Папенькина дочка - Петр Сосновский Страница 67

Много позже я вспомнил о словах Марии Федоровны, пытался их привязать к произошедшим событиям, но у меня ничего не получилось. Жизнь оказалась значительно сложнее ночных галлюцинаций.

Мне не нравились отношения между женой и ее отцом. Что-то должно было произойти. Я был наготове. Однако о случившемся задумался поздно.

Однажды я находился у родителей Светланы в гостях — заехал за мешком картошки — мы ее уже тогда не покупали, да и не только ее, но и еще многое другое: морковку, свеклу, капусту — все, что можно было взять с огорода, и застал своего тестя возбужденным. Мне он показался странным. Таким его я ни разу не видел. Он же когда Мария Федоровна отправилась на огород еще за чем-то, вдруг неожиданно обратился ко мне.

— Андрей, ты отвезешь меня в Москву? — Я ему отказать не смог и утвердительно кивнул головой. Он тут же бросился в дом и притащил чемоданчик. Этот самый чемоданчик был старый-престарый. У меня сразу же мелькнула мысль, что с ним, наверное, Филипп Григорьевич возвращался с войны и задержался здесь в поселке, а вот сейчас зачем-то достал.

Мой тесть уехал тихо. Пока Мария Федоровна толклась на огороде, он забрался в машину, успокоился и на слова жены, притащившей и бросившей в багажник сетку с капустой: «Ты, что это залез? Вылезай!» — ответил: «Я хочу немного проводить Андрея! Что нельзя?», — «Можно!» — недоуменно ответила Мария Федоровна и махнула на мужа рукой.

Филипп Григорьевич часто твердил, особенно если бывал пьяным: «Все, все брошу и уеду! Я не хочу больше здесь жить. Я не хочу, чтобы меня покарал Аллах. Он все видит. Все!» — У моего тестя давно было в мыслях — уехать. Его поступок, когда он вдруг забрался в салон автомобиля, меня не встревожил. Я, отчего то был уверен, что Филипп Григорьевич быстро одумается и потребует остановить «Жигуленок». Но он этого не сделал. Сидел и молчал. Молчал, даже тогда, когда мы выбрались из поселка и покатили по широкой трассе. Я решил везти его к Николаю Валентовичу и Любови Ивановне, после отправиться к себе домой. А там будь, что будет.

На повороте к дому родителей Филипп Григорьевич вдруг ожил и потребовал:

— Здесь налево! — Я выполнил его просьбу. Теперь у меня не было сомнений — действия моего тестя серьезны. Мне, отчего-то тут же припомнились слова отца: «Филипп Григорьевич давно рвется уехать и разобраться. Для многих там, на родине твой тесть еще не вернулся с войны. А пора бы уже и поставить точку. Что есть, то есть». Давнишний коленкоровый чемоданчик с бельишком и медалями был прихвачен Филиппом Григорьевичем не зря.

Я не знаю, возможно, то, что мне пришлось поучаствовать — отвезти отца Светланы Филипповны на вокзал, возымело действие, и после апатии у моей жены появилась непонятная мне злость: она вдруг вспомнила, что мы в разводе. Еще одной из причин явилось одно мероприятие — встреча Нового года у Крутовых — Михаила и Татьяны, где я перед Светланой Филипповной предстал не в лучшем виде — это из-за того, что на том вечере присутствовала Валентина. Она фигурировала — была одним из героев, вернее героинь в «романе о разводе», пусть и фиктивном, но на мою жену воздействовала, что та красная тряпка.

На том вечере Валентина взяла меня в оборот. Она была зла на своего мужа Виктора Преснова. Едва поздоровавшись, Валентина тут же с порога мне и Михаилу сообщила: «Ваш дружок валяется пьяный в стельку. Ему ни старый год не был нужен, ни Новый год, вот так!»

Что я мог после припомнить — ее приставания были вульгарны. Я чувствовал себя неловко. Однако отчего-то не пресек ее действия и тем самым обидел супругу.

Плюс Анатолий Никитич приложил руку. Я думаю, что он Светлане Филипповне очень часто напоминал о разводе, говорил, что она должна вести себя несколько свободнее, а не быть привязанной к дому.

Это все возымело действие. Светлана Филипповна была женщиной деятельной, в душе лидер, а лидер должен находиться впереди — на баррикадах. Я не сумел ее «завести». Валентина «завела». Зорова снова рвалась в бой. Правда, меня рядом не было. Она одна несла стяг победы, одна. Злость, вызванная ревностью, заставила Светлану Филипповну изменить свою жизнь. Ей трудно было заниматься домашним хозяйством. Оно ее тяготило. Я сто раз считаю, что если бы моя супруга и изменила мне, когда-либо, то только из-за бездействия, апатии, на грани жизни и смерти. Бездействие для нее было этой самой смертью.

Новый год был прекрасен. Он был показателем жизни наших друзей: Михаила и Татьяны. Доходы Михаила Крутова позволили им сделать в квартире прекрасный ремонт, поменять наш советский телевизор на импортный, купить видеомагнитофон, музыкальный центр и даже начинавший заполнять интерьер помещений зажиточных людей — компьютер. На кухне мы порадовались новым приспособлениям — механизмам, необходимым в быту, как объяснила Татьяна — миксеру, соковыжималке, пластиковому чайнику и электрической мясорубке.

Стол был прекрасно сервирован. Все было, начиная от сырокопченой колбасы, сыра Пармезана, дорогой рыбы, оканчивая маслинами — двух видов с косточками и без. Я даже заметил маленькие бутербродики с икрой. В то время это был уже неповторимый шик.

Наши друзья сумели тронуть души незрелых гостей — голодных, давно уже истаскивавших по нормальной еде. Многие уже не один год питались в основном различного вида кашами. А тут такое благополучие. После того, когда желудки были приятно нагружены не только отменной едой, но и прекрасными винами Михаил запустил музыкальный центр. Он все сделал, чтобы продемонстрировать нам его возможности. Вот тогда Валентина и ухватила меня. Она до конца вечера не отпускала. Мне было неудобно танцевать только с ней. Первоначально она должна была дать мне возможность, хотя бы для приличия потанцевать с супругой. Подруга меня моей жене не отдала.

На следующий день я пытался до мельчайших подробностей буквально поминутно воссоздать в памяти тот вечер. Но сделать это мне не удалось, я же не видеокамера в паре с телевизором. Возбужденность от близости Валентины «запортила мне пленку» — «на корочке» в пикантных местах — одни пробелы. Однако, что бы там ни было я и Светлана вышли из гостей вместе. Спали отдельно.