Журнал «Если» - «Если», 2006 № 04 Страница 5

— Корона тоже была заколдована! О, какая низость! — воскликнула королева.

— Это была очень тщательная работа. Ее выполнил некто Гаргамфиус, необыкновенно злобный колдун, к услугам которого, как известно, прибегает Зильфрик. Видна его рука.

— Отомстите и колдуну тоже! — сказал король с мрачным видом.

— Я так и задумал, Ваше Величество. Когда все будет полностью расколдовано, я прикажу ювелиру вернуть камень в первоначальное положение. Затем корону нужно будет возвратить Зильфрику, сопроводив письмом.

— Письмом? И это все? Я думал, вы собираетесь вздернуть мерзавца на виселицу! — сердито воскликнул Тарпаш.

— Я и собираюсь, Ваше Величество, но хочу сделать это тонко, — уверил его Кедригерн. — Ваше Величество сообщит в письме, что все ваше королевское семейство долгое время носило корону, и она оказала на всех вас благотворное воздействие как в умственном, так и физическом отношении: вы стали глубже разбираться в государственных делах, в экономических теориях, у вас окрепла память, стало острее зрение, улучшилось пищеварение. Вы начали испытывать большую симпатию к своим собратьям-правителям, и это последнее побудило вас вернуть корону, которую вы считаете слишком драгоценной, чтобы владеть ею. Я предоставляю Вашему Величеству вообразить эффект, который произведет письмо на Зильфрика.

Тарпаш некоторое время раздумывал над предложением, затем громко рассмеялся и захлопал в ладоши.

— Превосходно! Гораздо лучше, чем карательный поход. Такие вещи всегда утомительны. И к тому же дороги.

— Нам хотелось бы, чтобы они страдали! — заскрежетала зубами Яльда. — Почему бы нам просто не пойти на мерзавцев войной и не повесить их?

— Потому что я не собираюсь начинать войну. Кроме того, Зильфрик будет настолько занят, подозревая своего колдуна и борясь с ним, что у него не окажется времени ни на что другое. Займитесь этим немедленно, Кедригерн. Но сначала, — сказал король, подзывая поближе казначея, державшего небольшой резной ларец слоновой кости, — ваше вознаграждение.

Открыв ларец, Тарпаш вытащил тонкое ожерелье из оправленных в золото рубинов, которым обвил шею Принцессы. Кедригерну он протянул черную шкатулку, молвив при этом:

— Так как Нам известно, что вы не любите носить никаких украшений, Мы вознаградим вас самым простым способом.

Волшебник улыбнулся, услышав позвякивание монет и ощутив тяжесть золота.

— И Мы приглашаем вас быть почетными гостями на свадьбе Нашего сына, — закончил Тарпаш, сияя улыбкой.

— С глубокой благодарностью принимаем приглашение, Ваше Величество, — проворковала Принцесса, прежде чем Кедригерн успел придумать причину, по которой они вынуждены отклонить приглашение и незамедлительно вернуться домой, к горе Безмолвного Грома.

— Благодарим вас за честь, — и Кедригерн низко поклонился, тихо вздохнув.

Свадьба Белсирины и Миддри была великолепна. Превосходная кухня, изысканное гостеприимство, роскошный пир. Когда волшебники отправились домой после десятидневного пребывания в замке, даже Принцесса вынуждена была сознаться, что ее желание побыть в обществе удовлетворено. Кедригерн настолько жаждал спокойствия, тишины и одиночества, что произнес едва ли два слова за первые полдня путешествия. Только когда они остановились у ручья отдохнуть и немного перекусить, он слегка расслабился.

— Как чудесно наконец-то отправиться домой, — сказал волшебник, растянувшись на прохладной траве.

— Последние две недели были богаты событиями, — мечтательно произнесла Принцесса.

— Ужасно. Все эти люди, шум… ни минуты в одиночестве… постоянно что-то происходит, — он вздрогнул, вспомнив о свадьбе.

— Прекрасно, — вздохнула Принцесса.

— Видения ада, — пробормотал волшебник.

Полежав на траве в тишине, Кедригерн оперся на локти, посмотрел на небо и как бы безо всякой связи с предыдущим заметил:

— Лучше всего было то, что я разрешил задачу без магии.

Принцесса тут же села.

— А как же обратное заклинание камня?

— Ну, это уже вдобавок. Самого важного я достиг путем размышлений, — сказал Кедригерн, со значением поглаживая лоб.

— Разве люди обращаются к волшебнику не за магией? Разве не за это они платят?

Кедригерн сердито ответил:

— Они платят мне за то, что я знаю, а не за то, что делаю. Я не артист, я волшебник.

— А волшебники занимаются магией, — заявила Принцесса, как будто это объясняло все.

