Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1987 год Страница 3

— Что, кочковато наше поле поморское?

Варзуга. Секрет долголетия

В обмелевшее устье Варзуги «Полярный Одиссей» не вошел, и, чтобы добраться до деревни Варзуга, что в тридцати километрах выше по течению, экипажу шхуны на время пришлось превратиться в пассажиров старенького тряского «пазика».

— Волнуюсь,— признался на подъезде к Варзуге наш боцман Александр Николаев. Он — редактор Карельского телевидения, объездил почти весь Север, а вот в Варзуге еще не бывал.— Ведь в Поморье древнее села, пожалуй, и нет. Тысячу лет стоит как стояло и здравствует. Чудеса! А ты слышал про Успенскую церковь? В 1674 году сами варзужане построили, без единого гвоздя. Пишут — шедевр деревянного зодчества... а вот, кажется, и она...

Из-за холма вынырнула отливающая серебром маковка, затем потянулся в небо стройный шатер, и вот на высоком берегу открылась вся церковь — ладная, высокая, с просторным нарядным крыльцом и изящными, набегающими один на другой ярусами.

— Нравится? — спросил встречающий нас председатель колхоза Петр Прокопьевич Заборщиков.— Понимаю. Сам иной раз иду по селу и глаз не могу оторвать. А ведь всю жизнь здесь.

Мы идем по пружинящему деревянному тротуару за председателем и нет-нет да оглядываемся на церковь, оставшуюся на том берегу Варзуги. Присматриваюсь к варзужским домам — как-то живет тысячелетняя деревня? Избы крепкие, основательные, со скотными сараями, огородами, палисадниками, на крышах торчат телевизионные антенны, во многих дворах стоят мотоциклы.

— Неплохо, похоже, живете, Петр Прокопьевич?

— Да вроде бы ничего,— отзывается Заборщиков,— хотя можно и лучше. Все-таки колхоз наш не из последних.

Скромничает председатель. В Умбе, Терском райцентре, нам рассказывали, что «Восходы коммунизма» — одно из лучших хозяйств, колхоз-миллионер: и семгу ловит, и овощи выращивает, и скот на мясо откармливает, и молоком весь район обеспечивает.

В клубе, новеньком, еще пахнущем краской, мы должны встретиться с варзужанами, но пока никого нет.

— Народ пойдет через час, не раньше,— объясняет Петр Прокопьевич,— только работу кончили. Вы вот пока наших певиц послушайте. Варзужский народный поморский хор.

У клуба уже собрались человек пятнадцать женщин в расшитых сарафанах, атласных передниках, ярких шалях, пришпиленных брошью к кофте. Волосы убраны в повойники — старинный головной убор в виде черной круглой шапочки с плоским верхом, перевитой красной лентой. У одних верх повойника расшит серебряными узорами, у других — речным жемчугом, которым с древности славилась река Варзуга.

С хором идем на «площадь» — высокую зеленую лужайку в конце села. Внизу переливается река, огибая остров; около лодочных мостков с восторгом плещутся ребятишки. Напротив — Успенская сторона с красавицей церковью, избами в два ряда, лесом на горизонте. В безоблачном небе висит нежаркое северное солнце и, кажется, вместе с нами завороженно смотрит, как на крутом откосе выстраиваются варзужские женщины в поморских нарядах и сильными голосами запевают: «Не на-а-па-дывай пороша...» И вот уже певицы пускаются в пляс, водят «ручейки» да хороводы...

С организатором Варзужского хора Александрой Капитоновной Мошниковой мы знакомимся только вечером в клубе — Александра Капитоновна последнее время мало выходит из дома. Годы... Прежде всего она интересуется, понравился ли нам хор: с хором, с поморскими песнями связана вся ее жизнь. Под ее руководством хор, которому в 1986 году исполнилось полвека, стал известен в Мурманской области, Ленинграде, Москве, получил звание народного, записал пластинку, удостоился золотой медали ВДНХ...

После беседы с варзужанами о самом главном — судьбе планеты, ядерной опасности, борьбе за мирное будущее, которую ведут люди доброй воли всей Земли, миролюбивой политике Советского Союза,— мы расстилаем на сцене клуба листы с воззванием в защиту мира. На них уже оставили свои подписи жители городов и сел, где побывал «Полярный Одиссей», рыбаки на тонях, моряки, лесники заповедных островов.

Первой воззвание подписывает Александра Капитоновна. Следом за ней — присутствующие в зале старики, затем люди помоложе, после них — дети. Гляжу, как на ватмане растут столбцы подписей, и вдруг замечаю, что чуть ли не треть всех фамилий — Заборщиковы.

— Нас и правда почти треть,— улыбается Петр Прокопьевич,— человек сто Заборщиковых. Давно в Варзуге живем...

Заборщиков приглашает к себе на чашку чая. Сидим за большим, основательным, как и все в Варзуге, прямоугольным столом и пьем из крутобокого самовара чай с морошкой, в печи уютно потрескивают березовые поленья, а я все гадаю, в чем секрет долголетия Варзуги. Может, место такое исключительное? Земли неплохие, река чистая, рыбная, лес под боком...

