Уравнение времени - Евгения Владимировна Юркина Страница 2

Пограничье мансарды были вполне комфортны: здесь не было ни палящего солнца, ни пронизывающих ветров, ни морозов. Саша искренне считала, что ей с жильем повезло, ведь в ее крохотной квартире был самый настоящий камин. Вот у жителей первых, вторых и третьих этажей каминов быть не могло, а у нее — пожалуйста! Кстати, сложил его тот самый сторож Савелий, он когда-то жил в мансарде Саши. Но потом Сашин отец пропал без вести, мать вскоре была вынуждена покинуть Пограничье, и старый Савелий перебрался в Школу, а его мансарда досталась девочке. Шестилетняя Саша горевала сильно, ведь она очень любила маму и папу. Мамины слезы в час прощания были с Сашей вот уже десять лет — стоило только закрыть глаза. Мама искренне не хотела уезжать, но, наверное, ничего не могла поделать. Может быть, Саша хотела пройти инициацию не только, чтобы определиться со специализацией и выйти во взрослую жизнь, но и чтобы получить хотя бы крохотный шанс разыскать родителей тоже. Правда, Савелий не раз и не два отговаривал девушку от этой затеи…

— Зря я тогда в Школу прибежала, — вздохнула Саша. — Но уж больно мне было тоскливо.

В ту ночь небо было расцвечено только в алые и пурпурные тона. Десятилетняя Саша сидела на подоконнике и смотрела на закат. Кроваво-багровое небо завораживало. Завораживало и рождало сильнейшую тревогу. И тоску. Тоску такую, что Саша, не выдержав, выскочила за дверь и помчалась, помчалась, помчалась — через двор, за поселок, по морене к Школе! Пару раз упала, разбила до крови коленку… Но добежала, хромая. Помедлила всего мгновение, показавшееся ей вечностью… Тронула дверь. Та, беззвучно открывавшаяся в учебные часы, почему-то отозвалась протяжным скрипом. А потом нехотя, будто раздумывая, впускать ученицу или нет, подалась. На ее зов, хоть и далеко не сразу, но все-таки вышел Савелий. Взглянул исподлобья… — у Саши мелькнула мысль: она сильно не вовремя! Однако Савелий не стал ругаться. Вздохнул только глубоко… и вдруг протянул руку потрепать по рыжевато-русым волосам.

«Так бывает, Сашка, — сказал. — Так бывает…»

Тогда-то Саша и узнала, что найти выходца из Пограничья нельзя, пока обстоятельства не сложатся благоприятным образом. Иначе — возникнет смертельная опасность, причем для обоих. Почему это было настолько опасно, Савелий объяснять не стал, но Саша старому пограничнику поверила сразу. И одновременно поняла: все равно будет искать родителей!

Вот только, стоило Саше принять такое решение, как Савелий почему-то о нем догадался. И ну читать нотации! Пришлось Саше даже закадычному другу Кольке Звеновому поплакаться — так ей стало обидно…

— …Вечер-то какой, Сашка!

— Хороший вечер. — Девушка, вздрогнув, очнулась от воспоминаний.

Перед ней стояла тетя Паша — та, кто поначалу взяла на себя присмотр за ней, девочкой, оставшейся без родителей. Какое-то время, месяц, кажется, Саша даже жила в семье тети Паши. Но потом было принято коллегиальное решение оставить Сашу одну в доставшейся от Савелия мансарде. И надо сказать, Саша ни разу не пожалела о том, что съехала из шумного семейства тети Паши, хотя ее там и не обижали. Да и навещала ее тетя Паша каждый день, и даже приносила горячие завтраки-обеды-ужины поначалу. Потом-то Саша сама научилась готовить, даром что это оказалось совсем несложно.

— У тебя завтра инициация, Сашка. — Невысокая, вся какая-то кругленькая тетя Паша раскраснелась от волнения. — Ни пуха тебе, ни пера!

— В Бездну! — искренне ответила девушка. — Ой, в Бездну, теть Паш!.. Тетя Паша, ты куда?

Тетя Паша не ответила. Из окна второго этажа высунулась всклокоченная голова Димки, сына тети Паши, — та рванула с места со скоростью, абсолютно не вяжущейся с ее комплекцией. Саше ничего не оставалось сделать, как последовать за ней. Жили-то они в одном подъезде.

***

Дойдя до второго этажа, Саша на несколько секунд замерла — прислушалась к звукам, доносящимся из восемнадцатой квартиры. Сначала звуки были гневными и оправдательными, потом перешли в односторонние нотации…

Девушка поспешила к себе, на четвертый этаж. Около входа ее кольнуло предчувствие чего-то хорошего, какого-то подарка… Саша рывком открыла никогда не знавшую ключа дверь — от кого в Пограничье закрываться? — да так и застыла на пороге. Окно было открыто, на вытертом ковре сидел огромный черный котище: белая манишка, аккуратные белые же носочки и серебристые кисточки на ушах. То есть, не котище, а рысь. Да-да, именно рысь, а вовсе не мейн-кун-переросток, как подумала было девушка. А то, что цвет не характерный… Так с кем не бывает?

Проглотив первое изумление, Саша вежливо произнесла:

— Здравствуйте!

И принялась лихорадочно соображать, чем бы накормить нежданного гостя. Вроде бы, рыси едят сырые яйца, а у нее в холодильнике как раз оставалась парочка.

Рысь в ответ не издал ни звука. Подошел не спеша к Саше, встал на задние лапы, потерся щекой о щеку и… мгновенно развернувшись, сиганул в окно! Сиганул через всю мансарду, прямо от входной двери.

— Куда же вы? — Саша метнулась к окну.

Но увидела только знакомый пейзаж: сумеречное небо, каменистую тропу, исчезающую в зарослях невзрачных серых цветочков, эдельвейсов. И горы на горизонте.

— Дела… — только и сказала девушка. И подумав, добавила: — Интересно, где в долине живут рыси?

На скалах? Да нет, рыси — лесные жители.

На чердаке? Тоже нет: все мансарды были заняты. Да и заметили бы рысь давным-давно.

— Дела… — повторила Саша.

И, сама не понимая почему, вдруг затопила камин. Она берегла дефицитные поленья почти год, а сегодня вдруг подожгла всю связку!

***

Несмотря на атмосферу, созданную живым огнем, сосредоточиться не удалось. Саша рассеянно озиралась, будто комната, в которой появился рысь, могла рассказать ей, что означает такой визит, да еще и накануне инициации. Но подсказок девушка не получила. Все было таким знакомым, таким обыденным. Зеркало на стене отобразило рыжевато-русоволосую и сероглазую, самой обычной внешности юную девицу с конопушками на переносице. Одетую в обычные для Пограничья же джинсы, толстовку и кроссовки.

Рядом с зеркалом разместился небольшой кухонный гарнитур, по противоположной стене стояла бывшая двухэтажной кровать с перильцами и лесенкой: на нижнем «этаже» расположились письменный стол и полка с учебниками. На полке стояла фотография: мама и папа, радостные и счастливые!

— Если бы я могла вас увидеть, милые мама и папа! — вздохнула девушка. — Вы бы мне рассказали про все-все-все на свете. И вот про рыся этого нехарактерного тоже.

Но папа и мама не могли сейчас появиться в мансарде, как бы ни хотелось этого девушке. Они, как и всегда, молча улыбались с бумажной фотокарточки.

Молчали и книги, стоявшие на полке: