Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 03 Страница 6

— Впрочем, — произнес точно через силу человек в дубленке. — Впрочем, извини.

Троллейбус остановился, двери разъехались, и произошло нечто неожиданное: в заднюю дверь безо всякого сопровождения ворвались две собаки.

Они были великолепны — большой черный кобель, смахивающий на добермана, и маленькая беленькая сучка, дворняжка с востренькой мордочкой. Они, пожалуй, и не заметили, куда заскочили, они совершенно не смотрели на окружающее: они были влюблены.

Да, именно влюблены! На мгновение собаки неподвижно стали под поручнем, на месте парочки, и, приблизив морду к морде, ласково, неизъяснимо ласково поглядели друг на дружку. И столько истинного, столько вечного было в этом мгновении, что никому из тех, кто повернулся в сторону собак, не пришло в голову прогнать их.

Троллейбус тронулся, и собаки поначалу слегка встревожились из-за того, что пол под их лапами заколыхался, но вскоре испуганное повизгивание сменилось повизгиванием успокаивающим, потом — «разговорным». Склонив красивую продолговатую морду, кобель понюхал под хвостом у сучки — понюхал почтительно и нежно. Именно так, наверное, романтический поэт наслаждался ароматом прекрасного цветка, который жаль сорвать. Сучка с настоящей или притворной стыдливостью отошла, но кобель последовал за ней, словно привязанный за нос. Она неторопливо шествовала впереди, а он сзади, на троллейбусной площадке было где развернуться, и они так и прошли «паровозиком» пару кругов.

Затем собаки свернули в проход между сиденьями и стали бок о бок.

— Ишь ты, какую маленькую подружку себе нашел! — добрым голосом сказала одна старушка.

До этого люди молчали и лишь смотрели на собак, но после реплики старушки заговорили почти одновременно:

— Эх-х, нет фотоаппарата!

— Он же ее раза в два больше… Как же они?..

— Красивый пес! Бывают же такие красивые ублюдки!..

— Смотри, смотри, как ласкаются!..

— Да, чего только не увидишь…

И лишь одна тетка подошла к кондуктору и спросила:

— Почему в салоне собаки? — спросила, а сама глядит на них и мимовольно улыбается.

— Выбегут на остановке, — сказала кондуктор и доверительно добавила: — Я ведь их и сама боюсь.

А собаки жили в своем собачьем мире, жили своей собачьей любовью и полностью игнорировали говорящих. Он склонил тяжелую голову к мордочке подружки, разинул пасть и блаженно прикрыл глаза, а она нежно-нежно покусывала его нижнюю челюсть.

На остановке они без напоминаний выбежали прочь и навсегда исчезли из тесного троллейбусного мирка, а люди еще долго улыбались тихими хорошими улыбками.

Улыбки уже успели растаять, когда вдруг зашипело, затрещало и громкий, пророчески-зловещий голос проскрежетал: «Роддом». Второй троллейбусный круг замкнулся.

Круг третий. Ночная темнота

Второй круг замкнулся, троллейбус остановился и с тюремным лязгом резко распахнул двери. Дядя Паша отвернулся от заиндевелого стекла, отступил на шаг в сторону и тревожно вгляделся в прямоугольник внешнего мира. А извне ночная темнота зорко вглядывалась в него, дядю Пашу, словно тюремщик, который стоит на пороге камеры и вот-вот скажет: «На выход». Никто не вышел из троллейбуса, никто не вошел в него, — вероятно, не хотели мешать свиданию человека и темноты.

Дядя Паша зажмурился: он давно догадывался, что хотя и маскируется темнота, пропитываясь мертвым светом фонарей, на самом деле она черная и захлебнуться в ней проще, чем в чернилах…

Когда он открыл глаза, троллейбус уже мягко плыл по ночному городу, а темноты не было видно.

Многое в салоне изменилось по сравнению с началом предыдущего круга: количество пассажиров уменьшилось настолько, что почти никто не стоял и были свободные места, да и сами пассажиры изменились. Колыбельное колыхание троллейбуса, его беззлобный вой и слепые окна — всё это способствовало безмолвию, и люди молчали, глядя в никуда.

Они нырнули в себя, думая, вероятно, о разном, но — странное дело! — выражение их разновозрастных и разнохарактерных лиц было одинаково. Всмотревшись в такие лица, можно увидеть лик человечества, не искаженный ничем внешним. Лик этот печален, причем печаль, проступающая на нем, не минутная, не случайная, а вечная, вселенская даже… О ней легко забыть и сложно вспомнить; чувство, близкое к ней, возникает, когда мы перебираем свои детские фотографии.

