Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1979 год Страница 2

Журнал ведет обычно кто-нибудь из техников — Нина Ягодкинаили Людмила Щербинина. А за пультом пощелкивает тумблерами Людмила Воронина, руководитель группы Норатусского локатора, или начальник радиолокационного отряда Вадим Прилепов. Редко кто-нибудь скажет слово вполголоса, просто так, ни о чем. Ни вопросов, ни указании, каждый прекрасно знает свое дело и делает его почти автоматически. В дни обычных наблюдений время тянется необычайно медленно.

...Облака утром — облака в полдень — облака вечером. Облака на востоке, юге, севере и западе. И нужно их распределить как в картотеке: слоистые в одну ячейку, кучевые — в другую, дождящие — в третью, грозовые — в четвертую, градоносные — в пятую... И на каждое облако заполнить «анкету»: угол, азимут, расстояние и направление, координаты крупнокапельной зоны, ее размеры, место в облаке, степень насыщенности переохлажденной водой и ледяными кристаллами... Ничего не поделаешь, статистика — основа всех наук, в том числе и метеорологии.

Зато в дни рабочей погоды, когда идет воздействие, в кабине локатора не протолкнешься — чуть не половина штаба экспедиции толпится возле пульта, вглядываясь в фосфоресцирующий экран и обсуждая достоинства облака, облюбованного для воздействия. В такие дни все привычные звуки заглушаются возбужденными голосами.

— Слушай команду! Азимут!.. Угол!.. Взрыватель!.. Огонь! — И через несколько секунд эхо доносит гулкие хлопки разрывов.

Проходит пять минут, пятнадцать, двадцать — и цель обстрела, крупнокапельная зона облака (плотное ярко-белое пятно на экране ИКО), утрачивает резкость очертаний и расползается сереющими клочьями, как намокшая папиросная бумага. И если облако, засеянное реагентом, дрейфует где-нибудь поблизости, то по крыше локатора начинает постукивать дождь.

На сто процентов мы, конечно, не уверены, что эти капли — результат воздействия. Может быть, просто совпадение, и льет не «наш», а случайный дождь. Но хочется думать, что «наш».

Со временем исследователи перестанут сомневаться. Будут здесь лить «их» дожди и сыпать «их» снегопады — и они будут точно знать, где осадки рукотворные и где естественные, льющие сами по себе, где могут быть случайности и совпадения и где их быть не должно.

Будут знать, потому что обязаны выяснить все, что можно, о. здешних осадках до того, как приступят к своему многолетнему эксперименту. Общие сведения об осадках по наблюдениям метеостанций, разумеется, известны. Но для работы экспедиции нужны подробности. Не об осадках вообще, а о каждом их виде в отдельности — о свирепых буранах в горах и медленных снегопадах над озером, о флегматичных обложных дождях и стремительных коротких ливнях. И потому одной из основных задач отряда радиолокации является «создание архива данных о всех естественных осадках, выпадающих в бассейне озера Севан и прилегающих бассейнах».

Прежде чем начинать творить дожди вручную, нужно выяснить, как их творит природа. Для этого необходимы сведения о «генераторах» дождя и снега — всех видах облаков. Из них, в свою очередь, должно отобрать наиболее «продуктивные», дающие основную долю осадков в бассейне озера.

И наконец еще одна, и тоже очень важная, задача радиолокационного отряда: нащупать в небе над севанским побережьем самые «мокрые» места — участки атмосферы, где орография (горы, ущелья и долины) способствует наиболее частому и интенсивному образованию «продуктивных» облаков. Без этого не обойтись при размещении на побережье средств воздействия — артиллерийских батарей, ракетных установок, аэрозольных генераторов, суперметеотрона.

Две батареи уже заняли позиции — на южном берегу Севана. Это оттуда в дни воздействия стреляют пушки, предоставленные экспедиции Армянской службой борьбы с градом.

Когда грохочут пушки и после выстрелов накрапывает дождь, в настроении и поведении людей вместе с тревожной напряженностью ощущается что-то от праздника, от долгожданного свершения. Кажется, что закончился период длительной подготовки и что теперь наступила главная работа, ради которой эти люди долгими месяцами не бывают дома.

В дни же обычных дежурств у локаторщиков одно-единственное развлечение, оно же средство от прилипчивой сонливости, — выпрыгнуть из кабины локатора и посмотреть, что делается в мире, и занести потом в журнал данные визуальных наблюдений: где облака, какие облака, как развиваются, куда плывут, не собирается ли дождичек, светит ли солнышко, веет ли ветер-ветерок...

Ветер на мысе Норатус веет всегда. Место здесь чистое, высокое, открытое ветрам с суши и с озера. И солнце светит всегда, слепит россыпью прыгающих искр на неоглядном голубом просторе. Метеорологи из года в год считают бессолнечные дни и никак не могут насчитать их больше девятнадцати. Немудрено, что здесь, на мысе Норатус, мы постоянно щуримся от солнца, и лишь поэтому нам иногда бывает трудно разглядеть северный берег, хотя отсюда до него рукой подать — всего восемь с половиной километров.

