Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1982 год Страница 2

В Линахамари мы простояли до поздней ночи. Ждали, когда прибудет на судно капитан. Сергей Викторович Юрьев находился в отпуске. Все это время за него исполнял капитанские обязанности старший помощник Владимир Трофимович Пятница. После передачи дел прибывшему капитану Владимир Трофимович по морской традиции дал прощальный ужин. Он покидал судно, чтобы отправиться принимать новое, где уже будет в должности капитана.

За ужином пошли разные разговоры, и я неожиданно для себя узнал, что исследователям шельфа не так уж легко работать. Мешают и штормы, и лед, и течения. А ведь за судном во время работы тянется коса-кабель с датчиками длиной в три километра.

— Уж так и быть,— сказал Владимир Трофимович.— Расскажу... В начале лета работали мы в горле Белого моря. Течения там — не зевай! Сделали профиль, начали выбирать косу. Судно идет малым, а тут, видимо, теченьице изменилось, в обратную сторону пошло, да волна поддала. Мы, как говорится, ахнуть не успели, а коса уж на винте. В этой ситуации ничего не остается, как вызывать спасателя. Хорошо, если на борту у него водолазы есть, а нет — придется в порт идти да в док вставать. В любом случае времени потеряешь уйму, работу не сделаешь, весь рейс насмарку пойдет. И тут вдруг подходит ко мне Дима Колос. Он магнитологические наблюдения ведет. Парень особо незаметный, тихий, и говорит: «Я, мол, подводным плаванием увлекаюсь, на судне со мной костюм. Разрешите, я спущусь и сниму косу с винта». В море лед, холодище, как он, думаю, там, в воде-то, продержится? А Колос твердит, разреши да разреши, попробую, если опасно, рисковать не буду. Продумали, как подстраховать, и пустили его. И Дима не подвел, выручил. Освободил суд

но. Вот это, я скажу, подвиг. Об этом и надо писать.

— Ну, это еще как сказать,— вмешался Евгений Яковлевич Готман, начальник рейса. Он стал говорить, что по инструкции Колос не имел права опускаться под судно, но Владимир Трофимович встал и начал прощаться, а наш капитан отдал приказ сниматься с якоря.

Суровые скалы Кольского полуострова остались позади. Море казалось сонным и ласковым. Низкие облака повисли над ним, словно шаль. За кормой легко парили глупыши. Изредка пролетали кайры, перед носом судна из воды неожиданно выныривали нырки.

— Красота!— не удержался я от восклицания, поднявшись на мостик.

— То ли еще будет,— поприветствовал меня капитан, сидя в кресле и покуривая сигарету. Гладко выбритый, коротко остриженный, в светлом морском кителе, выглядел он в эту минуту значительно моложе своих сорока лет.

— У нас всегда так,— вступил в разговор высокий матрос, стоявший рядом со штурвалом,— пока до профиля идешь, погода — лучше не надо. А как косу за борт опустишь, так и начинается. То шторм, то волна, а то неполадки окажутся.

— Специально плачется, чтобы погоду не спугнуть,— рассмеялся Юрьев. Он рассказал, что судно держит курс на север, по пути должны выполнить небольшой профилечек, который не удалось закончить в предыдущем рейсе. А о планах работ на весь месяц лучше узнать у начальника рейса.

— Кстати, — спохватился Сергей Викторович,— через полчаса собрание, и Готман будет как раз об этом докладывать коллективу. Такова традиция.

...В кают-компании разместилось около пятидесяти человек. Четыре женщины, несколько мужчин в возрасте, а в основном — молодые парни — комсомольцы и члены партии. В отутюженном модном пиджаке, с указкой в руках расхаживал Евгений Яковлевич перед картой, где были нанесены красные, черные, синие и зеленые линии — профили. Тот или иной цвет означал, какие выполнены, какие нужно выполнять в первую очередь, какие можно оставить до следующего года. Такая перспективная карта необходима, чтобы исследователям, как говорил Готман, не быть связанным по рукам. Если метеорологические условия не позволяют работать в каком-то районе, то можно следовать в другой и делать иную работу.

Готман рассказывал, что в этом рейсе им предстоит «прострелять» три тысячи километров. Желательно поработать и у ЗФИ, и у острова Виктории, пробраться в Карское море до острова Ушакова, спуститься к Новой Земле, но это — если позволят льды. Если же лед не пустит, придется «простреливать» южнее. Работы, одним словом, непочатый край... Напомнив, что коллектив судна носит звание бригады коммунистического труда, он призвал и дальше держать марку, подтвердить, что звание присвоено ему по праву...

