Журнал «Если» - «Если», 2009 № 02 Страница 21

Принц проснулся, как только Янина переступила порог, хотя шла она бесшумно, и дверь в покои не скрипела, и толстый ковер гасил все звуки. Принц (теперь король?) сел на постели. Его голубые тревожные глаза слегка мерцали в полумраке.

Янина села на край постели. Принц улыбнулся, взял ее руку и погладил.

— Умер твой отец, — сказала Янина.

Принц нахмурился.

Она поцеловала его в макушку, как ребенка.

Приличия и традиции требовали, чтобы Новин присутствовал на похоронах, но Янина распорядилась иначе. Погруженная в траур столица узнала из уст глашатаев, что новый король слег после смерти отца, и доктора запретили ему вставать.

Воспитатель в малиновом халате плохо умел скрывать свою радость. Казалось, смерть короля была для него сродни освобождению из темницы: он начинал напевать, едва был уверен, что никто из слуг не слышит, и низко кланялся Янине, по сто раз на дню называя ее Ваше Величество.

Черное платье Янины было сшито за день и две ночи — таким образом, чтобы подчеркнуть беременность новой королевы. Большой живот нависал над королевским гробом, когда Янина, стоя на возвышении, принимала соболезнования чиновников, землевладельцев и знати. Подошел и барон из Хлебного Клина — ему Янина кивнула с особой сердечностью.

Ребенок вертелся внутри, когда через несколько дней в удаленном поместье она принимала неприятного человека с одутловатым, надменным лицом. Она передала неприятному мешочек денег «на постройку новых зернохранилищ».

Барон из Хлебного Клина утонул во время рыбалки. Всем был известен его азарт: барон отошел далеко от берега в надежной лодке, а дно возьми и тресни. Вода в горном озере оказалась невыносимо холодна — когда барона вытащили, он был синий, как небо.

Янина возвращалась в город из отделанной резиденции, продвигаясь медленно, в большой карете без гербов и украшений. Внутренняя обивка, если посмотреть особым взглядом, складывалась во множество лиц, глумливых и гневных, расставленных в шахматном порядке.

Крестьяне и ремесленники, встречавшиеся по дороге, кланялись карете: уж слишком внушительной она была, слишком мягко катилась, и тяжелые шторы были задернуты так, чтобы снаружи не мог проникнуть ни один взгляд.

Дорога вилась вдоль склона горы, зеленела трава на песчанике и глине, карета шла мягко, но Янина все равно просила кучера останавливаться каждый час — желательно в красивых, радующих глаз местностях. В очередной раз они устроили привал у источника: медная труба, зеленая от времени, шла, казалось, из самой сердцевины горы. Звучала вода, падая в круглое озерцо. На каменной скамейке для странников сидела девушка в запыленной дорожной одежде. При виде Янины она поспешно встала.

— Оставайся, — приветливо сказала ей королева. — Ты не можешь мне помешать. Ты путешествуешь одна?

Девушка склонила голову:

— Меня некому сопровождать, Ваше Величество. Я сирота.

Янина милостиво слушала ее: девушка выросла в городке у моря, не зная отца и матери, с малых лет прислуживая в таверне, но однажды решилась покинуть знакомый город и знакомых людей и отправиться в путь, чтобы повидать столицу. Будто что-то толкало ее изнутри: девушка шла в поисках, наверное, лучшей доли, а может быть…

— Любви, — с улыбкой сказала Янина. — В твоем возрасте, милая, (а девушка казалась ненамного моложе королевы), в твоем возрасте естественно искать счастья, пусть даже бродя по дорогам.

Девушка не возражала.

Янина изъявила желание пройтись по красивой дороге пешком, и карета покатилась за ней, деликатно касаясь дороги обутыми в резину колесами. Кучер восседал на козлах, небрежно положив на руль ладони в черных перчатках. Янина шла, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, неся перед собой живот. Ни один лекарь не мог ей сказать сейчас, мальчик внутри или девочка: «Ваше Величество, положение плода не позволяет с точностью определить…»

Луга казались коврами с пышным ворсом. Огромная ладонь, размером с облако, могла бы гладить их, меняя направление ворсинок и цвет. Янина шла и думала о короле; слишком мало времени прошло со дня его смерти. Слишком соблазнительно было считать, что он все еще здесь.

«Ты никогда не задумывалась, как устроен наш мир?»

Эти луга и пажити на глинистых и каменистых склонах, колодцы в сплошном базальте, ремесленники, из поколения в поколение передающие секреты мастерства. Никто не может понять закономерности — все механически повторяют результат. Как птица начинает вить гнездо, не ведая еще — зачем. Ничего не зная о свойствах материалов и законах архитектуры.

Поэт так красиво говорил о великих смыслах, зашифрованных в заклинаниях. Что такое ДНК? Что такое белок? Что такое код, заключенный в каждом живом существе? Поэт. Янина вспоминала о нем с жалостью и омерзением. Ей до сих пор снилось, что ее сорочка на ней: рука тянулась, касалась ворота — и наталкивалась на обыкновенную, пусть и очень тонкую ткань.

По ее приказу по городам и глухим поселкам разъехались тайные агенты, призванные выслеживать колдунов. Взяли нескольких шарлатанов. Колдуны не позволили себя схватить — ни один. Янина утвердилась в мысли, что колдун-то ей и нужен.

Как устроен наш мир? Кем и зачем он устроен?

После смерти барона из Хлебного Клина случилось маленькое волнение, и цены на хлеб все-таки подскочили. Но пройдет еще несколько дней, и наследник барона, муж его старшей дочери, окончательно вступит в права наследства. Тогда прекратится паника на рынках, и караваны с зерном, застрявшие было на границе удела, отправятся к местам назначения.

Янина приложила обе ладони к животу. «Я все правильно делаю, — сказала она королю. — Я все сделаю, как ты сказал. Наш мир устроен не так уж глупо: чем больше я узнаю о нем, тем больше поражаюсь совершенству. И искусственности, ты прав. Мы учимся по чужим книгам. Используем чужие технологии. Нашей истории — всего-то несколько поколений.

В каждой деревне верят в создателя мира — в своего создателя; одни вырезают из камня птицу, другие — человека, третьи — неведомое чудовище с пятью головами. И каждый верит, что так выглядел создатель. Жестокий, милостивый, мстительный, добрый…»

Янина заметила, что девушка в дорожном плаще идет следом, держась на расстоянии, и приветливо кивнула ей.

Она была очень красива, эта девушка, с профилем лучистым и тонким, словно месяц. Но, едва отведя взгляд, Янина уже не могла вспомнить ее лица.

Она рожала молча. Единственный вопрос терзал ее сильнее, чем муки тысячи рожениц.

Наконец запищал ребенок. Его плач не развеял, а подчеркнул тишину, до того глубокую, что в ней можно было утопить весь город.

— Ну? — спросила Янина, едва отдышавшись. — Мальчик или девочка?

Из-за туманной пелены пришел ответ:

— Мальчик.

Янина потеряла сознание.

Девушка с тонким, как месяц, лицом прижилась во дворце. Она явилась сама, вскоре после возвращения Янины, и попросила для себя работу — хоть какую, хоть самую черную. Ее взяли убирать в помещениях для гвардейцев, ожидая, что, как многие до нее на этом месте, она скоро падет и сделается легкой добычей какого-нибудь сменившегося с поста ловеласа. Но девушка оказалась на диво скромной и работящей; ее усердие и добронравие было оценено. Девушка попалась на глаза Янине, когда вооруженная садовыми ножницами, очень быстро и ловко подстригала кусты вдоль садовой аллеи.

— Откуда ты, дитя? — спросила Янина. Маленького принца, по случаю жары завернутого в единственную тонкую пеленку, несла за ней доверенная нянька.

Девушка низко поклонилась и рассказала очень коротко, в нескольких словах, что она сирота: родители ее, оба мелкие торговцы, не так давно поехали вместе на ярмарку — и свалились вместе с повозкой в ущелье. Тогда девушку будто что-то толкнуло — она оставила родное селение и ушла в столицу, чтобы в новой жизни забыть свое горе.

Янина посочувствовала бедняжке. Кивнула няньке и пошла дальше вдоль аллеи, к рукотворному водопаду, но что-то мучило ее. Какая-то мысль, простая, но острая, будто камушек в туфле.

Что-то, связанное с этой милой девушкой… Странное лицо: его совсем невозможно запомнить.

Король Новин отрекся от престола за несколько дней до солнцестояния, вернув себе титул принца. Он выразил желание удалиться от мира и посвятить остаток дней раздумьям о прекрасном; так было записано в официальном документе, так сообщили народу глашатаи. Воспитатель принца был вне себя от счастья, даже лицо его, похожее на скомканную бумагу, чуть разгладилось: Новину больше не грозят выходы на публику, в загородном поместье его ждут покой и тишина, он сможет тихо гулять на свежем воздухе, и его будут окружать люди в домашних халатах — никаких доспехов, пышных камзолов и платьев с огромными кринолинами.