Выжившим [litres] - Евгения Мелемина Страница 62

гостиничный номер за ней. Подселил мне туда своего ублюдка. Что мне оставалось делать? Мне нужно было выйти замуж, срочно выйти замуж за хорошего человека. Человека, который мог бы меня спасти и сделать вид, что я рожаю не в оплату за наркоту, а по всем приличиям. По всем приличиям, Кит, и в белом свадебном платье с длинным рукавом. Папа никогда меня не любил. Мама была в ужасе. Мне нужна была новая семья. Я завела себе другую семью, избавилась от Сары. Не переживай, мой милый, ты не такой, как она. Тебя я люблю.

Она опустила плечи над тонкой дымовой струйкой и долго молчала. Кит устал ждать продолжения, но подняться и уйти не мог. Он смотрел на свои руки, белые руки, еле-еле тронутые загаром – на плечах после дня, проведенного у реки, появились красные болезненные пятна.

Смотрел на теплые реки синих вен и на выступающую подкожную струну запястья. В груди клокотал и бился тяжелый горький ком. Странный мотылек, пробравшийся в дом, закружился вокруг лампы и пропал.

Миссис Хогарт, услышав легкий стук, обернулась и завизжала, как обнаруженная на чердаке ламия:

– Ну! Ударь меня, Кит! Ненавидишь меня, тебе тошно смотреть… так ударь же!

Он ненавидел, но ударить не смог. Побоялся, что не сможет остановиться и оставит у стола ее растрепанный труп и осколки антикварной чашки с бледными розами.

Уходя, он забрал чашку с собой, как символ той матери, которую знал, – слабой таинственной принцессы с загадочным равнодушным взглядом.

Спящая красавица проснулась и оказалась ведьмой, с готовностью глотающей яд. Бесконечная ведьма, вернувшаяся из комы.

Кит надел джинсы и футболку, нашел в груде нестиранных вещей мятую ветровку и прихватил с собой. Долго, бесконечно долго завязывал шнурки на кедах, надеясь, что мать выйдет и остановит его на пороге. Она не вышла и не остановила, и он ушел в душную летнюю ночь, взяв только телефон – позвонить Томми.

Он не запомнил, сколько ему пришлось ждать и где он ждал. Ему было так страшно и неуютно, словно сегодня был объявлен последний день Помпей, а его заперли в подвале дома у подножия вулкана.

Душная смертельная клетка, а не город.

Мысли перешли в другое русло, туда, где им не приходилось метаться от стенки к стенке. Томми-Попугайчик, сошедшая с ума статуя, и Кит-номер-семьдесят-два, домашнее животное.

Отличная компания. Самое то, чтобы понимать друг друга с полуслова.

– Все совсем плохо, – сказал Кит, когда Томми, в футболке с зеленым принтом супергероя, пришел и встал рядом. – Что мне с ней делать?

Томми вытащил из-за уха смятую сигарету, закурил и ответил:

– Ты никогда не поставишь ее на место. Это бесполезно. Смирись с этим фактом, плюнь и разотри. Мой папаша смирился и сберег кучу нервов, газеты вот почитывает… твой боролся-боролся, а толку? Нам еще хуже – они хоть сами выбирали себе близкого человека и примерно представляли, с чем имеют дело, а мы ничего не выбирали, но огребли то же самое и по полной. Я не представляю, из каких соображений мой отец женился на женщине, которая считает презервативы штучкой из обязательного набора уличной проститутки, но пару раз задумывался, почему я единственный ребенок в семье. Так вот, она кастрировала его. Я уверен, что она трепалась и трепалась, обвиняла и обличала, молилась и обижалась до тех пор, пока его хер не перестал вставать не только на нее, но и на все, что находится от нее в радиусе пятидесяти метров. А так как он не отходит от нее ни на шаг, то жизнь его представляется мне довольно-таки безрадостным мероприятием… Теперь она принялась за меня, и я ничего не могу с этим поделать. И ты ничего не сможешь изменить в жизни твоей матери, Кит.

Дальше все будет выстраиваться так: я ударюсь в религию и буду писать сидя, чтобы не вводить себя в искушение, а ты будешь курить… вместе со своей матерью, и конфликт исчерпает сам себя. Давай поменяемся мамашами? Я предпочту курить.

Он стоял рядом, облокотившись на перила моста. Кит смотрел на его профиль, растрепанную челку, губы, прижимающие фильтр сигареты, и на призрачные дымные потоки, быстро разносимые ветром.

Томми курил только когда волновался. Он пришел сюда ночью, потому что волновался. По той же причине сюда же когда-то пришел Кит.

Две параллельные прямые пересеклись, потому что у них не было другого выбора.

И пока Кит плакал, закрывшись руками кусая рукав ветровки, Томми молчал и не шевелился, а потом вынул из сумки ноутбук, включил его и сел прямо на асфальт.

– Смотри, что я нашел, – сказал он как ни в чем ни бывало, и Кит оценил его спокойствие: своим безразличием Томми не принял слабость, значит, никакой слабости и не было.

Кит последний раз провел по мокрому лицу ладонью и наклонился над экраном.

Несколько секунд он читал выделенный черным список.

– Все это нужно будет где-то найти.

Томми поднял голову и улыбнулся.

– Найти – не такая уж и проблема. Это же не радий с палладием. Проблема в том, что с этим делать дальше.

– Не такая уж и проблема, – в тон ему ответил Кит. – Я смог спланировать садик возле дома, значит, могу спланировать что угодно. Сам знаешь, как здесь придирчиво относятся к садикам… Один лишний розовый куст – и ты преступник.

– Да, – сказал Томми и помрачнел. – Один неверный шаг… и никакой нам Невады.

– Ни одного лишнего куста, Томми. У нас лучший садик улицы.

Двадцать восьмое июля, ноль часов тридцать две минуты. Днем в городе прошло торжественное открытие нового здания мэрии, на конкурсе пирогов победил нежнейший чизкейк миссис Хайтауэр.

В тринадцать шестнадцать мистер Хогарт заморозил семейные счета, открытые на его имя, а в двадцать часов восемь минут он снял на улице шестнадцатилетнюю проститутку Джеки, обреченную на ночь бесполезной возни вокруг его вялого члена.

В девятнадцать часов ноль три минуты было окончательно закрыто дело о смерти Кевина Кленси, скончавшегося от острой сердечной недостаточности.

В двадцать один час ровно миссис Митфорд вышла из церкви и направилась на чаепитие дамского клуба, где готовилось обсуждение опасности феминизма для спасения души, и где злосчастная миссис Холл высказала роковое для нее мнение, что феминизм – это приятное модное течение для тех, кто не хочет постоянно худеть.

И снова ночь. Ноль часов сорок шесть минут. Томми Митфорд и Кит Хогарт все еще считают, что придумывая и прорабатывая детальный план сенсационной бойни, играют в игру.

Им кажется, что все это – очень серьезная шутка, спасительный щит, помогающий