О любви. О жизни… с болью - Евгения Кибе Страница 21

Уже минуло 4 года с той поры. Девочек своих я навещаю раз в неделю, иногда раз в месяц, если уезжаю в командировку. Дома стараюсь не бывать, так как там всё напоминает о них. До сих пор в шкафу висят Машины вещи, а на полу разбросаны Надюшкины игрушки. Не могу я убрать из своей жизни это всё. И тёщу не могу.

— Нина Петровна, я вам деньги привез. Положу на холодильник. В следующем месяце привезу ещё, как всегда.

Тёща подняла на меня красные глаза и стала лезть целовать руки.

— Ой, спаситель ты мой. В старости кто ещё мне поможет? Только ты один у меня и остался. Сиротки мы с тобой. Бросила нас Маруська. Ой, дочка моя любимая, — запричитала она.

Что бы не слушать этот весь пьяный бред, быстро вышел из дома.

Свежий воздух приятно щекотал ноздри после смрада и грязи.

" Дочка моя любимая" пронеслось в голове и я ухмыльнулся. Дочку она лупила, как не в себя. У Маши после такой " любви" маминой переломы ребер, несколько сотрясений мозга было и шрамики на губе и виске остались.

Я езжу в эту помойку к алкоголичке только потому, что знаю, Маша смотрит на меня с неба и улыбается. Ей не больно, не обидно и нет злости. Они там с Надюшкой знают, что на земле у них есть якорь, который будет всегда держать их в сердце и делать добрые дела в память о них.

Пить или не пить.

Я сижу за столом на кухне и кручу в трясущихся руках пустой граненный стакан. Над столом лениво светит люстра, в которой горит всего лишь одна лампочка из трех. Надо бы поменять, но когда? Нет ни времени, ни желания, если честно.

Подшился я три года назад и за это время ни разу ни капли в рот не брал. А сейчас сижу и медитирую на стакан. В морозилке томится бутылка водки, купленная пару часов назад в магазине.

Зачем я это делаю? Для чего? Столько сил потребовалось для того, что бы избавиться от пагубной привычки. И вот снова собираюсь погрузиться в эту пучину, упасть на дно или как там ещё про таких, как я говорят? В общем, из человека превратиться в морального урода и алкаша.

Я хочу выпить, но боюсь. И правильно делаю. Знаю, что только пригублю, не смогу уже остановиться. Буду бухать и корить себя за это. Но только тогда, когда начну выходить из запоя. В процессе точно не до этого будет.

Почему я сижу здесь с пустым стаканом, вместо того, что бы читать книгу, готовиться к завтрашним занятиям в школе? Я слаб. Вот и всё. И моя слабость прорезалась вчера, когда увидел ее. Через 5 лет после расставания.

Я сидел в кабинете школы и ждал родителей на собрание. Да, надо проводить такое иногда, хоть это и не самое приятное времяпрепровождение. Ни для меня, ни тем более для родителей. Уж про детей и говорить не стоит.

Видел, как в мой класс, где преподаю физику, стали стекаться взрослые люди. Конечно же многие пришли с опозданием, поэтому всегда назначаю собрания на пол часа раньше, что бы к нужному часу все уже были на местах.

Женщины и мужчины рассаживались по местам. Когда было самое первое родительское собрание моего класса, то было интересно играть в игру под названием " угадай, кто чей" и почти всех удалось угадать. Но это собрание было уже третьим или четвертым, так что я сидел, уткнувшись носом в свои записи.

Когда часы показали, что уже прошло двадцать минут, то оторвался от своих неинтересных и ненужных дел, что бы поздороваться и увидел ее.

Серые грустные глаза смотрели на меня пристально и, как мне показалось, с укором. Всё ещё с укором. Ее, когда-то светло-русые волосы, теперь были рыжими, на губах яркая помада, нарощенные ресницы. Я застыл и смотрел на нее, пытаясь найти хоть немного от той Анютки, которую когда-то любил. В ней изменилось все, кроме взгляда.

— Добрый вечер, дорогие родители, — прокашлявшись и стряхнув с себя пелену воспоминаний, сказал я. — Кто не помнит или мало ли не знает, меня зовут Максим Леонидович. Я классный руководитель ваших детей, а по совместительству ещё и учитель физики, с которой у доброй половины класса сложности. Но обо всем по порядку.

Я стоял и рассказывал о том, что планировал, потом мне задавали вопросы и в самом конце, каждый должен был подойти и сдать по списку деньги на охрану, новые занавески(сотые наверное уже за все мои годы работы в школе) и на елку, которую планировали в этом году.

Родители подходили, называли имена и клали мне купюры, которые пересчитывал и складывал то в один конверт, то в другой.

Когда подошла Анютка, в кабинете кроме нас никого не было.

Она протянула мне деньги и сказал:

— За Григорьева Витю.

Я поднял голову и посмотрел в ее глаза.

— Привет. Как дела?

Она улыбнулась только одним уголком губ и ответила достаточно холодно.

— Все прекрасно.

Почему она подошла самая последняя? Ждала, когда все уйдут, что бы что? Сказать что-то или услышать от меня какие-то слова? Я не знал, поэтому молчал и смотрел в ее глаза.

— Дырку во мне не сделай, — довольно грубо проговорила она, нетерпеливо постукивая пальчиками с нарощенными ногтями, по парте.

— И не планировал.

Она протянула мне деньги. А я не мог оторвать от нее глаз.

— Послушай, Макс, давай без всяких там непоняток. Ты меня бросил, я пережила это и все. На этом точка. Нам с тобой всё равно придётся видеться иногда из-за Вити.

— Ты с его отцом теперь?

Хотел спросить равнодушно, как бы между прочим, но не получилось. Голос предательски задрожал.

— Да, я теперь Григорьева. Уже два года как. И мать Витиного братика. Так что, показывай, где расписаться и бывай.

Какое-то странное чувство захлестнуло всего меня. Я видел, как когда-то любимая девушка, стояла совсем рядом, но мы были с ней далеко. Расстояние в 20 сантиметров превратилось в километры и года.

Я встал со своего места, подошёл к ней, положил руку на талию, притянул к себе и поцеловал. Голова сразу же закружилась от вкуса ее поцелуя. Я вспомнил, как любил целовать ее, ласкать и просыпаться рядом. Как каждое утро, она говорила мне " здаровки", когда заходил на кухню, где она жарила яичницу или варила овсянку.