Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1974 год Страница 8

Откуда этот омуль, если с весны 1969 года запрещен его промышленный лов? И тут сказалось своеобразие Чивыркуйского залива. Воды его кишмя кишат рыбой совершенно различных пород, в том числе и омулем. Особенно много в заливе омуля, когда вода еще не прогрелась под летним солнцем. Отлавливая соровую рыбу, совестливые рыбаки сначала выбрасывали омуля из невода обратно в воду. Но эти рыбы, побывавшие в сетях или неводе, служили кормом для чаек — омуль обязательно погибал, если к его нежному телу однажды притронулась сеть! Тогда специальная комиссия вынесла решение, которое позволяет рыбакам Чивыркуйского залива вместе с соровой рыбой сдавать и омуля. «Долов» — так называется этот омуль, попавший случайно в невод.

Бригада Ивана Малогрошева была оснащена по всем правилам рыбацкого искусства: горделивая, высокая дора с мощным дизелем, две лодки-подъездки с моторными лебедками, бухты канатов, огромный невод и пятнадцать членов команды. Дул встречный ветер. Подъездки на длинных буксирах разбивали в пену встречные волны. Двугорбым верблюдом поднимался в самой середине залива остров Бакланий.

На Бакланьем — птичий базар, рядом с ним — порядочная яма, а в яме живут осетры. Если омуль — царь здешних вод, то осетры — бояре.

По глади залива тянулись цветные полосы различных оттенков аквамарина. Это прорывались с Байкала холодные токи открытой воды. Наша дора с лодками на прицепе пересекла залив и пристала к каменистому берегу. Над всем довлели синие зубцы Святого Носа.

Часть бригады с одним подъездкой осталась на берегу. Дора, на малых оборотах вытягивая из подъездка канат, делала огромный полукруг. Вскоре на воде заплясали черные точки — пошел невод. Завыли моторы лебедок. Когда поплавки подкатились к берегу, рыбаки потянули невод руками. Глаза и руки рыбаков были напряжены: место такое, что рыба может быть всякая. Но по тому, как легко подвигалась к берегу снасть, бригадир Иван Малогрошев понял: в мотне почти пусто. С десяток щук, четыре сига, хариус и... омули! Омулей было чуть побольше десятка, но зато это были настоящие чивыркуйские омули: округлые, тяжелые, с чуть припухлыми жирными брюшками. От рыбы веяло запахом талого снега.

Рыбаки бережно отложили омулей в сторону. Сильные, зубастые, как собаки, щуки устроили в лодке настоящий дебош. Но омули уснули еще в воде, в мотне невода.

С мизерным грузом рыбы мы отправились в Крутую губу. Едва мы вошли в нее, как от берега отвалил рыбацкий бот, отяжелевший от богатого улова. Над водой с криком метались чайки, хватая снулую рыбу. В мелкой волне я разглядел двух или трех омулей, выпавших, очевидно, сквозь прорехи мотни. Я сказал Малогрошеву, что здесь уже делать нечего.

— Крутая не подведет! — с некоторой гордостью ответил бригадир.

По чистоте вода в Крутой губе не уступала той, что в открытом Байкале, и невод Малогрошев Еыметал не вслепую. Он пустил мотор на малые обороты, и мы увидели на дне жирных ленивых рыб. Сорога и окуни почти не боялись мотора и тени доры. Они лениво передвигались с места на место, заплывали под днище. Самыми трусливыми оказались щуки. Бревнообразные рыбины взметались пушечными снарядами, едва их серо-зеленых спин касалась тень лодки. Мы визуально выбрали самое рыбное место и с большим трудом подтянули к обрывистому берегу невод. На базе выяснилось, что вес этой тони составил около двух с половиной тонн! Язи, лещ, окунь, остромордые щуки, карась, сорога... Карась был размером со стиральную доску. Каждая чешуйка величиной с полтинник отливала дымчатой платиной.

Плыли домой на закате. Ангара (1 Ангара — северный ветер (местн.).) катила крутые волны, горбы островов протянули сквозь цветное поле воды косые тени, дыбились над зеленью мысов и сопочек отвесные стены Святого Носа. Гольцы как бы беззвучно гудели, пели. Задумался старый рыбак Григорий Худяев, задумался Иван Малогрошев, который здесь родился и вырос и видел эти горы тысячу раз, задумался весельчак, душа-человек Олег Никонов, приехавший в эти края недавно, но, похоже, навсегда...

Бригада Малогрошева выгружала рыбу до глубокой ночи. У пирса принимала ящики «Слава», а рядом с ней стоял рыбнадзоровский катер. Оказалось, что инспекция рыбоохраны приехала снимать табу с озера Арангатуй. Еще вечером были подняты из протоки заградительные сети, и рыбацкие доры с подъездками на прицепе вошли в неглубокие воды Арангатуя. Отмели озера густо оплели капроновые сети, и уже в полночь, в шуме щучьих всплесков, они опустились на дно — так много здесь было соровой рыбы. Омуля-«искусственника» никто не видел.

