Папенькина дочка - Петр Сосновский Страница 75

Тетя Надя без меня справилась — помогла моему другу Виктору Преснову. Состояние, в которое он попал, его самого тяготило. Не сразу сумел Виктор обрести человеческий облик. Однажды мужик чуть было не замерз. Что его толкнуло — может по привычке, может, вспомнил молодость — добрался на автопилоте до студенческого женского общежития и принялся стучать. Другая бы вахтерша вызвала милицию и все, но тетя Надя разобралась.

— Виктор, ни как ты? — спросила она, лишь только на него взглянула. — Заходи! — Он зашел. Тетя Надя провела его к себе в комнатку. Обогрела. Дала горячего чаю.

Не раз заходил Преснов на огонек к тете Нади. Она усаживала его на топчан и подолгу с ним разговаривала.

— Мне бы работу найти, работу! Разве я не понимаю, что это не жизнь, понимаю!

Тетя Надя пристроила Виктора на работу, правда, не ахти какую, но в то время найти у нас в городе что-то путное было невозможно. Завод, можно сказать — стоял. Работал несколько дней в неделю и не полностью, а отдельные цехи.

— Ну, не беда, — сказал мне однажды друг, когда мы случайно с ним столкнулись на улице, — дворники тоже нужны. Так?

— Нужны, — сказал я. — Иначе мы все потонем в грязи. Будет чисто, в голове станут появляться разумные мысли. А раз так, то и кризис уйдет в небытие. Вот! — Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Жизнь без отца, была не жизнь. Трудно было. Мне его не хватало. Я ждал, что вот однажды услышу его шаги, его голос, но нет, в доме была гробовая тишина. Взгляд у меня был тусклым. Я довольно часто вспоминал слова Валентины: «Что эта за жизнь, зачем она нужна?», а затем ее признание: «Я не знаю, что бы тогда с собой сделала». Жизнь мне, как когда-то Валентине, казалась пошлой. Я не видел в ней смысла, не находил.

Однажды мать не удержалась. Я собирался на работу: неохотно, вяло. Еле двигался. Это ее вывело из себя:

— Андрей! — сказала она. — Взгляни на себя. На кого ты похож? Что с тобой сталось! Ты же таким никогда не был. Я знаю, ты не отец. Николай Валентович любил женское общество. Среди мужиков он был мужик, а вот среди нас женщин кавалером. Оттого за Николаем Валентовичем и ходили женщины косяками. Он умер, а еще долго больше месяца они звонили, и передавали мне соболезнования, и я их принимала, как мне не было горько. А сейчас мне горько за тебя. Ты даже с одной женщиной не можешь справиться. Я знаю, Светлана тебя любит. Но ей тюфяк не нужен. Ты даже зарядку перестал делать! Очнись! — громко, необычайно громко бросила мне мать. — Очнись! Отец тебе поручил заботиться о сестре. Зачем Инге такой брат? Она мучается. Прежде всего от неустройства. У нее на руках ребенок. Ты должен ей помочь, ты должен помочь себе! Вот так!

Я отправился в ванную комнату, стал перед зеркалом и долго на себя смотрел. На лице заросли. Мне даже бриться было лень. Я брился через день, а то и два. Может мать права: я такой никому не нужен. Валентина как на меня смотрела, как смотрела и та оттолкнула. Олег Анатольевич Физурнов напирает на меня, пилит — не зря. Да, я должен стать другим — другим, ни смотря, ни на что. Пусть я не нужен Светлане, но я сейчас как никогда необходим своей сестре Инге. Я должен ей помочь. У нее, благодаря отцу, есть в Москве квартира. Я ее перевезу туда. Устрою на работу — друг отца поможет — он мне обещал, пристрою племянника — сына сводной сестры в детский сад. Я все сделаю!

Для олимпиады, я знаю, уже не гожусь, но я вспомню свои былые заслуги — буду стараться. Зеркало передо мной. Оно не обманет — покажет меня, какой я есть и каким я стану. Я буду стараться. Виктор Преснов — мой друг и тот вылез, и я вылезу наверх — поднимусь на ноги. Вначале ради Инги и племянника, а там видно будет: нужен я себе или же нет — время покажет. И я начал с утренней зарядки. Я делал ее подолгу, неистово — со злостью. Но по мере того, как мышцы наливались силой, — злость уходила — я начинал ощущать радость. Эта самая радость заставила меня увеличить нагрузки. Я стал заниматься после работы — дома у гаража. Для этого мне пришлось привести в порядок свой, так называемый гимнастический арсенал. Я подремонтировал перекладину: поменял столбы, наждачной бумагой почистил штангу. Еще, кроме домашних тренировок, я как раньше стал больше внимания уделять занятиям в техникуме — студенты это заметили, и скоро показали неплохие результаты. Это меня окрылило. Физурнов, наблюдавший издали сказал:

— Андрей Николаевич, я рад за вас! Останьтесь! Я жду ребят. Жизнь сейчас трудна. Смысл ее непонятен. Но у меня квалификация — тренера, и я выполняю свои обязанности. Стараюсь выполнять! Что я тебе хочу сказать, перешел он на «ты»: приглядись к моим ребятам, а затем, возьми и себе крепких, задиристых, готовых на все. Молодежь, она поднимает настроение. Она не дает раскисать. Я, глядя на них, вспоминаю, как сам рос, делал свои первые шаги в спорте. Стране нужны мастера, чтобы там ни было.

Я остался. Мастер-класс — Олега Анатольевича мне пришелся по вкусу. Однако, для себя я решил: ребят, таких как у Физурнова мне уже не найти — он всех подобрал. Я возьму девушек. Девушки проще. Для них спорт — обычная реклама, а не выезд на олимпиаду. Они ведь любят покрасоваться перед ребятами. На спортивных мероприятиях возможности не хуже, чем на подиуме и себя можно показать и успехи продемонстрировать.

Мне для этого нужно было время. Я, работал неистово, не покладая рук, сам, и студентов не жалел.

— Андрей Николаевич, ну, может уже хватит? — говорили они мне.

— Еще минут пять и хватит, — отвечал я им. Проходило пять минут, и урок заканчивался. Занятия для меня обрели смысл. Хандра меня уже не посещала.

Я успевал заниматься не только собой, но и в колледже все делал, чтобы поднять физическое воспитание ребят на нужный уровень, время от времени ездил на московскую квартиру Инги. Ей нужен был ремонт. Я переклеил обои, покрыл лаком полы. Остальное, я рассчитывал сделать после переезда Инги с сыном, но она сидела без работы и поэтому