Остров Дохлого дракона. Часть вторая - Андрей Шоппер Страница 8

— А эльф-то хоть жив ещё? — снова забеспокоился о друге Ивашка.

— Вроде дышит. Я ему к губам зеркальце прикладывал, оно запотело, — пожал плечами Хулкур.

— А внутренним зрением ты на него смотрел? — не унимался шкипер.

— Смотрел, — кивнул баньши, — Сундучок этот проклятый теперь намного синее стал. Жёлтой энергии почти не видно. А у мага еле-еле синяя энергия видна, это сундучок её, наверное, высасывает.

— Надо его как-то отобрать у мага, — предложил Толстун.

— Он ведь сказал, чтобы его никто не трогал, — напомнил Ивашка.

— Ну, и что? Будем ждать, пока этот ящик из него всю энергию выкачает? — повысил голос боцман.

— А если ему в руку «огни Агавы» положить, — задумчиво посмотрел на баньши Ивашка.

— Кто его знает? — тоже задумался Хулкур.

— А как положить, если нельзя к нему прикасаться? — вмешался Толстун.

— Может не обязательно в руку? — вдруг предложила Натали. — Быть может, можно просто на грудь?

— Правильно, — обрадовался Ивашка. — Пошли.

Процессия двинулась к каюте мага. Шкипер только взглянул на него и сразу понял, что жизнь уходит из его длинного нескладного тела. Кожа пожелтела. Нос заострился. Глаза впали, и в полутьме каюты казались двумя провалами на черепе.

— Вот в ямку у шеи и положи, — показал пальцем на ложбинку между ключицами Толстун.

Ивашка аккуратно взял камешки кончиками пальцев и стал медленно подносить к груди колдуна. Когда оставалось всего несколько сантиметров, гном почувствовал, как стали нагреваться красные искорки у него в руке, как поток энергии хлынул с них к эльфу. Испугавшись, шкипер отдёрнул руку.

— А если этот сундук проклятый просто выкачает из камней всю силу. И не будет у нас ни камешков, ни мага, — неуверенно огляделся Ивашка.

Друзья молчали. Ивашка снова посмотрел на эльфа. И спросил себя, что для него дороже — эти два камешка или жизнь эльфа. И уже уверенно протянул руку и положил оба камешка точно в ямку у шеи. И сразу отдёрнул руку.

Но ничего такого в первую секунду не произошло. Время шло, а камешки лежали на груди у мага и ни как ему не помогали. Уже готов был раздаться разочарованный вздох, только тут стоявший ближе всех к колдуну Ивашка предостерегающе поднял руку и сделал шаг назад. И тогда все заметили. Две красные искорки стали разгораться. Что там происходило на магическом уровне? Сначала они были как язычки пламени, потом становились всё ярче и ярче, вот они уже сверкали как солнце в морозный ясный день.

— Он сгорит, — прошептал за его спиной кто-то.

Ивашка даже не оглянулся, до боли в глазах, до слёз, всматривался он в горящие искорки. И уловил тот момент, когда свечение стало меркнуть. Все тусклее и тусклее. И вот это уже снова два маленьких горящих уголька. Ивашке показалось, но уверенности не было, что свет этот стал немного другим, не тёплым розовым, а зловещим малиновым.

Все в каюте хранили молчание, ждали чего-то. И ничего не происходило. Медленно, минута за минутой, тянулось напряжённое ожидание. И кто его знает, сколько бы это продолжалось, если бы не ударил колокол. Били склянки. И тут же лопнула тишина. Все заговорили одновременно. И всех волновало одно и тоже.

— Что теперь делать?

— Хулкур, — позвал шкипер.

— Надо посмотреть на него внутренним зрением, — догадался баньши.

— Попробуй, — Ивашка отступил назад, пропуская вперёд колдуна.

Гномы стояли и ждали, пока баньши обследовал мага.

— Ничего не изменилось, — проговорил, наконец, Хулкур.

— Как так, — удивился Толстун, — а весь этот фейерверк тогда зачем.

— Не знаю, — и только баньши это проговорил, как эльф открыл глаза.

Тихонько ахнули Натали и Леночка, и снова установилась тишина.

Маг лежал неподвижно, и даже веки с ресницами не шевелились. Ивашка сделал шаг вперёд и попытался заглянуть магу в лицо. И тот отреагировал на это движение, его зрачки переместились с потолка на гнома. И слабая улыбка тронула безжизненные губы.

— Живой значит! — радостно сообщил Ивашка остальным.

Эльф попытался, было встать, но на груди его по-прежнему стоял злополучный сундучок.

— Сними его, — обратился маг к Ивашке.

— Ну да, неуверенно отпрянул тот.

— Уже можно, — эльф сделал ещё одну попытку привстать.

И Ивашка решился. Он протянул руку и заставил непослушные пальцы сомкнуться на ручке. Она была приятно тёплая, наверное, рука эльфа нагрела. Сундучок оказался неожиданно тяжёлым и рука гнома, не ожидавшая такой тяжести, разжалась, и оббитый металлом угол врезался в доски пола. От удара, от неожиданности все кто находился в каюте, вздрогнули и отпрянули к двери. И только Ивашка остался стоять как вкопанный. Он смотрел на сундук. От удара крышка его открылась и откинулась в сторону — голубое свечение заполнило каюту. Внутри сундук был оббит, синим бархатом и в нём был только один предмет — большой прозрачный голубой шар. От него и шло это холодное мёртвое сияние. И оно жило своей потусторонней жизнью. Волны света то заполняли каюту, то отступали, оставляя синеву раннего зимнего утра.

Ивашка оглянулся на друзей — все они стояли заворожённые магическим светом. Гном перевёл взгляд на эльфа. В синем свете лицо того напоминало маску. Жизнь, казалось, навеки покинуло мага. Но нет. Вот он снова открыл глаза. И теперь уже спокойно сел на кровати. Потом неспешно свесил ноги на пол, встал, его качнуло, и Ивашка хотел, было броситься на помощь, но эльф выровнялся сам, сделал шаг к сундучку, наклонился и легко закрыл крышку. Лязгнуло железо обивки, и свет пропал. Сразу стало почти темно. Эльф открыл ладонь, на ней ярко горели «огни Агавы» и этим крошкам удалось рассеять полумрак и осветить каюту цветом заката.

Ивашка первым пришёл в себя.

— Что это в сундуке?

— Потом. Всё потом, — эльф устало опустился на кровать.

— Он, наверное, голоден, четыре дня ничего не ел, — вмешалась Натали.

— Точно. Я бы с удовольствием перекусил, — широко улыбнулся ей эльф.

И всё волшебство разом исчезло. Обычная каюта. Свист ветра в открытом иллюминаторе, запах моря.

— И я голоден как тролль, — схватился за заурчавший живот Ивашка.

Ели молча. Все ждали, когда заговорит, и что-нибудь, объяснит эльф. Но маг упорно хранил молчание, только успевал набивать рот фруктами. Только как ни медленно тянулся запоздалый обед, а