Он и она - Роман Воронов Страница 2

брусчатке после мягких, шелковистых трав Обители, был Восторг. Вечное сияние озаряло убегающую вдаль дорогу, и Ей казалось, что дрожащая дымка у самого горизонта скрывает истинное Лоно, не такое, что осталось за спиной, но прекраснее прекрасного и ослепительнее ослепительного, ту самую Ее Обитель. Состояние очевидности и правильности совершенного поступка, несмотря на некоторые подсказки со стороны и использование «наживки», не покидало Ее на всем протяжении пути, до самого Перевала; но в тот самый миг, когда непрерывно сопровождавшее Ее Сияние вдруг исчезло, Восторг испарился вслед за ним, оказавшись полностью зависимым от Истока и абсолютно нежизнеспособным в отсутствии такового.

Восторженное предвкушение нового и, естественно, лучшего сменилось, едва коснувшись тьмы «удаленного бытия», откровенным Разочарованием. Из плохо различимого впереди будущего, слегка раздвинувшего висящие над трактом серые лоскуты нетающего тумана неопределенности, возникла высокая Черная Фигура незнакомца, уверенно протянувшего Ей руку. То было Эго, переставшее за ненадобностью скрываться за шипением рептилии из сна об оставленной Обители.

— Ты разочарована? Еще бы, — повелительным тоном начала Фигура. — И разочарование не покинет тебя, знающую лучше всех, каким должен быть мир, ибо мир в ответ будет сопротивляться своему изменению.

По-отечески обняв Ее, новый спутник уже не ослаблял хватки, внимательно следя за тем, чтобы на Пути не попадались места для отдыха, источники для утоления жажды и деревья, способные создать тень от палящих лучей новой Обители, имя которой Мираж. Бедняжка, гонимая видением вожделенного оазиса, парящего в горячем воздухе безжизненной пустыни, контролируемого Эгом сознания, совсем выбилась из сил и однажды просто рухнула навзничь, потеряв всяческую надежду на спасительный глоток воды. Она закрыла глаза, вдохнула раскаленное пламя пустоты и опалила паруса легких, что гнали Ее чужим ветром к призрачным берегам.

«Я хочу вернуться», — сказала Она себе, открыла глаза и встала на ноги. Здесь и Сейчас к ней пришло Смирение, то самое, что наполнило слезами при виде мучений Его, обманутого Ею, а теперь поднимающего в гору на натруженной спине жертвенный камень, на коем возляжет сам невинной жертвой, — слезами осознания собственного Пути, что ведет Ее туда же, наверх, в гору, оплакивать Его, себя и всех, а затем совершить омовение мертвых тел — Его, своего и всех, — дабы узреть, вопреки настойчивому гласу Черной Фигуры, вознесение в Обитель и Его, и себя, и всех.

Лицо Ее озарилось беззаботной улыбкой абсолютно счастливого ребенка: «Я возвращаюсь», — громко сказала Она и повернулась назад.

Вместе

То, что есмь Все, включая и саму Обитель, «предполагало-знало» через Замысел Познания очевидность пребывания в состоянии покоя выделенной Части по причине невозможности внутреннего отрыва Абсолюта низшей степени от Абсолюта высшей степени. Подразумеваемо состоявшимся был следующий «шаг» — выделение из выделенного посылом Высшей Воли еще одной части для возникновения разности потенциалов. Одна часть — Он — оставалась с кодом Абсолюта, недвижимая, статичная в своем Изначальном Принципе, и вторая — Она, — создающая движение, неупокоенная «бунтарка» под кодом Созданного Принципа.

«Разделенная Часть» на Он и Она Высшей Волей сохраняет общий код Памяти о Единстве и в проявленных планах испытывает взаимное притяжение, в микро-масштабе повторяя Акт сотворения Человека посредством деторождения…

***

«Врата Обители захлопнулись», — Он понял это по Ее вспыхнувшим каким-то безумным восторгом глазам и не стал оборачиваться — достаточно было Ее реакции. Образовавшаяся тишина придавила новизной ощущений и отсутствием чувства защищенности, спокойствия и радости. Он словно прирос к земле каменным истуканом с бесполезно болтающимися руками, пустой головой и вытаращенными от страха глазами. Бессмысленность положения в пространстве уже начала сковывать мышцы, как вдруг сквозь пелену хаотично прыгающих из угла в угол беспокойных мыслей Он услышал Ее голос: «Пойдем, нечего топтаться на месте».

«Ну да, — мелькнуло в голове, — один раз уже послушал». Он вспомнил Ее уговоры отведать плод с того самого древа, к которому и приближаться-то не велено. «Надо было мне просто заткнуть уши, и валялся бы сейчас на мягкой травушке под жаркими лучами Его Благодати», — подумал он.

— Идем, — снова прозвучал становящийся каким-то обворожительным и манящим голос спутницы. Интонации не носили повелительного характера, но отчего-то отказать Ей Он не смог и нерешительно сделал первый шаг.

— Наконец-то, — рассмеялась Она. — Вперед, мой герой.

Дорога, ведущая за горизонт, не представлялась трудной. Сияние Обители освещало Путь, отбрасывая две длинные тени, ползущие по камням впереди (одна из них вяло покачивалась, в то время как другая металась вверх-вниз, перескакивая вправо и влево и наводя ужас на крохотную живность, мирно греющуюся в каменных прожилках). Если вдруг чувствовался подъем, то он был некрутым, а изобилие мошкары, полностью отсутствовавшей в Обители, не мешало двум путникам, вооруженным имеющимися у них фиговыми листками.

В какой-то момент Он вдруг осознал: не будь рядом Ее, лежать Ему, свернувшись клубочком, у Врат Обители и тосковать об утраченном до скончания веков. Чем дальше от стен удалялась парочка, тем меньше Он припоминал, кому «обязан» изгнанием, и тем больше увязал в сетях Ее голоса, запаха и обводов загорелого тела. На подходе к Перевалу Он был «порабощен» полностью, а Она уверенно тащила за собой «этого увальня» вперед, к своей мечте.

С последними лучами простившейся с ними Обители Он и Она погрузились в новую реальность. Костры инквизиции озарили средневековую тьму в отсутствие утраченного Лона. Он, укутанный в рясу Забвения, и Она, объятая языками пламени разочарования, как апогей расчлененного мира, дуальность Замысла в высшей точке абсурда, начало страдальческого Пути поиска истины, наполнение золотого кубка кровью невинных жертв и объявление сей позорной чаши Граалем. Ее восприятие собственной всесильности тяжелым черным дымом кострищ улетучилось из Его сознания, Он же, облаченный в одежды Забвения, брел только ради Нее, ибо код Единства не позволял отодвинуться им друг от друга. Согбенные под тяжестью греха спины их и ослепленные надвинутыми капюшонами души отчаянно продолжали Путь нисхождения, пока не уперлись в тупик непроходимого безверия.

Тот, кто тащит Крест в гору, страдает ради Той, что проливает слезы на окровавленные следы Его, идя за тенью мученика, и когда Он, прозревший, отдает себя на Волю Всевышнего, Она в тот же миг становится смиренной. Из тупика есть только одна дорога — к Вознесению, она — продукт совместного бытия, со-творчество, слияние в Единое. Прозрение после Забвения выводит на Гору, но смирение, пришедшее на смену Разочарованию, Возносит. Мужская суть Христа, Его «Он», вознеслась посредством смиренной женской его части — апостольской.

То, что есмь Все, не исключая того, что вне Обители, «знало-полагало» через Замысел Познания очевидность обратного слияния Разделенной Части, находящейся на Пути, грузом знания которой явится