Папенькина дочка - Петр Сосновский Страница 23

— Нет, не спросил, но сейчас вот и спрошу! — ответил Филипп Григорьевич и повернулся к нам лицом:

— Ребята, вы согласны пожениться? Жених, твое слово!

— Да! — сказал я.

Светлана взглянула на меня и кивнула головой.

Этого оказалось достаточно. Тут же возле нас появились совершенно незнакомые для меня люди. Был и друг Филиппа Григорьевича однополчанин отец Татьяны Полнушки, мне о том шепнула Светлана. Мне было интересно на него посмотреть и найти между ними черты сходства.

Нам, нашли свидетелей: ко мне подошел парень и представился, назвав имя, затем вскоре я увидел в доме молодую женщину. Это была бывшая подруга Алексея, брата Светланы. Он с нею дружил с детства. Многие недоумевали — отчего это Алексей в свое время не взял девушку замуж.

— Я, Людмила! — сказала женщина и, взглянув на меня, протянула руку. Я пожал ее. Тут же к ней протиснулся через толпу взрослых, мальчик, лет десяти. Он со слезами на глазах принялся просить:

— Мам, ты скоро? Пошли домой! Я боюсь Киргиза!

— Не бойся сынок! Дядя Филипп, не страшный. Иди, к бабушке Паше, иди, меня не дожидайся, — сказала женщина. Я освобожусь и приду.

— Это мой сын Гриша, — тут же объяснила мне Людмила. — Мальчик уже большой, но всего боится. А Филиппа Григорьевича, так до безумия. Я, после слов Людмилы иначе взглянул на мальчика. Мне отчего-то запомнились глаза Гриши. Он смотрел исподлобья печальным взглядом, словно заглядывал далеко в будущее и ничего хорошего в нем для себя не находил. Таких неуверенных в себе ребят, обычно, находят более сильные, и подминают их под себя, затем пользуются ими.

Бракосочетание прошло быстро — заняло пятнадцать-двадцать минут не больше. Я, Светлана, Алексей, Людмила и еще наш свидетель появившись в Поселковом Совете, тут же были встречены знакомой Филиппа Григорьевича добродушной женщиной лет сорока. Она провела нас в комнату и принялась оформлять бумаги. Я со Светланой написал заявление, в нужных местах мы расписались и нам выдали свидетельство — коричневую корочку при нас заполненную.

Мария Федоровна с бабой Пашей в это время накрыли на стол.

Алексей, когда мы шли расписываться и возвращались назад, толкал меня постоянно в бок и говорил, говорил: «Я, как чувствовал — нужно ехать домой и не зря, попал в самый раз».

Людей на свадьбе собралось немного. Чуть более десяти человек. Я запомнил что-то кричащего Филиппа Григорьевича с бутылкой водки, брата Светланы — Алексея со стаканом в руке, его бывшую зазнобу Людмилу, бабу Пашу. В кутерьме неожиданного для всех мероприятия, я, сидя за столом, на одном из лучших, имеющихся в доме стульев, не раз слышал тонкий, прорывающийся сквозь шум голосок Марии Федоровны:

— Нехорошо все это. Нужно было приготовиться. Вызвать отца и мать Андрея. Мы их ведь совсем не знаем.

— Не боись мать, узнаем! — на возражения Марии Федоровны отвечал Филипп Григорьевич, пока мог отвечать, после он напился и свалился на пол.

Алексей также не удержался, и как его не уговаривала Светлана, не внял ее увещаниям. Его глаза, словно гвозди, были вбиты в Людмилу. Он пил и смотрел на нее, пил и смотрел. Она тоже пила и пыталась не отстать от Алексея. Из-за нее брат Светланы вдруг поцапался с внезапно протрезвевшим отчимом.

— Киргиз, ты вот кто, киргиз. Сын Людмилы вырастит, он тебе задаст, ты почто мальца трогал ….

Баба Паша с трудом уняла Алексея и, оттолкнув полезшего драться Филиппа Григорьевича, потащила вместе с Людмилой парня к себе — домой. За ними следом, неизвестно, откуда взявшись, устремился по пятам сын Людмилы Гриша. Он плакал горькими слезами. Мария Федоровна, сдерживая мужа, говорила:

— Вот выпала судьба! Никуда от нее не денешься. Отчего бы Алексею не жениться на Людмиле. Ее детство прошло у бабы Паши. Каждое лето жила, в поселке. Там, Людмила, — Мария Федоровна махнула куда-то в сторону Москвы, — возле матери — чужая! Ну, пригрела она ребенка? Но ведь муж ее…

— Объелся груш, — дополнил Филипп Григорьевич, и тут же схватив со стола стакан водки, резко опрокинул его в рот.

— Да-да! А здесь, — продолжила Мария Федоровна, — она своя! Своя! Вот бы нам такую невестку!

— Тьфу, на тебя, — тут же выкрикнул Филипп Григорьевич и продолжил: — Может быть, Людмила баба и ничего, но ее волчонок — вырастит и таких дел натворит, попомни меня, попомни….

Алексей, Людмила и баба Паша ушли и пропали. О них тут же забыли. Правда, и нас — меня и Светлану также оставили в покое. Это нам было на руку.

Я, обняв Светлану, попытался ее увезти к себе домой. Но она отказалась:

— Андрей, я не поеду. Я боюсь! Просто боюсь! Ты, вначале обо всем, что здесь произошло, сообщишь своим родителям или если хочешь, мы вместе с тобой им скажем, а уж затем решим, как нам жить и где. Хорошо?

— Хорошо! — ответил я и еще крепче обнял свою жену, уже жену, не невесту, что было приятно сознавать.

Находиться дома, в четырех стенах мы не захотели. Противно наблюдать, как пьянчужками — они везде есть, и у нас им тоже нашлось место — допиваются остатки водки, выискиваются лакомые закуски на столе, превратившемся из натюрморта в поганое место для отходов.

Дожидаться окончания праздника мы не стали и вышли на воздух, чтобы немного погулять, прийти в себя. Уезжать к себе в городок я не торопился — рано. Нас тянуло друг к другу, но везде был народ, и мы тыкались в поисках укромного местечка, не находя его.

Облазав поселок, мы вышли к церкви. Она была когда-то красивой — это бросалось в глаза даже непосвященному в архитектуре человеку. В настоящее время храм находился в запустении. Я долго стоял рядом, осматривая облезлые купола. Один большой сохранял свое величие, несмотря на разрушения времени, другие — маленькие, лепившиеся по бокам, были в плачевном состоянии. Звонница зияла дырами. Я было подумал: «Вот бы сейчас на радостях ударить во все колокола» и ударил бы, но их давно уже не было.

— Зайти вовнутрь можно? — спросил я у Светланы.

— А отчего же нет! Пошли!

В храме было тихо. Мы вошли, взявшись за руки. Долго стояли в полумраке. Я смотрел на стены. На них местами были видны фрески.

— Светлана, вот мы расписались. Ты вышла за меня замуж, а ты хотела бы венчаться в церкви?

— Не знаю! — ответила девушка. — Я об этом не думала. Хотя, наверное, этот обряд был бы незабываемым, красивым праздником.