С папой что-то не так - Элиас Уизероу Страница 4

Он закашлялся, отхаркивая мокроту. Затем вытер губы и поднялся на ноги, после чего вновь взглянул на нас, съёжившихся на кровати.

— За мной, — воздух с хрипом выходил из его груди.

Я не шевельнулся. Джей всё ещё прижимался ко мне. Я чувствовал, как дрожь его тела передавалась мне, как он истекал холодным потом.

Отец шагнул к нам.

— Встали. Оба. Живо.

— Где мама? — спросил я. Мой голос снова дрожал.

Он встал напротив:

— Отдыхает. У неё был тяжёлый день. А теперь поднимайтесь.

Джей оторвался от меня и послушно поплёлся к двери. У меня не было выбора, я последовал его примеру. Отец положил руки нам на плечи и повёл по дому. Я вслушивался в окружающую тишину, надеясь услышать маму. Что он с ней сделал? Где она? Неужели её мёртвое тело лежало в спальне? Я ничего так и не услышал.

Мы подошли к кухне. Обеденный стол был подвинут впритык к кухонным шкафчикам, а по полу были разбросаны осколки стаканов. Я ожидал увидеть кровь, но её не было.

Пока я не увидел кирпич.

Он лежал рядом с раковиной. Половина кирпича была ярко-красной, с него стекала свежая кровь.

Все мои мышцы словно окаменели. Кажется, отец это заметил, и его рука сильнее надавила мне на плечо. Джей тревожно посапывал, не поднимая глаз, боясь увидеть то, что отец мог сотворить с мамой.

Мы оказались на улице. Ночной воздух был влажным. Огромная жёлтая луна висела в небе, словно новогодняя игрушка, оказавшаяся не в том месте, не в то время. Звёзды мигали на ночном полотне, и был слышен скрип сверчков. Здесь всё было не так, как в доме: всё было живым и словно пульсировало в унисон с сердцебиением ночи.

А мы тем временем обошли дом и подошли к нашему старому сараю. Отец там ничего толком не хранил — лишь инструменты и газонокосилку, которыми почти не использовался. Я всегда не любил этот сарай, он чем-то меня пугал. Ночами я представлял, как какое-то жуткое существо вылезает оттуда и заползает ко мне в комнату через окно.

Мы остановились, и отец слегка надавил нам на плечи.

— Ждите тут, — его голос казался неестественным. Я глянул ему в лицо и увидел, что он снова трёт глаза.

— Я хочу домой, к маме, — проскулил Джей, вытирая нос тыльной стороной руки.

— Ты сможешь пойти домой, когда… появился и пустился по ветру, — сказал отец, разорвав предложение на две абсолютно бессмысленных части. Он сильно прокашлялся и высунул язык. Затем пошатнулся и чуть было не упал. Мне показалось, что он давился. Но вскоре он вновь обрёл контроль над телом, быстро встряхнув головой — с такой силой, что его зубы клацнули друг о друга.

Он зашел в сарай, оглядываясь на нас. Джей оцепенело смотрел на меня. Он ждал от меня какого-то логического объяснения сумасшествию, происходившему вокруг. А я не мог и двух слов в голове связать, чтобы успокоить брата.

— Что он с нами сделает? — прошептал он. В его глазах отражался тёплый лунный свет.

— Всё будет хорошо, — я пытался его приободрить. Но эти слова были откровенной ложью.

Мы не могли видеть, что делает в сарае отец, так как дверь была закрыта. Летний ветер качал вершины отдалённых деревьев, и был слышен шелест листьев. В тот момент я молил, чтобы ветер унёс меня с собой. Мы с Джеем стояли на месте. Мы не знали, что было бы хуже: испытать то, что отец собирался с нами сделать, или сбежать и впоследствии познать на себе его адский гнев. Да и некуда нам было бежать. К кому? Наш детский разум был словно на поводке. Мы слишком зависели от, пусть и былого, но авторитета нашего отца.

Дверь сарая открылась, отрывая меня от размышлений. Отец вышел на улицу. В ночи его фигура казалась тенью.

— Заходите внутрь. Оба, — потребовал он.

Джей схватил меня за руку, и мы пошли. Отец отступил в сторону и пропустил нас. Запах гниющего дерева и иссохшей травы ударил в нос, который я сразу начал инстинктивно растирать, чтобы избавиться от зловония. Отец осветил тесный сарай, включив старый электрический фонарь. Его свет отражался от маленькой газонокосилки, стоявшей на верстаке справа от нас. Вокруг самого фонаря были разложены старые инструменты: ржавые молотки, отвёртки, плоскогубцы. Не уверен, что отец вообще когда-то их использовал.

Но всё это я увидел боковым зрением. В центре внимания у меня было кое-что другое. Я не мог оторвать взгляда. Джей неприятно вцепился мне в руку ногтями, когда он тоже это увидел. Его дыхание участилось.

С поперечной балки под потолком свисала виселичная петля. Верёвка была затянута в тугой узел и переброшена через балку. Рядом свисал свободный конец верёвки. Выглядело крайне зловеще.

Отец зашёл за нами и закрыл дверь.

Он встал около петли и указал на неё:

— Давай, Томми. Покончим с этим.

— П-пап, — мой голос был сух, как хворост. — Ч-что ты собираешься с-сделать?

Сердце озверело и, казалось, начало биться о рёбра — ему словно стало тесно у меня в груди.

Отец провёл пальцем по свисающей петле.

— Сынок, ты будешь моим ветровым колокольчиком. Мне нужно знать, когда ветер задует на север. Из тебя выйдет хороший колокольчик, когда я выпотрошу тебя. Но этим я займусь потом.

— Папочка, за что ты так с нами? — Джей заплакал, по его щекам катились слёзы.

Ответа не было. Он просто ждал, когда я к нему подойду. Я не двигался. Не знал, что делать. Неужели он это всерьёз? Не может такого быть! Это же мой папа! Он всегда меня любил, он не мог причинить мне вреда!

В таком возрасте слепое доверие — опасное явление. Мою голову заполнили воспоминания обо всей той любви и доброте, которую папа дарил мне на протяжении моей, пусть и короткой, жизни. Я ему верил. Он был моим отцом. Но… тёмная искра, которой загорелись его глаза, по-настоящему меня пугала. Реальность и воспоминания столкнулись в моей голове, и у меня началась паника.

Отец обхватил петлю рукой:

— Если ты прямо сейчас не подойдёшь, то я возьму Джея вместо тебя.

Брат прижался ко мне лицом. Сквозь плач он раз за разом повторял «нет, нет, нет, нет, нет», и я почувствовал, как моя рубашка пропитывается его слезами. Я обнял его за шею, и почувствал его мокрые волосы. Я слышал свой пульс. Мои губы засохли и растрескались. Дышать удавалось с трудом.

— П-пап, — я начал