— По необходимости, — уточнил Кедригерн.

Принцесса придвинулась ближе и похлопала его по руке. Он молчал, и она поцеловала его.

— Не расстраивайся. Это были очень впечатляющие размышления. Не думаю, что есть еще волшебник, который способен обходиться без магии.

Кедригерн смягчился, ему захотелось откликнуться на ее изящный жест. Взяв Принцессу за руку, он сказал:

— Ты обошлась истинно по-королевски с Яльдой. Я знаю, что она трудная женщина, но…

— Трудная? Я знавала троллей, у которых манеры были получше! Да еще ее голос… — Принцесса тряхнула головой и состроила гримасу.

— Тем больше тебе чести, что ты была хороша с ней.

— Я думала о Белсирине. Какая милая девушка. Мне не хотелось испортить ей свадьбу.

— Ты была щедра к Белсирине. Какой чудесный кулон ты ей подарила.

— Что ж, мы были почетными гостями. От нас и ожидали чего-то такого.

— Правда? Я не разбираюсь в таких материях.

— Я знаю, — сказала Принцесса кротко.

— Все это кажется настолько лишним. Эти безделушки и пустячки. Вроде ожерелья, которое подарил тебе Тарпаш. Конечно, это прекрасная вещь, тонкой работы, но когда ты будешь носить ее?

— Дорого то, что он об этом подумал. А пустякам, как ты выразился, можно найти практическое применение, — сказала Принцесса с лукавой, понимающей улыбкой.

Он взглянул на нее с сомнением.

— Какое?

— Неужели ты думаешь, что я подарила этой милой девочке просто побрякушку? Конечно, я заколдовала кулон.

— Но дорогая…

— Ничего такого, просто чтобы она могла быть стойкой в спорах. — Принцесса встала и легко и весело покружилась на траве. — Это как раз то, в чем Белсирина нуждается. И то, чего Яльда заслуживает.

Перевела с английского Валентина КУЛАГИНА-ЯРЦЕВА

© John Morressy. Fair-Weather Fiend. 1991. Публикуется с разрешения автора.

Святослав Логинов

Гибель замка Рэндол

Нет ничего живее несвоевременной смерти. Петух с отрубленной головой носится по двору, хлопая крыльями, как при жизни не доводилось, и разве что вместо громогласного кукареканья рвутся из пересеченной шеи кровавые брызги. Выделывая невиданные коленца, пляшет удавленник в петле. И даже к умирающему от тяжкой, все соки вытянувшей болезни за день до кончины возвращается юношеская живость. Среди орудий несвоевременной смерти живее всех — огонь. Огонь родился под центральной лестницей, чье дубовое великолепие скрывало каморку, полную самого дрянного барахла, стащенного нерадивыми слугами. Пыль, тряпки, рассохшаяся мебель, вытащенная из людской и не донесенная до свалки, ветошь, рухлядь, сор… все это занялось разом, словно маслом плеснули, запылало, заиграли языки пламени, лестницу заволокло дымом, отрезавшим обитателям замка путь к выходу.

— Пожар! Горим!.. — нет этого крика. Пусты залы, длинные переходы, комнаты челяди. Никто не пытается спастись, никто не пытается бороться с пожаром. Темные окна одно за другим освещаются одичалым, вырвавшимся на свободу огнем, и через минуту за недавно темными проемами уже не переходы и не парадные залы, а воющая стихия. И лйшь в одном окне на третьем этаже умирающего дома мерцает тихий, прирученный огонек — ночник или лампадка. Но вот там замелькали всполошенные тени, и наконец ударил отчаянный крик погибающих. Кричали в два голоса: один чуть постарше, второй совсем детский, тонкий дискант. Кричали долго, обычно дым заставляет умолкнуть раньше. А потом свет ночника потерялся в грандиозной иллюминации, и слышались лишь хруст, треск рушащихся балок и снова хруст, с которым пирующая смерть пережевывала добычу.

Замок был охвачен огнем от основания до самой крыши, только одна башня, нелепо прислоненная к правому крылу здания, древняя, выстроенная в те времена, когда замок был еще не дворцовой усадьбой, а крепостью, мрачно возвышалась над рушащимися стенами. Огонь обходил ее стороной, да и чему было гореть среди голого камня? И когда с грохотом обвалились крыша и стены верхних этажей, башня осталась неколебимой.

Человек, наблюдавший за бедствием с дальнего холма, отвел взгляд, прикрыл ладонью глаза, чтобы привыкли к окружающей тьме, немного спустился в сторону ложбины, где ожидал стреноженный конь, и начал разжигать свой, мирный огонь. Отобрал среди заранее набранного хвороста сучья потоньше, сложил их костром, повесил котелок с водой.