Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1980 год Страница 25

— Штюрман из мичманов... Иван Фомич Елагин... За неусыпное рачение... и ревность к службе похвальную... Властью, предоставленной мне государыней... произвожу вас в Российского флота лейтенанты.

Елагин замер, вытянувшись по стойке «смирно», хотя низкий подволок заставлял его клонить голову набок, не давал выпрямиться. Он неловко приложил руку к обтрепавшейся треуголке и молчал, не зная, что ответить.

— Иди, — прошептал Чириков и упал на подушку. — Помни: вся надежда на тебя. Не подкачай. И пуще всего каждого матроса береги. А то пропадем, ежли некому будет паруса ставить. Не забывай: не море топит корабли, а злые ветры.

Воды осталось пять бочек. Но когда осматривали их, одну матросы от слабости уронили. Обручи на ней треснули, и вся вода вытекла. Осталось лишь четыре бочки...

К счастью, через два дня пошел сильный дождь. Елагин приказал поскорее выставить на палубу все свободные ведра, котлы, кастрюли с камбуза. Запасли дождевой водицы еще ведер семь.

А на следующий день шибко похолодало, и повалил снег густой. И все еще никаких признаков земли...

С треском лопаются сгнившие топенанты. А матросы не могут даже сменить изорвавшиеся в клочья паруса. Нет сил у людей забраться на мачту. И Елагин боится их посылать: свалятся, разобьются.

Но в остальном новожалованный лейтенант следит за порядком строго. Отмечает в журнале: «Воды в судне 5 дюймов, которую, вылив, оставили на 2 дюйма». Вселяя в людей бодрость, днем и ночью деловито стучат насосы, приводимые в движение ветром. Через день: «Воды в судне 2 дюйма». Уж от течи в трюме они не утонут, это точно...

Спутники у Чирикова таяли, покидали его один за другим. Вечером шестого октября умирает лейтенант Иван Чихачев, в ночь на восьмое уходит за ним и Михаил Плаутин. Немного не дожили до счастливой минуты; утром торопливо запишет в шканечном журнале Елагин:

«В 7 часов пополуночи увидели землю, горы высокие, покрыть все снегами и по мнению места оных гор надлежит быть берегу от из Сопа до Вауа на N, но токмо еще за туманом подлинно познать невозможно».

Боится поверить, что это камчатский берег, сдерживает свою радость штурман Елагин.

Но с каждой милей исчезают сомнения: да, родная земля, знакомый, свой берег!

И к вечеру на следующий день уже открывается горбатый мыс Вауа приветливым огоньком маяка. От него они все эти трудные месяцы вели отсчет пройденным милям. Только обогнуть мыс — и вот она, бухта Авача, долгожданный причал, надежная гавань Петропавловская!

Однако лейтенант Елагин поворачивает в открытое море. Ночь опускается, и ветер противный, встречный. Надо обождать до утра. Этого еще не хватало, чтобы разбиться в темноте о скалы родной земли!

Наверное, это была самая длинная ночь за все время их плавания...

Но все-таки и она кончилась. Рассвело, пошли к берегу. Весь день пытались войти в гавань, а ветер мешал, противился, как назло, вконец изматывал обессиленных моряков.

Уже опять стало смеркаться. Зажегся на вершине мыса маячный огонь. Неужели снова уходить в море и ждать еще целую ночь?!

Экое несчастье бедственное! Не доживет до утра Чириков. И Елагин уже в полной, кромешной тьме — буквально ощупью, припоминая каждый выступ береговых скал, заводит корабль в гавань.

Бросает якорь дагликс, палят радостно из пушки — и все заваливаются спать. Даже Елагин спит как мертвый.

Не спит только Чириков. Лежит на койке в своей холодной каюте, прислушивается к завыванию ветра, всплескам волны и скрежету якорной цепи, смотрит в темноту. Один за всех несет последнюю вахту. Вспоминает день за днем трудное плавание, пропавших без вести товарищей.

Разные мысли одолевают в эту бессонную ночь капитана — и кто бы смог о них рассказать? Нераздельно перемешаны в них и радость, и гордость, и скорбь о погибших. И не дает покоя судьба исчезнувших без следа...

Так он лежит и думает, пока за слюдяными окошками с частым, словно решетка, переплетом тускло не забрезжит холодный рассвет.

«10 октября 1741 года. 9 часов. Ветр малой, небо облачно и холодно, прибыл из гавани на шлюпке к нам прапорщик Левашев и объявил, что капитан командор на пакет-боте Св. Петра еще с моря в гавань не бывал...»

Где же Беринг? Где товарищи, ушедшие вместе с ним навстречу неведомому на «Святом Петре»? Неужели так же бесследно пропали, сгинули, как Дементьев с матросами?

