Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1981 год Страница 2

«Нет, с меня хватит сибирских сюрпризов,— решил еще раз про себя Овсюгин.— Эта наледь последняя, справлюсь с ней или нет? Я заработал себе право на управляемый тыл. Только бы с теперешней гостьюшкой разойтись по-хорошему...»

— Читай, Ванек, ну, что тебе стоит,— донесся умоляющий голос дочери. Девчонка любила, когда брат читал ей книжки, и теперь совала ему в руки потрепанный томик сибирских сказок.

— Уважь сестренку,— подал голос отец.

Ванька показал сестре кулак, но книжку взял, небрежно раскрыл и стал читать — сначала монотонным голосом, нос каждой строчкой все больше увлекаясь.

— «И сказал тогда красавец Енисей синеокой Ангаре: «Беги от отца своего, угрюмого Байкала, беги ко мне, и понесемся вместе на край света!..»

Овсюгин допил подостывший чай, сбросил унты и улегся на кушетку. Закинув руку за изголовье, нащупал на тумбочке, поверх телефона, свежую газету, развернул ее. Но строчки рассыпались перед глазами, уносились куда-то стремительным течением, напоминающим ангарскую стремнину.

— «Выбрала красавица дочь потемнее ночку да и вырвалась на свободу, помчалась навстречу любимому Енисею от докучливого отца Байкала...»

Овсюгин закрыл глаза и под взволнованное чтение сына представил далекий исток Ангары. Из-под ледяного панциря Байкала вырывается, курясь, буйная река, обтекает Шаман-камень и уносится к далекому Енисею. Правда, человек заставил работать неистовую беглянку на себя, перегородив ее каскадом плотин. «Прошел век сказок,— усмехнулся про себя Овсюгин.— Отсчитывает свои деления век инженерных проблем».

В Сибири этот век начался с постройки Транссибирской железной дороги.

Кругобайкальская ее дуга — венец инженерно-строительного колосса, седьмое чудо света. Это Овсюгин усвоил с детства; а будучи уже зрелым строителем, еще больше укрепился в высоком мнении.

Студентом Иркутского политехнического института Игорь Овсюгин с юной своей женой Фаиной прошли пешком более ста километров — от порта Байкал до самой Слюдянки, то было их свадебное путешествие. Они не переставали восхищаться тогда туннелями, виадуками, проточными трубами, предохранительными стенками-выкладками, станционными постройками. Все было сложено из гранитных брусков, пригнанных один к другому так, что нож не находил зазора. И делали все это в основном каторжане по проектам и под руководством французских инженеров.

«Но мы-то свои,— размышлял Овсюгин под газетой, убаюканный голосом Ваньки.— Следовательно, строить свои объекты должны не менее надежно, экономично, изобретательно».

«Вот и изобрети что-нибудь против наледи»,— отчетливо прозвучал голос Каштака.

Овсюгин дернулся, раскрыл глаза и услышал бряцанье посуды в кухне, голоса детей. Овсюгин знал по опыту, что теперь начальник не оставит его и во сне.

«Надо вспомнить что-нибудь приятное и дорогое,— стал искать защиту от наваждения Овсюгин.— Хотя бы тот же медовый-бедовый маршрут по байкальским туннелям».

...Они храбро бросались в темные зевы когда-то охраняемых туннелей. Теперь по старой, заброшенной ветке ходил лишь один рабочий поезд, и на дороге лежала печать осиротелости.

Без пяти минут инженер, Игорь Овсюгин старался найти физический смысл малейшему дуновению, шороху или проблеску. И надо сказать, тогда у него все выходило складно, в масть, даже вдохновенно. Особенно вдохновлялся Овсюгин, когда они выходили на свет, вдыхали всей грудью байкальский воздушный прибой и разводили костер из перетертых галькой сучьей. Они ставили на костер котелок, раздевались и валились на теплую косу загорать. Он рассказывал жене о повадках Байкала и о том, как человек приспосабливался к норову сибирского моря.

Фаина приехала в политех с Лены, ее не так просто было удивить сибирскими причудами, но про Байкал она слушала, забывая переворачиваться под коварным солнцем.

Овсюгину приходилось предупреждать жену, что вечная прохлада озера обманчива— ультрафиолетовые лучи здесь бьют без промаха. «Рассказывай дальше,— просила она, кося в его сторону глазами цвета мокрой коры.— Как это они ухитрились переправить в такой срок целый корпус? Столько народу!»

«Вот это было русское изобретение,— восхитился и сейчас Овсюгин.— Уложить шпалы на лед Байкала, на них — рельсы и пустить по такой дороге поезд. Вот чья-то голова сработала! Не чета моей...

