобождая из-под песка крыло, и, заваливаясь набок, некрасиво загребая обвисшим крылом, побежала от меня, не имея сил взлететь. Я сделал шаг, чтобы отогнать ее от воды,— суматошные движения ее только ускорились, вот птица уже на мокром гладком песке, над которым нависла очередная волна. Волна разом накрывает ее, птица исчезает, а я остаюсь на берегу с бьющимся сердцем и нелепой палочкой в руке. Что произошло? Мелочь, на которую смешно обращать внимание, или трагедия?