— Хорошее место,— соглашается Петр Прокопьевич,— предки знали, где селиться. Только одного места мало. Сколько добрых мест в Поморье обезлюдело, потому что корни не берегли. Гнались за сегодняшним, а завтрашнее потеряли. Кузомень-то видели?

Да, мы уже видели Кузомень, стоящую в устье той же Варзуги. Добротные еще, но уже мертвые избы, мертвая двухэтажная рубленая школа, мертвая улица, занесенная песком... Песок здесь хозяин, ему принадлежит теперь Кузомень — когда-то самая богатая терская деревня. Щедро оделяла всем поморов здешняя земля, брали от нее, не задумываясь, вырубали лес, корчевали пни, жгли негаснущие костры под железными сковородами солеварок в XVII, XVIII, XIX веках — и погибла почва, наказав потомков через несколько поколений. Впрочем, и самих виновных настигла кара даже после смерти: как апофеоз всеобщего запустения возвышается над Кузоменью кладбищенский холм, но не холм это уже, а дюна — огромные трехметровые кресты где перекосились, где попадали, а из-под осыпающейся почвы, людским бездумием обращенной в песок, выползают полуистлевшие домовины...

— А Варзуга потому жива,— заключил Петр Прокопьевич,— что не обирали варзужане никогда будущие поколения. Что получали от отцов, то детям, не убавив, передавали. И лес, и землю, и речку. И песни. И память.

Мы распрощались с председателем, переправились на Успенский берег. Не удержавшись, я еще раз подошел к церкви. В темном от времени рубленом восьмерике, подпирающем шатер, желто поблескивали сосновые бревна.

Совсем свежие бревна. Поставленные взамен прогнивших лесин чьими-то заботливыми хозяйскими руками.

Святой Нос. Знак на островке

Горло Белого моря, стиснутое Кольским полуостровом и Зимним берегом, клокотало, плескало о борта шхуны маленькие злые волны, а за Пялицей, поменяв попутное нам течение на встречное, обволокло «Полярный Одиссей» густым серым туманом...

Беломорское горло всегда пользовалось у поморов дурной славой — каждый год с промысла не возвращались чьи-то кочи и шняки, и тогда говорили: «Горло их проглотило...» Особенно не любили поморы огибать мыс перед Иоканьгским заливом, там, где Белое море соединяется с Баренцевым. Ходила легенда, что у мыса водятся гигантские морские черви: они нападают на проходящие суда, топят их, буравя деревянные днища, а моряков пожирают. Привозили какого-то святого старца заговаривать злокозненных червей, после этого мыс стали называть Святым Носом, однако поморы вплоть до XIX века предпочитали на мурманский берег ходить не вокруг мыса, а волоком через узкий перешеек в его основании.

Увы, благоразумный путь поморских мореходов для «Полярного Одиссея» недоступен. Еще двое суток мы идем на север в сплошном тумане, ориентируясь по лоции и береговым радиомаякам: Сосковец, Вешняк, Орловский, Городецкий, Лумбовский... Святоносский!

Еще немного усилий, и на скалистом островке севернее мыса появляется шест с памятной табличкой: «Беломорская экспедиция журнала ЦК ВЛКСМ «Вокруг света», 1986 год. Мыс Святой Нос».

Впереди — вторая половина пути.

Окончание следует

Григорий Темкин

Поперек середины мира

— И вот вообразите,— рассказывал Олег Владимирович,— я в Кито. Впервые не просто в Эквадоре. Впервые в Южной Америке, впервые в Южном полушарии, впервые почти на экваторе. «Почти» потому, что Кито лежит чуть к югу от нулевой параллели. Сразу и не поймешь, что попал на самую «середину мира». Не жарко. Прохладный ветерок. Впрочем, все это вполне объяснимо: город расположен на высоте почти трех километров над уровнем моря. Четко различимы две части — Новый Кито и Старый. Характерная черта Нового Кито: склоны холмов засажены эвкалиптами. Эти рощи служат защитой от эрозии и образуют противоселевой заслон... Над Старым Кито возвышается гора Панесильо — «Маленький хлебец». На вершине — памятник святой деве Марии... И вот я, совершив первый круг по городу, стою на площади Сан-Франциско, верчу головой, стараясь вобрать в память сразу все — и дома, и горы, и прозрачный воздух, которого чуть-чуть не хватает для дыхания, и замечательную церковь Ла-Кампанья, украшенную индейской резьбой по дереву, где фигуры людей сохраняют — вопреки испанской традиции — естественную пропорциональность... Ко мне подбегает мальчишка с толстенной пачкой газет в руках. К этому я впоследствии так и не смог привыкнуть — детский труд для меня был и остается дикостью. Так вот, разглядываю маленького продавца в огромной, небрежно надвинутой — «как у взрослого» — войлочной шапке, и на верхней губе мальчишки вижу язвочку. Вот он, мой враг: лейшманиоз. И я в очередной раз осознаю, что приехал сюда не напрасно. Здесь пора сделать паузу в беседе и объяснить, кто такой Олег Владимирович Алита и что такое лейшманиоз.