А почему не чета? Здесь тот же лед, та же задача срочной переброски на другой берег, и мы — нераспоследние же специалисты. Неужели нельзя догадаться проложить по льду магистраль, и пусть по ней... Нет, наледь все сомнет, зальет, скует... Солдаты, направляемые к полям русско-японской войны, были защищены от пронизывающих байкальских ветров, метелей и снежных зарядов стенами теплушек.

Стоп! — скомандовал себе Овсюгин.— Солярку можно тоже оградить. Пустить ее по трубам. Тогда наледь может заливать русло Чары сколько угодно —по трубам беспрепятственно будет течь драгоценная горючка».

— Фаина!—хриплым голосом вскрикнул Овсюгин.

— Что тебе? — откликнулась жена и неслышной поступью приблизилась к тахте.

Овсюгин, недвижно глядя во что-то свое, спросил:

— Помнишь наш свадебный маршрут по Кругобайкальской дуге?

— Еще бы! — ответила Фаина.— Переедем в Иркутск, надо бы повторить. С детьми.

— Об этом позже поговорим,— прервал ее Овсюгин.— Сейчас ты мне скажи, сложно будет списать водо-водные трубы?

— Да зачем их списывать, целые, невредимые?

— А все же?

— Они должны поить поселок водой как минимум полсотни лет!

— Нет,— сказал Овсюгин, как отрезал.— Весной их придется списать как сделавшие свое аварийное дело.

— Прекрасно знаешь, как идет на списание Каштак,— сказала Фаина, все еще не понимая, куда это клонит муж.

— Здесь ему не отвертеться — наледь страшней... Хочу всадить в нее большую трубу. Наледь может пульсировать, но у нас будет в ее недрах упрятан трубопровод, понимаешь? Завтра свинтим трубы до правого берега, и пусть наледь затягивает их, цементирует: до весны спокойно можно подавать насосом солярку на ту сторону. Когда ж тронется лед, обрежем трубы по берегам — и привет. Скажи — отменное решение? Не хуже, чем с железной дорогой по Байкалу в девятьсот пятом году, а?

Он повернулся к тумбочке с телефоном, снял трубку черного устарелого аппарата и набрал номер всего из двух цифр. На том конце провода мгновенно подняли трубку, словно ждали звонка весь вечер.

— Атакишиев слушает,— старательно произнес голос в том аппарате.

— Это я, Акрам,— сообщил Овсюгин.— Не из постели тебя поднял?

— Сегодня что-то не до сна, Игорь Матвеич,— сознался Атакишиев.— Перекурили мы, что ли?

— А я не усну до утра, если не выскажу кому-то из наших свое соображение на тот предмет...

— Неужели осенило, Игорь?

— Да как-то так вот — сам не пойму, Акрам, послушай...

И Овсюгин стал сбивчиво рассказывать, как дошел до мысли о трубопроводе, какие это сулит выгоды и убытки...

— Столько труб списать непросто будет, а? — закончил на вопросе свой доклад Овсюгин.

— Брось ты это, Матвеич,— зарычал Атакишиев.— Когда такое решение. Мудрое! Гениальное!

— Ну, ну, не сглазь,— взмолился Овсюгин, косясь на неподвижную жену.

— Все будет в порядке, Матвеич, спи спокойным сном до самого утра.

— Слушай, Акрам, ты позвони Каштаку, а?

— Позвоню, Матвеич, будь спокоен, светлая ты наша голова.

— Не совсем светлая, дорогой, вот что тебе хочу заметить.— Овсюгин взглянул на жену.— Как, по-твоему, безболезненней выбраться из нашего мостопоезда?

— Безболезненней для кого? —глухо запросил голос с того конца,— для мостопоезда или для тебя, его машиниста?

— Считаешь меня машинистом?

— Да, ты главный машинист, дорогой Игорь Матвеевич. Сегодня, сейчас, ты доказал свою главность.

— Следовательно, веди свой паровоз от пункта А в пункт Б...

— Нет, Матвеич, не просто из А в Б... Понимаешь, друг, мы едем от какой-то давней станции, из далекого прошлого в будущее. Пусть до самого конца не доедем, но свой перегон не уроним, а? И нам незаметно помогают те, кто был до нас,— недаром же ты оттолкнулся от Кругобайкальской Дуги...

Овсюгин положил трубку, медленно развернулся и, встретившись со взглядом жены, понял: спокойной ночи не может быть — предстоит сложный разговор, и этот разговор потребует душевных сил не меньше, чем затор с наледью. И решения тут надо принимать с максимальной изобретательностью.

«Что ж»— заключил Овсюгин,— ты выбрал себе вечный поезд, докажи и. близким своим благо такого решения».

Геннадий Машкин

Иркутск

Родники Атакоры

Не знаю, сможем ли мы добросить вас до Натитингу,— сказал бравый пилот. — Если наберется три пассажира, полетим, а то что зря горючее тратить.