Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год Страница 4

— Мы были на ваших заводах, в молодежных клубах,— начинает Вальтрауд,— и везде слышим про фестиваль. А ведь до его начала еще столько времени. Нам рассказывали о молодежных субботниках, средства от которых пойдут в фонд фестиваля. Об этом пишут в газетах: когда, где, сколько. У нас нет таких возможностей для пропаганды, как у вас. Наши ребята расклеивают плакаты ночью, втайне от полицейских. Ведь чтобы повесить плакат, сначала нужно купить место, где он будет висеть. А для этого нужны деньги. Мы же люди небогатые. Йозеф, ты сколько занятий перепробовал?

— Чертежником я был,— начинает загибать пальцы Йозеф,— разносчиком был, в разнорабочих ходил... Безработным, конечно, тоже был. Это когда администрация узнала, что я коммунист. Потом долго не мог найти работу. Наконец посчастливилось — в Вене...

— Да что ты себя все по рукам и ногам хлопаешь? — перебивает его Вальтер, обращаясь к Вальтрауд, которую донимают карельские комары. Потом хитро усмехается и говорит: — Им же все равно не переварить твоей капиталистической крови...

Увидев наши недоумевающие лица, Вальтер и Йозеф хохочут и объясняют: оказывается, родители Вальтрауд — хозяева ресторанчика, они хотели, чтобы старшая дочь продолжила их дело. Но Вальтрауд выбрала другой путь. Впрочем, и Вальтер тоже. Его отец — служащий банка — предполагал, что сыновья изберут какое-нибудь благонадежное занятие, но оба младших Виндишбауэра стали коммунистами.

Узнав эти подробности, я отказалась от вопроса, который давно вертелся на языке: понятно было, что Вальтер и Вальтрауд не могли помнить тот Венский фестиваль четвертьвековой давности — им сейчас по двадцать шесть,— но, может быть, их родители... Нет, вряд ли. Не могли владельцы ресторана и банковский служащий интересоваться фестивалем. Буржуазная пресса о нем не писала, а коммунистическую «Фольксштимме» они, конечно же, не читали. Наш «рафик» тормозит у невысокого светлого здания. Это проходная Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината имени С. М. Кирова. К нам подходит мастер и ведет по цехам, рассказывает об истории завода. В 20-х годах здесь была небольшая бумажная фабрика, а сегодня комбинат дает тридцать процентов всей газетной бумаги в стране. Несколько лет назад здесь была установлена бумагоделательная машина австрийской фирмы «Фойтт». Наши гости заметно оживляются: в чужой стране особенно дорого то, что связано с родиной.

— Это из города Санкт-Пёльтен,— подсказывает Вальтрауд и спешит достать фотоаппарат.

На обратном пути поначалу молчим.

— Хотите, я расскажу о моем старшем товарище, тоже коммунисте, который был одним из участников Венского фестиваля? — вдруг спрашивает Вальтер. Он словно сразу понял и мои невысказанные вопросы, касающиеся фестиваля, и желание побольше разузнать о старшем поколении австрийцев.— Назовем его просто Герберт...

В то время Герберту было примерно столько же, сколько сейчас Вальтеру и его товарищам. И праздник молодежи всей планеты был его, Герберта, праздником, праздником его друзей. Работал он тогда на стройке, но, когда узнал, что на улице Зайлерштедте ведут подготовку к фестивалю, пришел в дом № 15 и предложил свои услуги. У сотрудников постоянной комиссии Международного подготовительного комитета VII Всемирного фестиваля молодежи и студентов дел было невпроворот, так что руки Герберта пригодились сразу же. Собирались рано утром и не расходились до поздней ночи. Герберту сначала поручили получать на почте и доставлять в штаб фестиваля корреспонденцию, приходившую со всех концов планеты. Это были мешки с письмами, бандероли, посылки. Сначала Герберт возил их на велосипеде, потом пришлось прицепить тележку. Друг его, заядлый филателист, заложил тогда прочную основу своей коллекции, которая и сейчас впечатляет знатоков,— ведь послания приходили более чем из ста стран мира. Герберт подсчитал тогда, что из всех нот и текстов фестивальных песен, которые пришли в Вену, можно было бы составить интернациональный концерт, который длился бы десять дней...

— Ты рассказываешь так, будто все было безоблачно: работали с утра до ночи и подготовили фестиваль,— перебивает Йозеф.— А сколько было клеветы в газетах? А всякие пасквильные листовки? Писали, что фестиваль устроен для того, чтобы «привезти в Вену троянского коня коммунизма».