Люди с неуловимым отблеском истины на лицах молчали, а человек в дубленке, будто припомнив или поняв что-то, весело произнес:

— А ведь сейчас, дядя Паша, ночь перед Рождеством. Этой ночью, по Гоголю, нечисть в самую силу входит.

Слова человека в дубленке наложились на ощущения недавнего свидания с темнотой, и дяде Паше стало жутковато. Поспешно содрав наледь со своего оконца, он глянул на звезду, невыразимо мягко светившую во тьме. Внезапно туманный зеленый шар пиротехнической ракеты устремился к звезде, повисел рядом и провалился: кто-то расстреливал остатки новогодних боеприпасов. А дядя Паша неотрывно смотрел на звезду и уже ничего не боялся.

На очередной остановке в троллейбус со смехом заскочили три запыхавшиеся женщины лет тридцати пяти — едва успели. Свободны были только одиночные места, а женщинам, как видно, не хотелось разлучаться, вот и облепила компания продольный поручень на задней площадке, тяжело дыша, но не прерывая разговора, начатого где-то вне троллейбуса. Вошедшие торопливо тараторили, будто читали текст на время, причем текст явно эзотерического содержания. В непролазных дебрях разговора часто раздавалось рыканье: реинкарнация, карма, чакра… И еще мелькало слово «ангелы», в отдельности лазурное, но рядом с рыкающими соседями приобретшее сизый цвет.

— А вот и третье блюдо… — тихо пробормотал человек в дубленке, словно подумал вслух.

Затем он резко припал к уху дяди Паши и безо всякой видимой связи с чем бы то ни было быстро зашептал:

— Почему ты на меня злишься? Я же тебя растормошить хочу, а ты злишься… Зачем злишься? Посмотри-ка вон на них. (Кивок в сторону женского трио.) Они же не просто так хохочут: нарки, наку… — Человек в дубленке осекся, поняв, вероятно, что явно напутал и повторяется. — То есть не нарки, не накурились (это я оговорился), а обычные современные ведьмочки. — Поправившись таким образом, он уже без запинки произнес: — Послушай, у них сейчас разговор любопытнейший… Слушай!

— Так-таки и любопытнейший… — иронично усомнилась одна из женщин.

— Ты о чем? — осведомилась другая, удивленно на нее глянув.

— Просто кое-кто нашим разговором заинтересовался. Говорит, что любопытнейший.

— Кто же это? — почти испуганно прошептала третья женщина. — Я ничего не слышала.

Первая указующе скосила глаза в сторону дяди Паши и человека в дубленке.

— Тот мужичок, что ли? — спросила вторая сомневающимся полушепотом.

— Ну да, — утвердительно ответила первая. — Больше некому…

Третья захихикала в ладошку.

— Да тише ты! — прицыкнула вторая. — Продолжаем разговор и ни на кого не обращаем внимания. О чем мы говорили?

— Об ангелах.

— Точно. Так вот, Олег на семинаре по ангелам про Атлантиду рассказывал. Она и впрямь существовала. То есть был такой материк — Карагуана, а столица его называлась Атлантидой. Атлантийцы были высокие, краснокожие, голова у них была яйцеобразная, заостренная кверху…

— Кверху?!

— Ну да. Непонятно, правда, чем они думали, но цивилизация у них была классная. Лазеры там, кристаллы какие-то, космические корабли, атомная энергия… Еще они владели сферической магией, в смысле телепортацией, и жили по двести восемьдесят лет.

— А откуда Олег всё это взял? — наивнейшим образом полюбопытствовала широкоокая женщина, обозначенная в нашем повествовании третьим номером.

— Откуда?.. — переспросила вторая весьма удивленно. — Из Акаша-хроники, конечно.

— Откуда-откуда? — третья чуть съежилась и прищурила глаз.

— Да темная она — что с нее взять, — успокоительно обратилась женщина номер один ко второй, которая едва в кому не впала оттого, что подруга не знала об Акаша-хронике. — Акаша-хроника — это космический банк данных, — назидательно сообщила она номеру третьему. — Там содержатся сведения о том, что было и что будет. Акаша-хроника — это истина. Некоторые люди умели подключаться к ней: к примеру Будда, Иисус, Ванга, Серафим Саровский. Ну и Эдгар Кейси, конечно же.

— А что за Эдгар Кейси?

— Ну, Эдгар Кейси, знаменитый «спящий пророк». Он впадал в транс и говорил чужим голосом, а за ним записывали.

— Что ж, если чужим голосом заговорил — значит, правда? — простодушно осведомилась третья.

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть! — очень строго, с величавостью одернула вторая. — Слушай лучше про Атлантиду. Так вот, атланты жили в гармонии с природой: параллельно с научными достижениями у них было всё хорошо и на спиритуальном уровне. Почти все они были целителями там, ясновидящими, ну и с ангелами общались.