Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1974 год Страница 24

Паллас..

Солнце тянулось к закату. Красная пыль, поднятая стадом коров, висела над Кыэкеном. Дед едва удержался на одеревенелых ногах, ступив из машины на землю. Шофер Иван поддержал Чайковского за руку, довел его до калитки. Мы дали Ивану пару корней, но он с пренебрежением кинул их на завалинку.

Бабка Наташа извинялась за небогатый стол: ржавый морской частик в жестянке, ягоды голубики, крынка молока, взятая у соседей. В последние годы дед порешил всю живность: гусей, кур, а о корове даже заикаться не велит. В пику деду бабка Наташа берет на лето поросенка, но ухаживает за ним одна: дед и поросенка грозится выбросить со двора.

Бабка даже заплакала, глянув на потолок, где по известке кривилась желтизна дождевых промочин. В добавление к русской печи, занявшей и без того почти всю избу, дед приладил плиту — то самое сооружение, которое больше похоже на трактор, чем на печь.

— Э-э, — сказал дед. — Запела мне тут. Теперь все по-другому пойдет. Я тебе цигейковую шубу подарю и новый домок в придачу.

Дед, очевидно, имел некоторые виды на премию за открытие корня. Было бы справедливо, считал он, вознаградить бабку Наташу за долготерпение: ведь далеко не всякая может ужиться в доме бессребреника!

Мы взялись чистить корни. Дед сказал, что они попреют, если не снять с них верхний слой кожицы. Несколько корней дед разрезал ножом на части. На стол стекал сок — густой и белый, как сливки. Вдруг я почувствовал, что не могу двигать веками; они распухли. Набрякли и покраснели щеки, нос, губы. Глаза щипало как от лука.

— Во-во! — радовался дед. — Это летучие целебные вещества. Корень их выделяет.

Он смазал мне лицо какой-то пахучей мазью, и опухоль скоро прошла.

— Эх! — обвел дед синенькими глазами низкие корявые стены. — Будь грамота, разве бы я здесь был сейчас? Ведь ни одного класса в школе не кончил. Научился азбуке у царских каторжан, ссыльных. До остального дошел своим умом — ни одной книжки не пропускал, какие приходилось видеть...

Утром я уезжал. Возле грузовика, на котором я собрался ехать, толкался народ, и дед отвел меня в сторону.

— Ты там, где надо, словечко замолви, — сказал дед, стесняясь своих слов. — Насчет премии разузнай. За открытие. Я-то помру скоро, так пусть Наталья моя поживет напоследок. Намыкалась она тут со мной.

Он стоял, виновато горбясь. Я расстегнул сумку, вынул оттуда чистую рубаху, которую так и не надел в Кыэкене. Протянул ее деду в подарок.

Пассажиров набралось много — женщины, старики, дети. Шофер Иван приглашал к себе в кабину, но я вскарабкался наверх, в кузов. Машина затарахтела и покатилась. Быстро отдалялись бревенчатые домики Кыэкена. Дед Чайковский стоял и махал мне рубахой как флагом. Ветер трепал его редкие желтые волосы.

Дома в Чите я сверил дедову находку по книгам. Точно: растение это называется мужик-корень. А еще молочай Палласа. Ученый немец Петер Симон Паллас. придворный доктор царицы Екатерины, проезжал по Забайкалью в 1773 году и открыл это растение. Молочай Палласа значится в тридцатитомнике «Флора СССР».

Из книг я вычитал, что мужик-корень водится только в Забайкалье, по рекам Онону и Шилке, и что в старину он котировался наравне с женьшенем. В малых дозах корень целебен, но в больших опасен, ядовит. В простонародье наблюдались даже случаи смертельного отравления. Секрет лечения мужик-корнем был с годами забыт, и забайкальцы давали коренья играть детям вместо кукол.

Вот и все о мужик-корне. Я не знал, как мне сообщить в Кыэкен деду, что «женьшень Чайковского» не состоится. Я все собирался написать, но дед Чайковский опередил. Неровными, корявыми строчками сообщил, что из Москвы он наконец-то получил хорошее письмо: корни попали в научно-исследовательский институт, и там их будут исследовать, «выявлять целебную силу». Результат исследований обещали сообщить в конце года.

Но дед Чайковский не дождался...

Николай Яньков, наш спец. корр.

Мнение специалиста

Молочай Палласа, Euphorbia pallasil Turcz, мужик-корень. Это многолетнее растение с мясистым корнем из семейства молочайных хорошо известно ботаникам. Впервые описал и назвал его в честь известного путешественника Палласа русский ботаник Н. С. Турчанинов, изучавший флору Сибири и Дальнего Востока в середине XIX века.

