Виршеплет из Фиорены - Иван Владимирович Лагунин Страница 3

— Клоповник, мать его за ногу… Никакого этикета. Ну рассказывай. — Не дожидаясь пока служанки разложат рагу, сир Далтон отослал их взмахом руки и, самолично навалив себе варева, принялся методично уплетать простецкую жратву. В отличие от Ксадара, он был каменно спокоен.

— Пил, спал… гм… блевал, упал! Не… — я задумался, одновременно накладывая себе рагу. — Пил, спал, упал, блевал!

— Что-нибудь слышал ночью?

«Да что ж он так чавкает-то?!» — пришла откуда-то шальная мысль. Будь я Владетелем, на километр не подпустил бы к себе такого мужлана! А еще, бараний рог ему в грызло, дворянин называется. Никакой культуры. Семь лет обучения в Белой Цитадели, хочешь не хочешь, а вырастили из провинциального остолопа, то есть меня, приличного молодого дворянчика.

— Э-э-э…

— Ясно. А теперь слушайте меня. Сегодня мы оказались в серьезной заднице! И ты, — он указал на Ксадара, а потом ткнул и в меня, — и ты!

— А я-то какого хрена?!

— Такого, мать его, хрена! — внезапно взревел сир Далтон, оторвавшись от рагу. И резко понизив голос, чуть ли не шепотом, продолжил. — Там наверху — два трупа. Вернее куски двух трупов. И один из них, несомненно, сир Рональд да Рома, Наследник ойкумены Ледяная гора!

— Твою мать… Но Шат сказал же, что это был сир Джек?

— Да, Ксадар. Он кутался в плащ Джека и представился Джеком, но это был Рональд. Об этом нам красноречиво поведало его отодранное от головы лицо, что мы вытащили из-под кровати. А значит, что от этого дерьма смердит политическим дерьмом!

Советник графа снова заработал челюстями, а во мне сошлись на смерть две мысли: че за хрень происходит, и что надо бы сочинить оду тому из Ушедших, кто в доисторические времена сотворил картофельное рагу!

Пока мы с Ксадаром переваривали услышанное, сир Далтон неожиданно захрюкал своим мясистым носом:

— От кого это так несет клозетом, от тебя что ль, Аска? Что за срань на тебе надета? В приличном обществе не принято жрать в одной рубахе!

Кто бы говорил про приличное общество, старая кочерыжка! Но я смущенно промолчал, а что тут скажешь? Состояние моего костюма и вправду оставляло желать лучшего. Кое-как очищенная от блевотины батистовая камиза на вид тянула на пару медяков, а не на пять бесовых серебряных, что я отвалил какому-то прощелыжному гному в Постриже! А шелковые, умопомрачительного бледно-сиреневого цвета, шоссы, выписанные с континента, покрывало несколько безобразного вида пятен, в том числе и подозрительно травянисто-зеленого цвета, на коленках. Будто я сношал какую-то «кобылку» на росистом лугу.

Вылив себе остатки «Хадарского листа», я спросил, уходя от неприятной темы:

— Сир Далтон, ну кому сдалась наша жопа мира?

— Кому-то, да сдалась!..

Дверь в зал распахнулась, и в него проник длинный нос мессира Барагавы. Вслед за носом, согнувшись, чтобы не удариться о косяк, появился и сам длинный и тощий, как жердь, дипломированный специалист в области прикладной стихийной магии. Данный специалист числился главой местной ячейки Храмовников и верховодил парой прыщавых практикантов, которых исправно засылали к нам из какой-то магической университории, а также являлся придворным магом при графе Хисаре.

Близоруко щурясь, он в нерешительности затоптался у входа, механически расправляя прожженное в паре мест коричневое сюрко. Сир Далтон тяжело вздохнул и, забрав с собой Ксадара и мага, опять скрылся наверху, оставив меня в одиночестве.

Ну что сказать. Утро не задалось.

— Милли! Твою мать… Притащи нормального пойла!

Уже вскоре я распивал отличное бергийское вино по серебряной монете за бутылку. А мой мозг тщился переварить услышанное.

Кстати! Давно пора, собстна, представиться!