Эти тревожные мысли отравляют радость возвращения, встречи с друзьями.

И смерть продолжает хозяйничать на корабле. В десять часов утра умирает, так и не протрезвившись, астрономии профессор Делиль де ла Кройер..

Все опасаются, как бы столь же горькая участь не постигла и капитана. И Елагин спешит переправить впавшего в беспамятство Чирикова на берег. С трудом сносят его на руках матросы в шлюпку. И так — на руках — везут к берегу.

А Елагин не покидает корабль, пока не наведет полный порядок и не сделает в журнале последнюю запись: «Поставили пакетбот на место, на котором ему надлежит и зиму стоять, с правой стороны с носу положили дагликс якорь с кормы той якорь и с левой стороны с носу и с кормы закрепили перлини на берег и зачали растакалиживать».

Вот теперь можно и на берег. Можно и отдохнуть, отоспаться длинными зимними ночами, узнать новости, обсудить их. А новостей накопилось много, пока они плавали. Оказывается, давно уже в стране не императрица, а император. Анна Иоанновна преставилась еще прошлым летом и наследником провозгласила двухмесячного младенца Иоанна Антоновича. Чудны дела твои, господи! От его имени правит мамаша — Анна Леопольдовна.

Они еще не знают, что и эти новости уже устарели. Пока они приходят в себя после трудного плавания, младенца-императора в ноябре 1741 года свергает дочь Петра I Елизавета. Но вести об этом дойдут на Камчатку, на край земли, еще не скоро...

Не умер, выходили друзья, переборол болезнь Алексей Ильич Чириков!

Как только немного отдышался, пришел в себя, начал потихоньку вставать, первым делом отправил в Адмиралтейств-коллегию подробный рапорт о нелегком плавании. Все написал: и как открыли Америку, и как потерял на чужом берегу пятнадцать человек, пропавших неведомо почему, и с каким трудом возвращались обратно.

Ничего не утаил, все описал, как было. Никого не забыл, всем воздал должное капитан. Особенно он отметил заслугу Ивана Елагина:

«Которому я по ево достоинству за искусство и всегдашнюю трезвость и, дабы одобрить при объявленном многотрудии, дал удостоинство от флота в лейтенанты, понеже он не токмо лейтенантскую должность исправлял, но и всего судна правление на нем лежало».

К рапорту приложил Чириков вахтенный журнал и новую карту.

Через несколько десятилетий точность ее отметит капитан Джеймс Кук. А нынешние знатоки картографии и морской навигации дадут работе Чирикова и Елагина такую оценку: «Широты, определенные на судне, учитывая инструменты и способы определения того времени, надо признать исключительно точными. Ошибка заключена в пределах ±5, что иногда допускается и в современных условиях».

Весной, как пригрело солнце и растопило наметенные за зиму сугробы, приказал Чириков готовить корабль к новому плаванию. Решил снова отправиться к чаемой Земле Американской. Ведь теперь дорога туда известна. До ближайшего мысу всего около тысячи верст. А там поплывут вдоль берега, он же теперь известен, нанесен на карту. Потихоньку дойдут до тех мест, где товарищей потеряли. Может, живы еще, ждут хоть некоторые, может, удастся их спасти, выкупить, выручить.

А Беринга и его спутников искать в бескрайнем океане бесполезно. Единственная надежда — если еще остался кто из них жив, сами, может, доберутся до родных берегов...

Двадцать восьмого мая 1742 года поднимают они потрепанные и кое-как залатанные паруса и снова выходят в Великий океан.

Чириков еще не оправился от болезни. Зубы шатаются, и с ног цинготные пятна не сошли. Штурман у него всего один — лейтенант Елагин, тоже еле ходит. Взял Чириков еще из местных шкипера Коростелева, но каков он моряк, пока не знает, не может на него положиться. И матросов неполный комплект, да и тех половина больны, истощены.

Даже шлюпку они смогли раздобыть лишь одну. А теперь хорошо знают, как нужны шлюпки у чужого берега...

Но плывут, «улуча способные ветры»! И плывут так уверенно по своей собственной карте, так удачно, что уже девятого июня открывается впереди земля. Знакомый остров. Они видели его уже в прошлом году, узнают!

Теперь можно его исследовать, дать ему имя. Но погода портится. Опять, как в прошлом году, наползает туман, зарядил дождь. Блуждать в непогоду среди неведомых отмелей и подводных скал опасно.

Елагин стал опытным моряком, словно водит корабли уже не один десяток лет. Спокоен, нетороплив, все замечает. Еще бы, такая школа. И Коростелев оказался шкипером неплохим. Но вот матросов не хватает, каждому приходится трудиться за двоих, устают сильно.