Тут у озера что-то вроде талии: два мыса тянутся друг к другу от противоположных берегов, деля Севан на Малый и Большой. А под водой эти мысы соединяет скальная гряда — Шоржинский вал. Если бы перекачка озера в долину продолжалась в прежнем темпе и план использования севанских вод, предложенный Манасеряном, осуществился до конца, Большой Севан исчез бы совершенно, а Малый съежился бы в крохотное озерко, и от Норатусского мыса до Артанишского можно было бы пройти посуху напрямик. Но теперь, к счастью, эти два мыса никогда не соединятся. Может быть, со временем даже отодвинутся, если озеро постепенно вернет себе часть утраченного запаса. Но еще долго, выйдя из локатора, метеорологи, привычно щурясь, будут наблюдать одну и ту же картину — тонущий в дымке Артанишский мыс и синеющие над ним два прибрежных хребта — Солнечный и Севанский. А над хребтами, как обычно, будут плыть облака.

Суперметеотрон строится на южном берегу Севана, на всхолмленном плоскогорье, вдали от шоссе, и, чтобы добраться до него, надо преодолеть на машине многокилометровую полосу каменистого грунта, пьяно виляющую по пересеченной местности, ломающуюся капризными зигзагами, целиком состоящую из пробитых грузовиками ухабов и ям. Но на дорогу Алексей Скарбеев, руководитель группы метеотрона, выпускник Казанского авиационного института, не жалуется. Он больше негодует на нехватку времени. Неделями не возвращается на базу экспедиции, предпочитая ночевать на стройплощадке в маленьком домике, предназначенном для пульта и аппаратуры управления метеотроном. А в последний месяц совсем переселился туда. Вместе с ним и два механика, приехавшие из Казани, — специалисты по авиационным двигателям. Работа идет с рассвета до темноты...

Силуэт метеотрона высится на фоне близких, оконтуренных голубоватым снегом вершин Гегамского хребта. Пожалуй, метеотрон можно было бы сравнить с космическим кораблем, если представить корабль, у которого реактивные двигатели расположены перпендикулярно направлению движения, а реактивная струя бьет прямо в небо, так что он, по идее, должен улетать не к звездам, а устремляться в глубь земли.

Первым «метеотроном», как известно, был пожар, образовавший над собой кучево-дождевое облако, — подобные пожары, специально зажигаемые аборигенами для вызывания дождя, неоднократно наблюдали в Африке, в долине Конго, европейские метеорологи. Своеобразным «пожаром» был и метеотрон известного французского «активщика» профессора Дессана. Он состоял из ста форсунок, работавших на жидком топливе и развивавших тепловую мощность в 700 тысяч киловатт.

В метеотроне, который монтируется на Севане, пламя бушует в камерах сгорания шести могучих реактивных двигателей, отлетавших свой век на Ту-104. Сейчас они «прикованы» к земле, расположены шестилучевой звездой на горизонтальной площадке, закреплены на залитых в бетон опорах — каждая пара друг против друга, строго по оси. Шесть реактивных струй, бьющих одновременно в центр шестиугольника, развернуты на 90 градусов по вертикали и слиты воедино в форсажной башне десятиметровой высоты. Проектная мощность вертикального воздушного потока, извергаемого суперметеотроном со скоростью 570 метров в секунду и раскаленного до 1100 градусов, равна 1 миллиону 127 тысячам киловатт. Цифра серьезная, если вспомнить, что это мощность двух довоенных Днепрогэсов. И в то же время незначительная, если учесть, что, по расчетам академика Е. К. Федорова, энергия, затрачиваемая природой на создание кучево-дождевого облака средних размеров, эквивалентна энергии атомной бомбы.

А ученые как раз и собираются творить при помощи метеотрона кучево-дождевые облака и обрушивать на Севан ливневые осадки, и миллионом киловатт тут, разумеется, не обойдешься. И вообще, «эффект метеотрона» возможен лишь благодаря одному из свойств, или, вернее, состояний атмосферы, которое исследователи называют неустойчивой стратификацией. Это означает понятие о равномерном и неуклонном понижении температуры воздуха по мере удаления от земли. Воздух, прогретый у земли солнцем или искусственным источником тепла, приобретает положительную плавучесть и устремляется вверх, проникая во все более холодные и менее плотные слои атмосферы. При этом его плавучесть (или выталкивающая сила — по закону Архимеда) непрерывно увеличивается. А соответственно возрастает и скорость подъема, достигая зачастую нескольких десятков метров в секунду. Так создаются восходящие потоки воздуха, способствующие образованию кучевых облаков и накоплению в них влаги, выпадающей в виде осадков.