У молочая Палласа толстый корень, невысокие стебли с очередными или мутовчатыми листьями. Крупное, похожее на зонтик соцветие, желтоватые цветки и сухие орешки — плоды. Если надломить растение, начинает обильно выделяться едкий млечный сок. Мощный, напоминающий фигуру человека корень молочая Палласа неоднократно вводил в заблуждение жителей Забайкалья, которые принимали его за женьшень. Не избежал этой участи и дед Чайковский, ярый проповедник растения, трогательный, чудаковатый старик, о котором так сердечно рассказал журналист Н. Яньков.

Бесспорно, мужик-корень обладает рядом лекарственных свойств. Сибиряки, пользуясь рецептами народной медицины, издавна применяли его в качестве возбуждающего и тонизирующего средства. Но «сказочное» выздоровление деда Чайковского, наверно, было вызвано и иными причинами...

Автор очерка прав: в определенных дозах молочай Палласа ядовит. Применять его для лечения очень опасно. Он содержит алкалоиды, дубильные вещества, возможно, сапонины и гликозиды.

С химической точки зрения молочай Палласа мало изучен и ждет своих исследователей, как, впрочем, и многие другие растения богатой забайкальской флоры.

Старший научный сотрудник Всесоюзного института лекарственных растений кандидат биологических наук И. Крылова

Под фундаментом города

В году недель пять-шесть Одесса,

По воле бурного Зевеса,

Потоплена, запружена,

В густой грязи погружена.

Все домы на аршин загрязнут...

Кареты, люди тонут, вязнут...

Глаз поэта точен! Одесса стоит на лёссовых грунтах, которые слабо пропускают воду, а в сухом состоянии легко превращаются в пыль. Одним словом, весной и осенью слякоть да мокрядь. А летом пыль. «Я жил тогда в Одессе пыльной...»

Теперь перенесемся лет этак на 50—60 вперед. По улицам Одессы шагает человек в кителе. И форменной фуражке. В руке записная книжица. Звенит булыжная мостовая. Кругом дома трех-, четырех- и даже пятиэтажные. От деревьев ложится на землю не какая-нибудь там, как во времена поэта, «насильственная тень», а самая полная, густая и синяя. Но человек не укрывается от солнца и не обращает внимания на архитектуру. Он ищет водоразборные колонки и смотровые колодцы. Потом долго стоит подле, считает, сколько ведер набрали хозяйки и сколько воды утекло попусту, сколько потерялось ее на пути от одного смотрового колодца до другого.

Поначалу его настойчивое присутствие одесситов смущало и раздражало. «Что он считает мою воду, этот тип? Ему что, моей воды жалко?» Но потом к нему привыкли. А еще через некоторое время удивлялись и тревожились, если не встречали его у колонки. Без малого тридцать лет вел свои записи Иван Федорович Синцов, чиновник Одесского градоначальства. Быть может, одним из первых людей своего времени он с ясностью понял, что города поддерживают снизу не каменные фундаменты и не кариатиды неподвижные, а природные тела, увы, подверженные и деформациям, и химическим изменениям. Талантливый инженер, он участвовал в прокладке городского водопровода. Его коллеги, получив гонорар и отпраздновав торжественное открытие в ресторации, разъехались по разным городам или подрядились исполнять другие проекты. Синцов остался верен гидрогеологии. Он заметил, что, с тех пор как воду стали брать из колонок, грунтовая вода резко поднялась. Отчего? Что это за мир — там, под фундаментами и подвалами?

Города растут, как коралловые рифы в лагуне, ввысь и вширь. Строятся и строятся новые, малые города сливаются в один большой. Уже сейчас некоторые небольшие по размерам европейские государства представляют собой почти что сплошной город. К 2000 году в городах будет жить чуть ли не две трети населения земного шара. Но в отличие от кораллов города глубоко вгрызаются в почву. Здания пускают корни, а улицы прячут под землей кровеносную систему города. Миллионы километров труб и кабелей пронизывают грунт. Тоннели метро. Хранилища и склады. Гаражи. Речные русла одевают в бетон и закапывают — они становятся подземными. Возник термин «подземная урбанизация», появились сторонники подземного градостроительства. До жилых зданий очередь дойдет, быть может, не скоро, но вокзалы, архивы, музеи, кино, магазины, парикмахерские и почтовые отделения будут — в этом мнения социологов и архитекторов сходятся — почти полностью упрятаны под землю в ближайшем будущем.