«Профессор Куренцов», как и подобает современному научно-исследовательскому судну, обладает мощной двигательной установкой, шестидесятиметровым стальным корпусом, способным противостоять льдам и штормовым волнам, и самой современной навигационной аппаратурой. Помимо локаторов, эхолотов, аппаратов для приема факсимильных карт, приборов для прокладывания на карте курса, на судне имеется и ЭВМ, которая, ориентируясь по спутникам, с большой точностью ведет его по заданному маршруту. ЭВМ эта за долгое время безупречной работы заслужила у моряков особое уважение. На судне есть еще одна ЭВМ, которая помогает обрабатывать материалы сейсморазведки, но прежде всего гостям показывают ЭВМ-«штурмана». В первый же день с этой машиной познакомился и я. В ней меня особенно привлекла желтая клавиша, которая, когда ее ни нажми, позволяла увидеть на табло, сколько суток, часов и минут остается до заданной цели. Позже я приходил к этому «штурману» не раз, прикидывая, сколько же наконец дней осталось до того момента, когда я смогу вновь увидеть родную землю.

Следующей знаменитостью после ЭВМ были пневматические пушки, которые стреляют через пятнадцать-двадцать секунд, порой не останавливаясь по нескольку суток кряду. Но пушки эти не были электронными роботами и вряд ли могли работать так безотказно, если бы не присматривали за ними два симпатичных скромных парня-трудяги — Борис Иргизов и Виктор Цыганков. У Бориса уже имелась медаль, а фотография Виктора красовалась на доске Почета.

Познакомился с ними я в тот же день, как вышли в море.

Едва рассвело, друзья подвесили на стреле свой железный агрегат — четыре ржавые чушки на квадратной раме, удерживаемые цепями,— и принялись стрелять, отлаживая пушки перед предстоящей работой. Минут через пятнадцать на выстрелы примчались хищные косатки, покружились, рассекая поверхность моря черными плавниками, словно пытаясь узнать, что делается на судне, и, убедившись, что кровью здесь не пахнет, помчались дальше.

Раньше для сейсмоисследований дна использовались взрывчатые вещества и даже глубинные бомбы — вот уж когда могли поживиться морские хищники. Ныне взрывы сейсмиков уже не причиняют вреда животному миру. Взрыв производит воздух, закачиваемый в пушки компрессором. При достижении нужного давления он вылетает наружу, создавая звуковые волны, достаточные для того, чтобы их, когда они отразятся ото дна, смогли уловить чувствительные приемники. Эти приемники заключены внутри плывущей под водой косы. Сигналы записываются на сейсмограмму, их тут же принимается расшифровывать ЭВМ, а в дальнейшем геологи на основании данных о прохождении звуковых волн в толще дна высказывают прогнозы о том, какие породы его слагают и что, следовательно, можно от них ожидать.

Налюбовавшись чайками, безбоязненно летавшими поблизости от пушек, и разузнав у Бориса, что за судном во время работы плывут одновременно два взрывагрегата, чтобы при выходе из строя одного из них сразу же включался в работу второй, я отправился погреться в каюту и повстречался с капитаном. Увидев мой покрасневший нос, Сергей Викторович с радушием гостеприимного хозяина предложил — уж если греться! — отправиться в сауну, которая, как я понял, тоже была достопримечательностью судна.

В сауне уже грел косточки Евгений Яковлевич Готман.

— Эх, баня! Как порой мне не хватало ее там, где приходилось работать раньше. Месяцами, бывало, без бани жили, а тут парься хоть каждый день,— развоспоминался неожиданно начальник рейса. Из дальнейшего разговора выяснилось, что повидал Готман немало. Работал с сейсморазведкой и в горах Армении, и в Казахстане, едва не пропал в нетронутой тайге Печоро-Илычского заповедника.

О жизни сейсморазведчиков и их работе я имел некоторое представление. Навсегда запомнилось, как впервые повстречался с ними на Ямале более десяти лет назад. Теперь в тех местах появились города, а тогда мы долго летали над бескрайними просторами тундры, пока вертолетчики не нашли следы тракторов на снегу и по ним вышли к лагерю. Несколько вездеходов, тракторы, балки на санях. Двухэтажные нары, железные печки, ящики с углем. И каждый день в дороге. Впереди трактор, с которого тянут косу, за ним балок геофизиков, а следом кухня и общежития. И так в лютый мороз и кромешную пургу. Жизнь морских геофизиков по сравнению с той показалась мне в эту минуту едва ли не райской. И я не удержался, сказал об этом Гетману.