Развод. Высекая из сердца - Анастасия Дмитриевна Петрова Страница 8

Она определенно хочет, чтобы я разгадала этого крокодила, но я не могу. Пью вино и судорожно ищу догадки.

— Что? — вопросительно смотрю на нее, а она глубоко вздыхает.

— Если он сказал, что изменил, потому что не любишь…значит, что не чувствовал этого от тебя. И прежде чем ты начнешь верещать, я объясню. Они ведь все кобели, любят глазами. Это восхищение, слова любви, какой он молодец, какой замечательный, практичный, умный. Ну просто, черт возьми, нереальное существо какое-то…

Смотрю на нее с отчетливым скепсисом.

— Ну и что?! Двадцать лет значит вместе, а тут вдруг, бедный несчастный, не любят его?! Абсурд, Лесь!

— Моя хорошая, ты у меня слишком самодостаточна, чтобы того, что было у вас в школе хватило на всю жизнь…

— Подожди, то есть ты хочешь сказать, что я реально виновата в измене своего мужа?! — ошарашенно смотрю на нее, с готовностью бросить этот бокал об стену.

— Нет, Дариш. Я хочу сказать, что вы совершенно перестали друг друга понимать, и разговаривать. — поджимает губы: — Я ни на йоту не оправдываю его, и с энтузиазмом настучала бы каблуком по голове. Но не может быть такого, что он изменил, потому что кого-то полюбил. Скорее он сделал это…

— Потому что думает, что я с ним для галочки? — пытаюсь закончить за нее предложение.

Она пожимает плечами, а я сижу в полнейшей прострации.

— Просто подумай, у вас уже ячейка общества, каждый при деле, дочушка золото… — продолжает она: — И пока он испытывал необходимость в себе, тебя например, поддерживать, проблем ведь не было. А сейчас, ты отключилась, тебе это не нужно и он…

— Почувствовал себя лишним…— со стеклянным взглядом в стену заканчиваю за нее.

— Да. — с сочувствием подтверждает подруга.

Тру лицо, отставляя бокал на столик, уже нет сил переживать, честное слово. А голова просто не может уложить и переваривать этот разговор, однако, отпечаток он оставляет.

И я решаю, что как бы то ни было, подумаю на эту тему. Но от прежней цели не откажусь.

Какая бы причина не была, даже если и я виновата, содеянного уже не изменить. Я не смогу ему теперь верить…никогда.

Профукать все крайне просто, одним действием. А вот восстанавливать сломанное, увы, не всегда возможно.

— Ты взяла визитку той конторы? — шумно выдыхая спрашиваю у нее.

Олеся тут же кивает и лезет в карман своих джинс.

— Вот. Я уже там переговорила с одним… — между делом сообщает: — Ярослав. Если что не женат, детей нет. — добавляет со смешинками в глазах.

— Сбрендила?! — вылупляю на нее глаза.

— Ну а что?! Крайне хорош собой. Крайне. — наклоняясь вперед, показывает знак класс: — Не Исаков конечно, но рядом бы постоял.

Смеюсь на высказывание, откровенно хохочу.

Но вместе с тем, мой скоро бывший муж максимально привлекательный мужчина. Несмотря на ситуацию, я способна трезво оценивать его мужскую красоту.

— Придумаешь тоже… — наконец, успокоившись отвечаю: — Назначу встречу. По разделу имущества скорее всего проблем не будет, зная Марата. А вот с самим разводом, вопросик. — снова беру вино, желая чтобы хоть немного расслабило.

— Марат, скорее себя только с трусами и оставит, Дарина. Не глупи. — серьезно замечает подруга: — Ну а с получением согласия и Ярославчик помочь сможет…

Подруга играет бровями, снова вызывая взрыв нашего хохота. И я хотя бы ненадолго позволяю себе просто абстрагироваться.

Глава 8

— Ариш, я тебя заберу после пяти, хорошо? — подъезжаю к детскому спортивному центру, где дочь занимается гимнастикой.

Иногда походы туда сопровождаются слезами и криками, я давно предлагала ей закончить занятия, но она каждый раз сквозь свои слезы, нежелание идет туда. Я не смею ей запрещать.

Как только Арина родилась, мы сразу с Маратом выбрали определенную тактику в воспитании. Слушать ребенка и проявлять интерес к ее желаниям. Захочет бросить гимнастику и пойти играть на пианино — пожалуйста, запрещать не станем.

И каждый раз, когда она идет на занятия с прискорбным выражением лица, я предлагаю ей выбор. Не давлю на нее, не вынуждаю. И она, как самостоятельная личность, делает его. И почему-то всегда в пользу того, чтобы продолжить заниматься гимнастикой.

Характер у нее смешанный. Иногда проскальзывают мои черты, а иногда я смотрю на нее и думаю, что она вылитый Марат.

Например, когда ей что-то нужно, она не ведет себя как обычная девчонка. Не прибегает к папе на ручки, не садится к нему на колени и не выпрашивает. Она подготавливает целую аргументацию, почему ей эта вещь нужна и почему именно сейчас.

И это стопроцентная черта Марата. Он прагматик, все любит просчитывать, составлять план, заглядывать в будущее и наперед анализировать события.

И дочь такая же.

А я нет. Я другая. Я живу здесь и только сейчас. Потому что детдом научил меня одному правилу — будущего может и не быть, а если и будет, то не самое радужное. Не знаю почему, но нас было принято воспитывать под каким-то вечным гнетом, упреками, иногда даже битьем.

Я еще тогда себе сказала, что никогда в жизни не стану так обращаться со своими детьми. Но воспитатели и не были мне родителями.

Единственная проблема, которая осталась со мной, это некая отстраненность и холодность. По отношению к людям в целом. С дочкой я так не делаю, она мой ангелок, и самый важный человек.

Но вот с остальными… Это происходит непроизвольно. Если человек поступает иначе, в разрез с моими принципами, то я закрываюсь и гну свою линию. Не гибкая. Вовсе.

— Ты на работу? — дочь допивает яблочный сок из картонной коробочки, издавая трубочкой гудящие звуки.

— Нет, хочу съездить на нашу квартиру старую. Помнишь, мы там жили до того, как ты в школу пошла?

— Не-а, — дочь мотает головой, — Не помню, ма.

— Ну… Тогда для тебя все будет в новинку, — улыбаюсь ей.

— Что именно? — она супит свои бровки, совершенно не понимая, куда я веду. Не знаю, нужно ли ей говорить прямо сейчас. Или стоит сказать чуть позже.

— Ничего, котенок. Расскажу потом. Сюрприз будет!

Она как-то косо на меня смотрит, молчит, разминая пальцы на своих руках. Нервничает.

— Хороший? — говорит так тихо, что я