Старейшины-рыбаки судачили на все лады, и кто-то высказался, что пусть бы на Большой речке и в устье Селенги разводили омуль искусственно («там промышленность, вредные стоки, судоходство!»), а в Чивыркуе лучше бы оставить так, как задумано самой природой, благо здесь нет помех для нереста рыбы. Старики высказали в эту ночь много разных идей, мудрых и оригинальных, как сохранить ценную рыбью породу; и будь поблизости представитель Министерства рыбного хозяйства, он, уверен, взял бы эти разговоры на карандаш. Конечно, рыбаки не обговорили всех проблем — одной темной байкальской ночи для этого мало. Скорее всего они ставили эти проблемы, чтобы решить их завтра и, быть может, в другой обстановке. А решить их необходимо, и как можно скорее, ибо от этого зависит будущее Байкала...

В Усть-Баргузин я опять шел на «Славе». Бросил прощальный взгляд на Катунь, узкой лентой врезавшуюся в залив, на двугорбый остров Бакланий. Впереди лежали тихие, ничем не тронутые леса и воды Баргузинского заповедника. «Слава» шла, вся пропахшая гольцами и рыбой, в блистающих водах утра, и ничто не нарушало тишины, в которой зарождался день.

Н. Яньков, наш спец. корр.

Марс мнимый и подлинный

Каналы на Марсе. Жизнь на Марсе. Искусственные спутники Марса... Какие все это были волнующие гипотезы! Какие жаркие споры велись на эти темы всего несколько лет назад! Нет на Марсе каналов — это всего лишь неправильные цепочки кратеров. Нет огромных искусственных спутников — безмолвных свидетелей неведомой и великой цивилизации. Прекрасные иллюзии рассеялись как дым, и спорить тут больше не о чем. О чем же спорят специалисты сегодня? Ну, скажем, о том, есть ли в атмосфере Марса угарный газ и в каком количестве...

Еще лет десять назад мы знали Марс полулегендарный, сегодня мы имеем дело с Марсом реальным. Внешне последний куда как менее интересен. Зато это подлинный Марс. Вернее, он все более становится подлинным. И здесь мы убеждаемся в несбыточности еще одной иллюзии. А именно: думалось — вот обследуют Марс аппараты, вот получим мы детальные снимки поверхности, и загадки разрешатся, наступит ясность, Марс перестанет быть «странным незнакомцем».

Ничего подобного не произошло. Да, кстати, и не могло произойти: наука в своем движении возбуждает едва ли не больше вопросов, чем разрешает. И в этом смысле неважен предмет изучения: Марс ли, живая клетка или психология коллектива. Поверхностные вопросы сменяются более глубокими, приблизительные ответы уступают место точным, а конца познанию нет и не будет.

Так как же выглядит сегодня Марс, Марс, так сказать, «образца 1974 года»? Все ли тайны его на уровне, например, сколько там угарного газа в атмосфере и почему?

Космическая скорость познания

Планета Марс, какой она была десять, сто и тысячу лет назад, такой, разумеется, и осталась. Но скорость познания возрастает сегодня, можно сказать, пропорционально квадрату времени. Оттого облик Марса, отпечатанный в нашем сознании, меняется уже не по дням, а по часам. Гипотеза Скиапарелли о «марсианских каналах» просуществовала чуть не столетие (у многих на полке еще стоят книги, где изображен рисунок этих «каналов»). Сейчас не то что гипотеза — знание не может претендовать на столь завидное долголетие.

Судите сами.

Всего одиннадцать лет назад крупнейший американский астроном Уиплл писал: «Наши знания о Марсе остаются все еще неполными, а понимание его истинной природы лишь немного возросло по сравнению с тем, что мы узнали после первых триумфальных открытий, сделанных при помощи телескопов опытными наблюдателями».

И вот наглядное тому доказательство. В 1963 году тот же Уиплл утверждал, что, «так как сила тяжести на Марсе меньше, чем на Земле, давление на его поверхности не превышает 1/6 давления на уровне моря на Земле». Иначе говоря, разреженная у Марса атмосфера, но все-таки ее можно сравнить с земной где-нибудь на уровне вершин Гималаев.

Но уже в примечании к русскому изданию книги (1967 год) ее редактор, известный советский исследователь Марса В. И. Мороз, написал: «По современным данным, основанным на наблюдениях и измерениях, произведенных с помощью аппаратуры, установленной на борту «Маринер-4», атмосферное давление у поверхности Марса примерно в 100 раз меньше, чем у земной поверхности».