Аска Фиорентийский! Балагур, весельчак и просто хороший человек! Вернее, наполовину человек! Так как вообще-то я полуэльф. О, история моего рождения возвышенна и трагична, и она, определенно, достойна быть переложена на стихи и прогреметь по всем Северным ойкуменам гениальнейшей поэмой. Это будет история любви и смерти, добродеятелей и подлецов, и тысячи пылающих сердец, что прочтут эти строки, всколыхнутся от переживаний и сочувствия героям. А уж когда автор сего бессмертного творения будет посещать, по приглашению, разумеется, своих преданных ценителей, то мужественные воины будут украдкой утирать скупую слезу, а женщины… а женщины… Эх… Чтот я замечтался. В общем двумя словами тут не обойтись, расскажу, как-нибудь, потом.

Итак — Аска Фиорентийский, он же Весельчак из Фиорены, Виршеплет из Фиорены — то все я. Не то чтобы я бывал на самой Фиорене… Говорят, это поистине прекрасное место, но главное, из Фиорены была моя первая… мм… женщина. Девушки-то у меня были и до нее… но Она была, ну та-а-а-кая Женщина! Женщина с большой буквы! Короче, когда-нибудь я напишу поэму и об этой трогательной истории. Так вот. Родился я на ойкумене Ледяная Гора. Здесь я вырос, возмужал, сложил первые вирши, в честь дочки мельника; и едва мне стукнуло пятнадцать годков, а на моих щеках заколосился первый юношеский пух, хренов папаня выпнул меня с родной ойкумены. Университория «Белая Цитадель» (которая располагалась на одноименной ойкумене), что слыла, наверное, самым уважаемым учебным заведением всего Восточного Схарама, стала мне домом на долгие семь лет. И, клянусь Ушедшими, это единственное за что я благодарен старому пердуну, что по недоразумению Провидения является моим папаней!

Увы, но все прекрасное когда-нибудь заканчивается. Закончилась и моя учеба. О, эти дивные года! Сколько пар было прогуляно, сколько шкод было свершено, сколько гулянок пропьянствовано и сколько студенточек завалено, средь парков и фонтанов этого сказочного места?! А мои вирши? Тешу себя надеждой, что когда-нибудь Белую Цитадель хронисты только и вспомнят, что именно на этой ойкумене начинал творить легендарный виршеплет — Аска Фиорентийский! И надо без ложной скромности сказать, что первые шаги, будущий гениальный творец, в лице моей персоны, уже сделал! Недаром именно я, а не эти трижды трахнутые бездарности, братья Авренти, отстаивал честь родной университории на Красных играх в Деаревладе в прошедшем году! И сам глава жюри — великий виршеплет Блар Рулевой Клык поставил мне четыре, мать их, балла!

Но теперь мой путь лежит на юг, где меня уже ожидает синекура должность и, тешу себя надеждой, всеобщее признание! Ибо я всерьез намерен снискать лавры успеха на поприще сочинительства и виршеплетства! Конечно, поначалу придется попросиживать штаны, руководя стадом каких-нить клерков, но зато я буду вхож к настоящему Двору! Двору Его Величества Верховного Магистра, Владетеля и Повелителя ойкумены Ди Сантос! С рыцарями и прекрасными дамами, с блеском и пышностью! Да, это всего лишь Магистрат, но, то ли еще будет! Спасибо старине Бурхарду фо Бра, веселому раздолбаю, что за долгие семь лет учебы стал мне настоящим другом. Бурхард был отпрыском знатного семейства в Магистрате, любимым внучком какого-то старого хрыча, занимающего весьма высокий пост при Дворе Верховного Магистра. Уж не знаю, с какого перепуга его отослали обучаться аж в Белую Цитадель, но теперь, закончив обучение, он получит хороший пост и найдет куда пристроить давнего товарища по проделкам!

Итак, что мы имеем. А имеем мы труп Наследника прямо под моей комнатой. Как метко выразился сир Далтон — это не просто дерьмо, это политическое дерьмо! И я хочу быть от него как можно дальше! В идеале — уже на корабле над скверной. Посетил родные места, прогулялся по мощеным серым камнем мостовым родного Зажопинска, ну и, конечно, заглянул к старому пердуну за увесистым мешочком с содержанием, а теперь вперед к славе и успеху!

Свалить сейчас? А не будет ли это подозрительно? О, еще как! Но могу поспорить на свои уши, что чем скорее я окажусь как можно дальше, тем меньше геморроя заимею на свой упругий, наполовину эльфийский, зад! Решено, нечего здесь рассиживаться!

Прихватив остатки вина, я двинулся к себе в комнату приводить себя в порядок. А то, право слово, видок у меня…

Просочившись, аки легендарный охотник на последков — Баринор Легкий Шаг,