— Я передаю только то, что рассказывал Герберт,— невозмутимо продолжает Вальтер.— Потом, когда фестиваль начался, ему дали другую работу — в парке «Пратер», где вырос фестивальный городок. Именно там Герберт впервые близко увидел русских и очень жалел, что не знал языка. Когда я недавно спросил Герберта, что ему больше всего запомнилось в русских, он сказал: «Спутник!»...

Я знала: когда в день открытия фестиваля советская делегация вступила на стадион «Пратер», трибуны взорвались криками: «Фройндшафт! Фриден!» Над колонной плыл хорошо знакомый по газетным сообщениям и телевизионным программам первый советский спутник — конечно, не сам он, а его модель. Спутник был и на эмблеме советской делегации: на алом фоне — государственная эмблема СССР, а с острого конца серпа срывается стремительно летящий спутник.

— Символ мира — вот что значил для тогдашней молодежи первый спутник,— продолжает Йозеф.— И с этой точки зрения тот шарик с четырьмя антеннами, издававший трогательные «бип-бип», все еще летит над планетой и будет лететь всегда, наматывая витки дружбы и мирного сотрудничества.

Проблема мира волновала людей двадцать лет назад, волнует и сейчас. Тогда, в 1959 году, спустя всего четырнадцать лет после окончания страшной войны, делегаты фестиваля, переполненные скорбью и негодованием, стояли на земле Маутхаузена, бывшего концентрационного лагеря. И сейчас стены Маутхаузена напоминают о том, какую опасность таит в себе возрождение фашизма, о том, что несет народам планеты война. Мне, как секретарю Координационного комитета антивоенного движения Австрии, эти проблемы особенно близки. Перед нашим отъездом из Вены мы принимали участие в общенациональной Неделе защиты мира. Программу ее разработал наш Координационный комитет. Мы подготовили массовую манифестацию, в ней участвовали сторонники мира из всех федеральных земель. Мы не можем жить спокойно, когда на земле Европы американцы размещают свои «Першинги» и крылатые ракеты...

— А вы будете писать о Карелии или об Австрии? — вдруг спрашивает Вальтер, показывая на разложенные передо мной карты.

— В первую очередь о вас, о нашей встрече,— отвечаю я.— Об австрийской молодежи, которая борется за мир, о тех, кто будет представлять австрийских юношей и девушек на XII Всемирном фестивале молодежи и студентов...

— А вы не могли бы прислать номер журнала? — интересуется Вальтрауд.

— Я подарю вам этот номер,— обещаю я.— При встрече. На фестивале в Москве...

Людмила Журова

На холмах венского леса

На одной из улиц венского района Фаворитен хорошо различима надпись на стене старого дома: «Мин нет». Младший лейтенант Красной Армии (подпись его не сохранилась) в далеком сорок пятом, рискуя жизнью, обезвредил вражеские ловушки и заявил об этом на весь мир: «Мин нет! Живите, люди, спокойно!»

Но нет спокойствия на земле старушки Европы. Тесно сгрудились здесь страны и народы. И никому не безразлично, что делается у соседа.

...Мы едем в Вену. На фоне вечерних гор, угадывающихся по обеим сторонам дороги, изредка вспыхивают одинокие искорки далеких неведомых огней, точно звездочки на ночном небе. Поезд часто ныряет в короткие и длинные тоннели, и тогда мимо окна проносится вереница ярко-желтых светильников, а уши закладывает от сгустившегося грохота колес. Изредка, когда поезд останавливается у маленьких вокзалов, сквозь запотевшее стекло видно, как на залитых светом перронах мечутся расплывчатые тени.

На одной из таких станций, робко постучавшись, заглянул в наше купе паренек лет пятнадцати-шестнадцати. Увидев, что в купе есть места, попросил разрешения войти. Да, конечно, никто не возражает, наоборот, рады попутчику!

— В Вену?

— Да, домой, после каникул,— отвечает паренек, снимая со спины небольшой рюкзак. Достает книгу, а рюкзак забрасывает на верхнюю сетку. Туда же отправляется и зеленая шляпа с узкими полями, пером и блестящей бляхой.

Сидим друг против друга, читаем. Из любопытства я заглядываю в книгу юноши и... попадаю в родную стихию. Вагоны, локомотивы, рельсы, знакомые полузабытые формулы и чертежи.

Карл Хайнц Кинце — так зовут паренька — действительно мой коллега по профессии. Вернее, будущий коллега. Он третий год учится в железнодорожном училище. Закончились рождественские каникулы, которые он провел в провинции у родственников, на носу — очередной экзамен. Осталось учиться еще год.